– Расскажите мне, что случилось, – попросил Проктор тихим голосом.
Пилот с трудом проглотил слюну. Лицо у него посерело, покрылось потом, словно он вдруг понял, какая ему грозила опасность.
– Я почти ничего не знаю, – ответил он. – К сожалению, мало что могу вам сообщить.
– Скажите то, что знаете.
– Он не выпускал нас из кабины.
– Кто?
– Этот человек. Человек, который зафрахтовал самолет.
– Человек со шрамом?
Пилот кивнул.
– Что еще?
Человек снова проглотил слюну:
– Неприятности начались после нашей посадки в Акжужте. Я дремал в кабине. Марк – второй пилот – разбудил меня. Я увидел, как в самолет села другая девушка. Потом я услышал крики, звук тяжелого удара. И вот тогда… – Он помолчал. – Этот человек вошел в кабину и сказал, чтобы мы взлетали и оставались в кабине до посадки здесь, в Намибии. Он дал нам утки, сказал, чтобы мы пользовались ими, если понадобится.
Похоже, пилот увидел что-то в глазах Проктора, потому что слова посыпались из него как горох:
– Послушайте, я ничего не видел. В Шенноне она вошла в самолет на своих ногах. А когда мы приземлились здесь, ее увезли на каталке. – (Пауза.) – Когда мы пошли на посадку, он… проинструктировал нас. Что говорить официальным лицам, я имею в виду. Он сказал, что у нее всю жизнь были проблемы с сердцем. Смерть на больших высотах – это иногда случается.
– А блондинка? Кто она такая, эта блондинка?
– Не знаю. – Пилот покрутил головой. – Вы не могли бы отпустить немного?
Проктор ослабил хватку.
Пилот кивнул в сторону лобового стекла кабины:
– Вон он. Официальный представитель, который опрашивал нашего пассажира.
Он показал на невысокого человека лет шестидесяти, в форме. Тот стоял под осветительными приборами у терминала, в центре небольшой группы людей.
– Уж он-то знает больше всех, – сказал пилот.
Проктор посмотрел на него долгим тяжелым взглядом. Потом толкнул его назад в пилотское кресло и быстро вышел.
Когда Проктор подошел к группе, официальный представитель взглянул на него устало, но доброжелательно. У этого человека очень короткие, жесткие белоснежные волосы. Увидев Проктора, остальные отошли в сторону.
– Goeienaand[7], – сказал человек.
– Goeienaand, – ответил Проктор. – Мое naam – Проктор.
Он знал, что, хотя официальный язык в Намибии английский, большинство людей более бегло говорят на африкаансе – языке, который он немного изучил, участвуя в разных секретных операциях.
– Praat Meneer Afrikaans?[8] – спросил человек.
– Ja, ’n bietjie. Praat Meneer Engels?[9]
– Да, – ответил человек, переходя на английский с заметным акцентом.
– Baie dankie[10]. – Проктор указал через плечо на «бомбардир». – Я по поводу молодой женщины, которую увезли с этого самолета.
– Меня зовут Масози Шона. Я главный менеджер. – Он покачал головой. – Печально. Очень печально.
– Что произошло? – спросил Проктор.
Шона уставился на него:
– Простите, но почему вы интересуетесь этим делом?
Проктор помедлил мгновение.
– Моя дочь. На этом самолете летела моя дочь.
Лицо менеджера, и без того серьезное, приобрело скорбное выражение.
– Мне жаль. Очень жаль. Ее нет. Умерла в полете.
Проктор не спал – вернее сказать, не спал по-настоящему – более тридцати шести часов. С момента выезда из дома 891 на Риверсайд-драйв он постоянно пребывал в напряжении и испытывал ужасное волнение. И теперь он почувствовал, как что-то сломалось в нем. Он не заплакал – он не плакал с шести лет, – но голос его задрожал, а глаза увлажнились. Он не стал скрывать свое состояние, поскольку оно отвечало его легенде.
– Пожалуйста, помогите мне. Я… я преследовал их. Прилетел сюда слишком поздно. Asseblief…[11] Мне необходимо знать, что произошло. Вы меня понимаете? Необходимо знать.
Человек по фамилии Шона взял его под руку:
– Мне очень жаль. Я расскажу вам все, что знаю, хотя знаю я совсем немного.
– Что… что случилось с ее телом?
– Его увезли, сэр. На частном транспорте.
– А расследование? Патологоанатом? Почему ее не увезли в больницу… или в морг?
Человек покачал головой:
– Все было организовано еще до посадки. Встречать самолет вызвали доктора. Он провел первоначальный осмотр и подписал бумаги.
Проктор ничего не сказал.
Менеджер сочувственно пожал плечами:
– Вы должны понять. Я тут главный менеджер, но я не владею ситуацией.
Проктор понял. Это вам не Америка. За определенную сумму денег можно обойтись и без протоколов.
– Но моя дочка, – услышал Проктор свой голос. – Моя маленькая девочка… Вы абсолютно уверены, что она умерла? Как я могу знать, что это и в самом деле она? Может, это был кто-то другой.
Менеджер немного оживился:
– У меня есть способ помочь вам удостовериться в этом.
– Что угодно.
Колебание.
– Наверное, для вас это будет нелегко.
Проктор отмел его слова взмахом руки.
– Тогда идите за мной.
Человек повел его в терминал, через несколько открывающихся в обе стороны дверей, потом вниз по довольно убогому, явно служебному коридору. Ближе к концу коридора он открыл одну из многочисленных дверей и жестом пригласил Проктора войти. В комнате стояли столы и с полдюжины видеомониторов с компьютерами. Когда они вошли, двое мужчин в рубашках с короткими рукавами подняли голову. Несколькими короткими словами на африкаансе Шона выпроводил их из комнаты.
Он посмотрел на Проктора:
– А теперь, боюсь, я должен попросить вас о некотором возмещении. Поймите, это не для меня, но… – Он кивнул в сторону двух человек, только что вышедших из кабинета службы безопасности.
– Конечно. – Проктор вытащил из сумки несколько купюр.
Шона сунул деньги в карман и показал на ближайший монитор:
– Тут не много.
Он сел за стол, Проктор встал рядом. Несмотря на малые размеры и запущенный вид кабинета, система наблюдения аэропорта была на относительно современном уровне. Шона набрал на клавиатуре несколько команд, вытащил DVD из ближайшего компьютера, посмотрел на кассетницу рядом, вытащил другое DVD с надписью красным маркером и вставил его в компьютер.
Он снова постучал по клавиатуре, и на экране появилось зернистое изображение с таймкодом. Это был «бомбардир» – самолет Диогена. Пассажирская дверь открылась, был спущен трап. Проктор увидел, как человек в полотняном костюме, вероятно доктор, поднялся по трапу в самолет, а за ним двое санитаров в медицинской одежде. Шона ускоренно прокрутил запись вперед. Из двери появился доктор с пачкой бумаг в руке. За ним вышла молодая блондинка, незнакомая Проктору. Даже на записи низкого качества он разглядел ее точеные скулы и светлые глаза. За ней шли два санитара с носилками. На носилках лежало тело, укрытое простыней. Затаив дыхание, Проктор следил за тем, как санитары с трудом спускаются по ступенькам из пассажирского отделения. Когда они добрались до последней ступеньки, первый санитар споткнулся, тело на носилках слегка сдвинулось и простыня частично соскользнула с лица.
– Остановите! – вскрикнул Проктор.
Изображение замерло. Проктор подался к экрану и уставился на него, не веря своим глазам. Его мир рухнул.
Остановленный кадр – зернистый, пересеченный горизонтальными линиями, которые медленно поднимались по экрану, – говорил сам за себя. Картина была слишком очевидной: темные волосы, полные губы, широко раскрытые фиалковые глаза, прекрасное некогда лицо, замершее в гримасе ужаса.
Проктор опустился на ближайший стул. Больше обманываться было нельзя. Констанс умерла. Никакими сердечными заболеваниями она не страдала. Она не могла умереть от естественных причин; ее убили. Убили! И убийцей был Диоген.
