Сергей тяжело вздохнув, окунул лицо в ладони и несколько минут сидел молча, размышляя о чем-то о своем. Как ни крути, но выбор делать надо: либо он с Викой, либо… Нет, он не боится сложностей: ноги есть, руки есть, а это самое главное. Да, Вика ему нравилась, с ней было тепло, уютно, спокойно. Сережке иногда казалось, что его еще никто так не любил, как этот черноглазый бесенок. И какой черт его дернул тогда обидеться на нее? Надо было просто Ване морду набить! А, может, ему просто страшно стало? Страшно, что он с каждым днем все сильней и сильней привязывается к девушке, а кому хочется всю жизнь чужой крест нести? При этом Сергей прекрасно понимал, что от судьбы не уйти. А на этот раз судьба, видно, с ним в бирюльки играть не собирается: что дали, то и бери. И он не гордый, он возьмет. Вот прямо сейчас возьмет и поцелует Вику.

Девушка этот поцелуй могла сравнить с медом: он был такой же сладкий и тягучий. Если б была возможность, она бы им вечно наслаждалась. Но вот уже Сережкины губы отпрянули от ее губ, но встретились глаза.

– Прости меня, дурака, – чуть слышно прошептал он. – Сам не понимаю, что нашло.

– Глупо ревновать к прошлому. Знаешь, ты мне понравился с самого первого взгляда. Помнишь, когда Катюха нас познакомила? Ты тогда еще вихрем пронесся по комнате и даже руки мне не подал, помнишь?

– Помню, просто я тогда первый раз видел человека такого, как ты.

– Напугался? – добродушно улыбнулась Вика.

– Глупости не говори! Просто было как то не по себе, не в том смысле, что ты какая-то не такая… Я же никогда раньше не общался с такими людьми. Если честно, то я поначалу боялся тебя даже на руки брать: мне все казалось, возьму тебя не так и что-нибудь сломаю.

– А сейчас?

– Сейчас? – томным голосом проговорил Сергей и вновь накрыл Викины губы жарким длинным поцелуем.

– Не бросай меня больше, слышишь, не бросай! Я так устала от предательства. Сначала родители, потом сестренка… – Вика сглотнула слезы и посмотрела куда-то в небо. – Потом… Неважно, кто потом. Вся жизнь моя ‒ сплошное предательство, я никому не нужна. Нужна тогда, когда есть, что с меня взять, а так…

– Ты мне нужна, – как на духу, выпалил Сережка и посадил Вику к себе на колени. – Давай, завязывай это мокрое дело, все у нас будет хорошо! – он посмотрел на девушку виноватым взглядом. Снова он ей обещает, что все будет хорошо, да только откуда оно возьмется, это хорошее? У него, как в той песне про белого лебедя. Обняв Вику, Сергей замурлыкал до боли знакомую мелодию.

– Спой, ты же умеешь, – Вика улыбнулась и поудобнее устроилась у Сережки на плече.

– Я куплю тебе дом

У пруда, в Подмосковье,

И тебя приведу

В этот собственный дом!

Заведу голубей,

И с тобой, и с любовью

Мы посадим сирень под окном.

А белый лебедь на пруду

Качает павшую звезду,

На том пруду,

Куда тебя я приведу.

А пока ни кола,

Ни двора и ни сада,

Чтобы мог я за руку тебя

Привести!

Угадаем с тобой,

Самому мне не надо

Наши пять номеров из шести.

– Сереж, я люблю тебя сильно, сильно! – хлюпая носом, проговорила Вика, покрепче прижимаясь к любимому.

– Знаю, я тоже тебя люблю! Очень, очень! Но…

– Но, что «но»?

– Вик, мне самому жить негде. Сейчас на Зинку найдет, она выгонит меня и что?…

– Надо квартиру искать, у меня уже есть вариант, думаю, не откажут.

– А мать что говорит? – напрягся Сергей.

– Ничего хорошего! И вообще, это моя жизнь, я уже взрослая девочка и в маминых советах не нуждаюсь. Когда она себе выбирала мужа, то моих советов не спрашивала, теперь пусть молчит, – тяжело вздохнув, Вика посмотрела на Сережку и добавила: – Если вдруг придется жить в землянке, сарае или неизвестно где, я готова: лишь бы с тобой!

– Дуреха ты моя, дуреха! Да кто ж тебя поведет в сарай? – прижимая Вику покрепче, Сережке хотелось разрыдаться. Какой же он и правда дурак, если до сих пор не понял, кого в этой жизни нашел? А нашел он свою половинку, которая будет рядом с ним и в счастье и в горе.

– Знаешь, мне после Ежевска уже ничего не страшно, – тяжело вздохнула Вика. – Ни подвалы, ни сараи, все равно ты со мною рядом будешь.

– А о каком Ежевске ты говоришь? – с неподдельным любопытством спросил Сергей.

– Да, так…

– Нет, дорогая моя, так не пойдет! Сказала «а», говори и «б». А то ты обо мне почти все знаешь, а я…

– Вот и поговорили, – услышав, как тетка Зинка отчитывает дядьку Кольку, Вика тяжело вздохнула. Она прекрасно знала, что сейчас начнется, точнее, уже началось.

Опять эта гребаная Зиночка кричит, чтобы мужики квартиру искали, черт бы ее побрал! Вика посмотрела на Сережку и с мольбою в голосе попросила:

– Сереж, пожалуйста, не обращай на эту дуру внимания! Поорет, да перестанет. Все равно пока идти некуда.

Сергей прекрасно понимал, что Вика права, но этот его вспыльчивый характер. Как порох от спички, вспыхивает. А потом одному Богу известно, куда его черт понесет. Хорошо, хоть Вика рядом: вон как вцепилась в руку.

– Завтра чтобы вашего духу здесь не было! – Зинка ураганом пролетела по комнате.

– А почему не сегодня? – съерничала Вика.

– А ты вообще молчи, – рявкнула Зинка. – Я сейчас Быкова видела.

– И чё? – улыбнулась Вика и приготовилась слушать очередную сказку. Тетя Зина такая: куда тот Пушкин попал, такое сочинит…

– Улыбайся-улыбайся, – угрожающе сказала она. – Быков завтра на разборки приедет, кто-то ему сказал, что тебя тут хором е***т.

– Ты чё такое говоришь! – подорвался Сережка, но Вика крепко вцепилась в его руку.

– Отпусти! – дернулся он.

– Ага, сейчас, взяла и отпустила. Она всякую чушь несет, а ты… Если бы Быков так считал, он бы мне это сказал, но никак не ей, – спокойным голосом проговорила Вика. Она очень хорошо знала своего отчима: он хоть и редкостный засранец, но они все же научились друг друга понимать. – Теть Зин, ты за свой базар отвечаешь? Чё молчишь? За это можно и по лицу схлопотать.

Зинка молча махнула рукой: дескать, замяли.

– Я до матери, огород поливать, – глядя на Николая, процедила она. – Ты со мной?

Николай недовольно скривил рожу, но все же поплелся вслед за ней.

– Вот же чудо природы, – зло процедила Вика. – Вчера сидела, уговаривала меня: Викачка, не плачь: живите у меня с Сережкой, сколько вам заблагорассудится. Дура, как же я ее ненавижу!

– А кто такой Быков? – насторожено спросил Сергей.

– Мой отчим. Во-первых, дядя Гена никогда такого бы не сказал, а если бы и сказал, то мне в лицо. Во-вторых, с этой придурочной он бы и говорить не стал.

– Врет и не краснеет! ‒ удивился Сережка.

– Сказочница долбанная! Такое сказать! По себе людей не судят. Если ее всю жизнь е***т хором, то я здесь при чем? – тяжело вздохнула Вика. Внутри все кипело. Вот такого она о себе еще не слышала! Она, конечно, знала, что Зинка дура, но не до такой же степени.

– Да, правду говорят: в семье не без урода, а ей, наверно, больше всех досталось, – она снова глазами, полными слез, взглянула на своего собеседника. – Знаешь, какая она тварь!

В памяти тут же всплыли картинки из далекого детства.

…Старая, полуразваленная землянка с выбитыми окнами и двое ребятишек сидят на кровати, сухой кисель грызут. Зато мамаша любовью наслаждается. В молодости Зинка была еще той оторвой, ни дня без нового ухажера. Ухажеры быстро, практически в тот же день, становились ее мужьями, а для Катерины с Александром папашами. И попробуй только не назови! Зинка брала все, что плохо лежит или висит, и тащила домой: в хозяйстве все сгодится. Ну, а если не сгодится, она кому-нибудь подарит и будет все чики-пуки!

Однажды она Вике на день рождения подарила Викины же собственные трусики, которые перед тем сняла с веревки. Вот смеху-то было! Только не Катьке с Санькой. Вика помнит, как ее любимая Катюшка убежала домой в слезах, а потом еще неделю боялась показываться на глаза, потому что стыдно было. Стыдно из-за родной мамаши, которой было на все и на всех плевать. И даже на собственных детей, которые ходили голодные, грязные и с головами, полными вшей. Маленькая симпатичная Катюшка из-за своей неряшливой внешности превращалась в изгоя, в школе от нее шарахались, соседи в дом не пускали. Кому охота вшей выводить? И только лишь Вике было все равно, есть у Катюшки вши или нет. Ей хотелось, чтобы она всегда была рядом. Для маленькой немощной девочки Катя была некой отдушиной в этом жестоком мире, где все воспринимали Вику каким-то неведомым чудовищем, но только не ребенком.