Неделю Вика жила, словно в кошмарном сне. Она пыталась донести до Сережки свою правду, от которой он закрывал уши. Видимо, ему было так проще… Зачем снова взваливать на себя такую непосильную ношу, когда ему и одному не хреново живется!

Да только это совсем не хорошо. Сережка понял это, спустя несколько дней. Он шел с работы домой и вдруг понял, что там его никто не ждет. Да если разобраться, у него и дома-то нет. Он идет туда, где ему не рады, где сейчас на него недовольно уставятся несколько пар глаз: опять приперся! И лишь только Вика только посмотрит на него с любовью и с надеждой: может, все-таки выслушаешь? Да, он и без ее оправданий знал: между Викой и Ванькой ничего тогда не было и не могло быть! А если даже Ванька и проявлял к девушке какие-либо знаки внимания, то не Викина в этом вина. Но удила уже закушены, и никакие доводы больше не принимаются ‒ вот так ни за что, ни про что обидел он девушку, которая в нем души не чаяла и которая ради него готова была на все. На душе было серо и гадко. Хотелось одного: напиться, забыться, уснуть и больше не просыпаться. Надоело ему все это, ох, как надоело! И зачем он только этого чурку послушался? «Работа хорошая! Большие деньги! Ладно, хоть коттедж не пообещал…»

Сидя в заброшенном доме, в котором они жили какое-то время, Сережка тянул горькую, проклиная свою судьбу. А заодно вместе с ней Меченного, который затеял эту чертову перестройку.

Как обычно, писец, этот северный пушистый зверек, подкрался незаметно. Сократили Серегу с работы. В один прекрасный день ему сказали: гуляй, Вася! И пошел он гулять. Нет, конечно же, он находил работу, но, спустя какое-то время, снова попадал под сокращение. И так было много раз. Это были лихие 90-е! Потом пошли частные фирмы, кооперативы, в которые он никак не вписывался. Ну, не было в парне этой коммерческой жилки, без которой на рынке делать нечего. А в рынок, скорее, даже в базар, превратилась тогда вся страна. От безысходности Сережка уходил в загул, чем родители были очень недовольны. Каждое утро начиналось с одного и того же: с выноса мозга. Мать без умолку трещала, что надо идти работать, что нечего на их шее сидеть, им еще дочь поднимать нужно. Сергей и сам прекрасно понимал, что он уже не мальчик, что нужно работать… Вот только где, если такой бардак в мире творится. Куда ни плюнь, кругом безработица или откровенный криминал. Одним словом – полный трындец! Сережка днями напролет блуждал по городу в поисках работы, натыкался на разные шабашки, получал за них копейки, которые тут же спускал на пиво, а утром, получив от матери очередную порцию упреков, снова шел шататься по городу. Ему иногда казалось, будто бы он потихоньку сходит с ума или впал в глубокую кому. И каждую ночь ему снится один и тот же кошмарный сон, в котором он ищет, ищет работу, но никак не может найти. Еще этот Федька, друган по несчастью, черт бы его побрал… И откуда он только появился со своим «горючим»? А на халяву, как говорится, и уксус сладкий, да и какой дурак от водки отказывается? Надо же хоть как-то стресс снять!

В последнее время что-то он подзадолбался: куда ни глянь, сплошная невезуха прет, аж жить противно. Зато сегодня после трех выпитых стопок немного приотпустило, и жизнь уже не кажется такой хмурой и серой. На дворе глубокая осень, а на душе апрель: кое-где появились проталинки, а там, глядишь, и листики распустятся, цветочки зацветут…

Какой же Федька сегодня богатый! Обрадовался Сережка и решил, что до магазина пешком только лохи ходят. Но он ведь не лох, да и чего сиськи мять, если в трех шагах стоит машина с ключами: садись и езжай. Ноги сами понесли, мотор, как назло, завелся с полпинка! Ух, давно он не катался!!! То, что он угнал машину, Сережка понял только в милицейском участке. Вот это покатался, ничего не скажешь. Лучше бы лохом был, чем два года теперь на нарах париться да щи казенные хлебать.

Медленно тянулись серые монотонные дни. Сергей, скрипя зубами, привыкал к своей новой жизни. И на тюрьме люди живут. Два года – срок небольшой, но и не маленький. За два года может случиться что угодно. Сережка этого боялся больше всего. И, как оказалось, не зря.

Однажды его вызвали в спецчасть. Сердце ухнуло куда-то: случилось что-то неладное. Просто так туда не выдергивали. На ватных ногах он зашел в кабинет. За столом сидел майор, который в зоне занимался корреспонденцией. Вычитывал письма, телеграммы.

На столе перед ним лежал бланк телеграммы. У Сергея потемнело в глазах: он понял, какого рода послание пришло. Сразу ослабли ноги, пришлось даже опереться рукой о стену.

– Кто? – глухо спросил Сергей.

– Отец, – так же коротко и глухо ответил майор.

К горлу сразу подкатил комок. Отпустить его, конечно, не отпустят: не та ситуация. Хоть и срок небольшой, но не настали еще те времена, когда зеков отпускали бы в отпуск.

Дальше все было, как во сне. Он тупо расписался в квитке телеграммы, как сквозь вату выслушал дежурные соболезнования майора… В голове крутилась одна и та же мысль: «как жить дальше?» Батька всегда был своеобразным буфером между ним и матерью, он всегда старался как-то сгладить острые углы конфликтов.

И вот батьки нет… Сердце отказывалось верить, но перед глазами стоял сухой текст казенной телеграммы. Батька умер, а он, сволочь такая, даже не смог проводить его в последний путь, хотя и не по своей воле. Во всех бедах он корил себя. Наверно, все-таки мать была права, когда выносила ему мозги по поводу пьянки и работы. Слушался бы ее, сейчас точно был бы дома и отец, возможно, был бы жив. Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, время вспять не повернуть.

За два года Сережка на сто раз переосмыслил свою нелепую жизнь, в которой он, видимо, был еще мальчишкой, в которой хотелось водки побольше да девок покрасивее! Сейчас, правда, тоже бы от такого десертика не отказался, два года постился, но, «баста, карапузики – кончилися танцы!» Он начинает жизнь с чистого листа. Теперь он мужчина в доме!

Так думал Сережка, возвращаясь с отсидки домой.

Этой ночью Вика практически не спала. И как тут уснешь, если Сережка неизвестно где? А вдруг он больше не придет? Вдруг он нашел себе другую, нормальную и сейчас у нее, развлекается? Или в заброшенном доме ночует? Ведь уже не лето, а он в одной олимпийке. А еще этот дядя Коля, напарник Сережкин, ни черта толком не говорит. Сколько бы она его не допытывала. Единственное, сказал, что Сережка взрослый, не пропадет. Вика и сама это прекрасно понимала, но не переживать не могла, так же, как и спать. Вот если бы ходили у нее ноги, она б, наверное, всю деревню обошла, но его б отыскала. А так ей всего лишь остается лежать одной в неуютной постели и надеяться на лучшее. На которое она уже переставала надеяться.

Перед уходом дяди Коли на работу, Вика подозвала его к себе и попросила:

– Дядь Коль, надеюсь, вы увидите сегодня Сергея?

– Надеюсь, увижу, – перебил ее Николай. – Что, притащить его за ухо? – улыбнулся он.

– Да нет, за ухо не надо. Просто передайте ему, пусть он придет, поговорить нужно, – Вика сглотнула ком, который мешал ей говорить. – Да – так да, нет – так нет! Надоело мне уже жить в режиме ожидания.

– Не переживай, все будет хорошо! – успокоил ее Николай и вышел из дома.

На улице было серо и дождливо, прям, как у Вики на душе. Сидя у окна, она поглядывала на Катерину, которая раскатывала тесто на пирожки и что-то мурлыкала себе под нос. Да уж, как же у нее все просто: ушел один, появился другой, а ей хоть бы хны. Ни слезинки не проронила, ну точно ‒ железная леди! Зато Вика… То за одним плакала, сейчас за вторым, так никаких слез не хватит, а нервов – тем более. Если бы она ходила, все было бы по-другому. Вроде и на мордочку неплохая, разве что чуть косят глаза. Фигурка, конечно, не ахти, но жить можно. Вика вспомнила, как мама ее в детстве в шутку называла «рахит и сбоку бантик». Бантики у нее, конечно, были, но не сбоку, а на голове, а вот пузо… Пуза у нее сроду не было, а если ножки худые, так это от рождения, как у всех ДЦПшников.