— Больно?! — закричал я. — Говори, больно?!

Каково ему? Тому, кто привык жить за счет чужой боли. Кто привык воровать чужую радость, чужую любовь, чужие сны. Оставляя вместо ярких цветных пятен болезненную серую пустоту. Может ли он сам почувствовать боль?

Я все таки потерял равновесие, споткнулся, упал на песок рядом с ним.

Серый человек лежал молча, скрючившись в позе эмбриона. Наверное, он все-таки умел чувствовать боль.

Меня накрыло откатом. Сердце колотилось так, словно готовилось прорвать грудную клетку и ускакать прочь, в черные воды водохранилища.

Когда все это закончится, если я еще буду жив, то окажусь в дурдоме. Скорее всего так.

Меня мутило, мир плыл перед глазами. В горле застыл комок. Удушье.

Я потянулся руками к шее, непроизвольно, автоматически. И наткнулся на холодные чужие пальцы. Они сжимали мое горло.

Я распахнул глаза.

Надо мной нависал серый человек. Этот гад просто не мог уняться.

Мне крышка, подумал я. Конец. Он прикончит меня, и утром на мокром пляже найдут тело. Жил грешно и умер смешно.

Я пнул лидера Уруту коленом в пах. Он всхлипнул, ослабляя хватку.

Мы перевернулись, поменялись местами. Теперь я давил на него весом своего тела, вцепившись в глотку дрожащими пальцами. Мы ползали по песку, пытаясь придушить друг друга. Обессиленные, озверевшие.

Я больше не мог, не хотел сопротивляться.

И в то же время я очень, очень сильно захотел жить. Задыхаясь, я почувствовал безумную жажду, дикий голод. Я хочу жить. Я хочу жить еще, жить всегда, чувствовать окружающий мир, дышать и видеть. Я не дам убить себя!

Последняя моя попытка оказалась никчемной.

Он снова нависал надо мной, снова лидировал, собираясь прикончить. Я почувствовал затылком возвышение, Уруту вдавливал меня в него. Во что-то сырое и рассыпчатое. Где-то на границе угасающего сознания промелькнула короткая мысль — ведь это тот самый замок, который так старательно возводили те странные мальчишки.

Одна моя рука слабо колотила по песку, другая скользила по ткани плаща. Это был последний мой шанс.

Я ухватил серого человека за волосы, вдавил пальцами в его висок. Нащупал нос, и вцепился в глазную впадину. И стал давить, давить, давить. Он захрипел, его пальцы вновь соскользнули с моего горла. Я ухватил его за шиворот.

И ткнул его лицом в развалины песочного замка. Бастионы мокрого песка обрушились, накрыли его голову. Он хрипел и булькал, но я продолжал давить сверху вниз.

Темная вода заволновалась. Будто что-то безымянное, неизвестное, скрытое в ней, решило вмешаться в спор двух человечков. Проявить наконец себя, принять участие в наших разборках.

— Не д-дам. — прошипел серый человек.

Он тянулся к воде скрюченными пальцами. Из последних сил, как утопающий тянется к спасательному кругу.

— Н-нет…

Он всхлипнул, царапая когтями землю.

Дернулся, затих.

Опираясь на его спину, на выступающие из-под ткани плаща лопатки, я поднялся. Уруту лежал, зарытый лицом в разрушенном песчаном замке.

— Извините, ребята, лето не вернется. — сказал я вслух. — Но все равно — спасибо.

Свинцовые воды продолжали волноваться. С шипением двинулись на берег, вспучились, лизнув песок.

И что-то еще, темное и клубящееся, отделилось от воды. Потянулось к телу лидера Уруту.

— Ах вот где ты засела, дрянь. — прошептал я.

Я сделал шаг навстречу.

Тьма отступила.

Он был мой, мой по праву. Я победил его в противоборстве, в честном поединке. И я должен был забрать его силу, его жизнь. И его город.

И с этим смирилась даже тьма.

Я вернулся к телу. Перевернул его. Серый человек слепо уставился в темное небо. Его лицо было перепачкано в песке.

Я сделал глубокий вдох.

И стал пить из него его силу. Его силу, его опыт, его воспоминания.

Он был страшный человек. Даже по меркам «минусов».

Я взял от него все. Впитал в себя все, что смог, до последней капли.

Может, отлежавшись мордой в мокром песке, он и смог бы оклематься. Его подобрали бы вышколенные слуги, усадили в машину, обмахивая полотенчиком, отвезли домой, к любовнице и утренним бутербродикам с икрой.

Его бы откачали. При этом угробив пару десятков людей, даже не подозревающих о том, что они стали для кого-то источником жизни. Кормовой базой. Всего лишь несколько десятков человеков. Самых обычных людей.

И он бы стал снова, потихоньку, незаметно, цедить кровь из города и его жителей. Продолжал бы, как паук, высасывать по капле свою жизнь. В обмен на чужую боль и чужую смерть.

Нет. Теперь уже нет.

Я выпил его до дна. До самого донышка.

И чужая злобная сила наполнила меня, придала мне уверенности. Опьянила меня.

Я не знаю, делал ли кто-нибудь из наших так до меня. По крайней мере, ничему подобному нас не учили. Может, не считали нужным рассказывать. Может, не хотели вводить в соблазн. Может просто боялись. За нас. Или за себя.

Мне было все равно.

Свет, тьма, белое, черное, плохие, хорошие, — без разницы. Главное — сила.

Главное, куда прикладывается сила. На что идет, на что работает.

Вот, где пролегает граница. Вот, где вступают в игру категории белого и черного, света и тьмы.

Там, в точке приложения. Но не в источнике силы.

Я впустил Уруту в себя, и стал думать отчасти его разумом. Впустил в себя частицу его черной души. Крохотной долей сознания стал воспринимать мир так же, как он.

Необходимость — значит необходимость. Цель оправдывает средства. Победителей не судят.

Все это было от него.

И с этим его взглядом на жизнь мне стало гораздо проще.

Я сфокусировал свое внимание на водохранилище. Вгляделся в тягучие ленивые воды.

И, послушные моему взгляду, в небе заплясали черные крупинки, как частицы пепла, как развеянный по ветру молотый перец, как крошечная дробь.

Из них я смог соткать Щель. Так они ее называли. Сплетение истинной тьмы.

У нас Окна, у них — Щели. Да, наверное это правильно. Но куда они ведут, наши окна и их щели, этого нам не дано знать. Мы можем только догадываться, только пользоваться. Не спрашивая, за что нам это, достойны ли мы.

Если мы это можем — значит достойны.

Вода Краснорецкого водохранилища почувствовала меня. Откликнулась на мой призыв.

И вода вспенилась, взбеленилась, ощутив в моем прикосновении родное, близкое. Приняла меня за своего. Скрытая в ней тьма заурчала словно кошка, которую гладит по спине хозяйская ладонь.

Тьма была готова поделится со мной тем, что таила в себе. Одарить меня черной силой.

— Погоди, мразь. — прошептал я. — Погоди немного.

Зарываясь каблуками ботинок во влажный песок, я подошел к ближайшему человеку из числа «доноров», приведенных Уруту.

Это был один из его охранников. Здоровенный амбал, уютно свернувшийся на песке калачиком. Одну руку он подложил под щеку, а второй продолжал сжимать пистолет. Он сладко посапывал, причмокивая полными губами. Совершенно не беспокоясь о том, что лежит на холодном сыром песке.

Я сосредоточился, вливая в него часть своей силы. Перед глазами поплыли цветные круги, меня скрутило. Ничего, потерплю.

— Давай, вставай! — я стал трясти охранника за плечо.

Он вскинулся, помотал головой.

— Где я? — хрипло спросил он. — Ты кто?! Ой, мать… босс?!

Все правильно, он сейчас видел перед собой хозяина.

Вместе с силой Уруту мне передалась и частица его собственного Я, его маски. Той личины, что он использовал, появляясь перед людьми.

— Все нормально! — сообщил я, продолжая накачивать его силой. — С тобой все в порядке! Все будет хорошо, но ты должен мне помочь! Здесь лежат люди — разбуди их и веди по домам. Это очень важно!

— Есть, босс! — послушно сказал охранник, оживляясь.

Чудо, а не человек. Главное дай ему указание — и все, он в порядке.

При любом другом раскладе он наверное повел бы себя не так покладисто. Решил бы, что это сон, заорал от ужаса, впал в оцепенение, пнул бы меня ногой, выпалил из пушки — вариантов масса, при таком резком обрыве гипнотических сетей, который я устроил.