– Ну, что? – спросил Стэгг.

Врач отряхнул пыль с коленей и протер глаза.

– Все, как я и ожидал, – ответил он. – Выстрел был с расстояния примерно в шесть футов, а калибр скорее всего тридцать восьмой.

– Шесть футов…

Стэгг перешел на то место, где должен был стоять предполагаемый преступник, и огляделся по сторонам, словно надеясь, что его осенит какая-нибудь идея. Но, судя по всему, этого не случилось.

– Похоже, череп у него был крепкий, – добавил врач, указав на тело, – раз пуля застряла в мозге… Смерть, разумеется, была мгновенной.

– Время смерти? – спросил Стэгг.

– От получаса до полутора часов назад.

Суперинтендант взглянул на часы.

– Сейчас без двадцати двенадцать. Значит, между десятью и одиннадцатью. Что-нибудь еще?

– Больше ничего. Его можно перенести в машину?

Стэгг покачал головой:

– Пока нет. Я обыщу его карманы, а сержант снимет отпечатки пальцев. Потом можете забирать.

Он нагнулся и стал проверять содержимое карманов Сомерса, выкладывая все найденное стол. На первый взгляд в вещах покойного не было ничего неожиданного: ключи, мелочь, бумажник с несколькими банкнотами, удостоверением личности и водительскими правами, карандаш, носовой платок, черепаховый портсигар, потертая зажигалка.

– Господи, а это зачем? – удивился Фен.

В нагрудном кармане Сомерса лежал плотно сложенный листок девственно-белой промокательной бумаги. Стэгг осторожно взял его в руки и произнес:

– В принципе, я не вижу ничего странного в том, что люди носят с собой промокательную бумагу. Мне кажется…

Но Фен выхватил у него листок и сравнил с чистой бумагой, лежавшей в блокноте на столе.

– Тот же сорт, – заметил он, – цвет и размер. – Профессор оглядел комнату. – Здесь еще несколько таких же блокнотов, и все с чистыми листами. – Обернувшись к Уэллсу, он спросил: – Ведь это вы отвечаете за обновление бумаги в блокнотах?

– Да, сэр. Я меняю их регулярно первого числа каждого месяца.

– Уэллс очень пунктуален в подобных вопросах, – вставил директор.

– А сегодня как раз первое июня…

Уэллс подтвердил его слова кивком: после того как в комнате выключили печь, он заметно оживился.

– Да. Я сменил бумагу после обеда, сэр.

– Возможно, Сомерсу просто понадобилось немного бумаги, – предложил свою версию директор, – и он вырвал ее из блокнота. Люди иногда делают так.

Но Фена это не удовлетворило. Он снова обратился к Уэллсу:

– Где вы держите новую бумагу?

– В шкафчике, в своем кабинете.

– А откуда она к вам поступает?

– Из школьной канцелярской лавки.

– Ученикам и учителям продают одну и ту же бумагу?

– Да, сэр.

– А когда вы ее меняете, то кладете в каждый блокнот определенное количество листов?

– Да, сэр. По три больших листа, сложенных вдвое.

– Хорошо, – кивнул Фен. – Проверьте все блокноты в этой комнате, включая тот, которым пользовался Сомерс, и посмотрите, не пропала ли в каком-нибудь из них бумага.

Уэллс, довольный тем, что для него нашлось занятие, немедленно принялся за дело. Стэгг пробормотал:

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните, профессор Фен.

– Was ist, ist vernünftig[5], – весело ответил тот. – Нам важна каждая деталь, суперинтендант.

Этот уклончивый ответ окончательно сбил Стэгга с толку, и он угрюмо замолчал, глядя, как сержант занимается своей работой. Прочистив пальцы жертвы бензолином, полицейский прижал их к покрытой чернилами металлической пластине. Затем перенес отпечатки пальцев на листок белой бумаги. Вскоре сержант выпрямился с красным лицом.

– Как насчет наручных часов? – спросил он. – Вам они нужны?

Стэгг усмехнулся:

– Спасибо, что напомнили. – И он наклонился, чтобы расстегнуть ремешок.

Директор, следивший за его действиями, заметил:

– Они надеты не той стороной.

Фен повернул к нему голову:

– Какой?

– Да, он всегда носил часы циферблатом внутрь, на американский манер. А теперь наоборот.

Стэгг поднес часы к уху, осторожно держа их за ремешок.

– В любом случае они не ходят, – сообщил он и взглянул на циферблат. – Стрелки показывают без пяти девять.

– Сломаны? – спросил Фен.

– Понятия не имею.

– Можно отвинтить заднюю крышку?

Суперинтендант подошел к саквояжу сержанта Гладстона, достал баночку с серой пудрой и с помощью кисточки из верблюжьего волоса распылил ее по внешней и внутренней поверхности часов. Подождав немного, сдул порошок и взял бумажку с отпечатками пальцев Сомерса. Некоторое время он внимательно изучал узор через карманную лупу.

– Здесь везде отпечатки пальцев Сомерса, – наконец произнес он. – Других нет, что и следовало ожидать.

Суперинтендант открутил заднюю крышку часов и осмотрел их механизм.

– Сломаны, – прокомментировал он. – Причем сломаны намеренно.

– Чтобы сбить нас с толку насчет времени смерти? – предположил директор.

– На часах без пяти девять. – Стэгг кивнул на циферблат. – Не самый лучший выбор. Кстати, и стекло нетронуто.

Уэллс закончил инспектировать блокноты с промокашкой и присоединился к остальным.

– Я видел мистера Сомерса сегодня в десять вечера, сэр, – сообщил привратник. – Он был жив и здоров.

– Вот как? – отозвался Стэгг. – Хорошо, мы это обсудим.

Врач, нетерпеливо нюхавший табак в углу, поинтересовался:

– Теперь можно унести тело?

– Да, – сказал Стэгг. – Но вы никуда не уходите, Стэнфорд, – торопливо обратился он к директору. – Надо осмотреть еще один труп.

– Я подожду на улице, – буркнул доктор.

Он со скучающим видом вышел из комнаты, и сразу появились санитары, чтобы вынести тело на носилках. Когда это было сделано, все облегченно перевели дух, и Фен не без удовольствия раздавил несколько мух, которые, лишившись своего гнусного пиршества, вяло ползали по полу.

– Как насчет блокнотов? – спросил он у Уэллса.

– Не пропало ни листочка, сэр. – Фен кивнул и хотел уточнить что-то еще, но Уэллс добавил: – А по поводу часов могу сказать вам вот что, сэр. Когда я в последний раз виделся с мистером Сомерсом, тот упомянул о том, что они не ходят.

Эта новость доставила Фену еще больше удовольствия.

– Любопытная проблемка, – промурлыкал он.

– Проблемка, сэр? – повторил Стэгг.

– Посудите сами, суперинтендант. Вы говорите, что кто-то намеренно сломал часы. Допустим, этот кто-то был сам Сомерс, но… он не стал бы надевать часы обратной стороной!

– Однако мы предполагаем, сэр, – возразил Стэгг, – что часы сломал преступник.

– Неужели? Тогда почему Сомерс сказал Уэллсу, что его часы не ходят, задолго до убийства? Кроме того, преступнику не было никакого смысла ломать часы. Он мог перевести стрелки. Но для этого ему не пришлось бы снимать их с руки. Это противоречивые сведения, и объяснить их можно только… – Фен замолчал, и в его глазах что-то блеснуло; но когда он заговорил снова, голос звучал как обычно: – Я думаю, наш главный свидетель – Уэллс. Мы должны выслушать все, что ему известно об этом деле.

– Тогда нам, может, лучше присесть? – предложил директор. – Эта жара…

Все охотно последовали его предложению. Стэгг жестом пригласил присоединиться к ним сержанта и констебля.

– Мы слушаем вас, Уэллс, – кивнул он.

Уэллс, немного смущенный общим вниманием, откашлялся и с шумом прочистил нос.

– Я не совсем понимаю, сэр, что именно вы хотите от меня услышать?

– Все, – заявил Стэгг.

Уэллс робко улыбнулся, теребя свой носовой платок.

– Короче, дело было так, – начал он. – Каждый вечер я прихожу сюда и работаю в своей комнате с десяти до одиннадцати.

– Где находится ваша комната?

– Сразу за восточной дверью, сэр.

– Эта дверь, в которую мы вошли, – объяснил директор. – Кстати, когда Уэллс говорит «каждый вечер», он действительно имеет в виду каждый вечер. В школе многие посмеиваются над его педантизмом.