Lasciva Puella[1]

Директор школы вздохнул. Вздох получился удрученным и даже жалким, но сдержаться ему не удалось. Он извинился.

– Жара… – Директор вяло махнул рукой в сторону окна, за которым под ярким солнцем раскинулась просторная лужайка. – Все из-за жары.

Это объяснение вполне могло сойти за правду. В самом деле, день выдался знойным, почти тропическим, и в темном кабинете с высокими потолками, где тяжелые шторы были наполовину опущены, чтобы избежать выгорания дерева и тканей, стояла тягостная духота. Но голос директора прозвучал неубедительно, и его посетительница поняла, что это отговорка.

– Простите, что отнимаю у вас время, – затараторила она. – Разумеется, вы должны быть очень заняты подготовкой к актовому дню. К сожалению, у меня нет выбора. Родители настоятельно требуют провести расследование.

Директор мрачно кивнул. Это был невысокий щуплый мужчина лет пятидесяти, чисто выбритый, с острым носом, гладко прилизанными черными волосами и обманчивым выражением рассеянности и добродушия на лице.

– Ну да, родители, – пробормотал он. – Разумеется. Вечно их пустые тревоги, на которые приходится тратить столько времени…

– В данном случае, – возразила посетительница, не желая уходить от темы разговора, – кое-что действительно произошло.

Директор уныло взглянул на нее из-за стола. Безудержная энергия мисс Пэрри действовала на него угнетающе. Его немного пугали все эти самоуверенные, прямолинейные и неутомимые женщины средних лет, с одинаковым успехом проявлявшие себя в организации благотворительных ярмарок, посещении бедных и больных, разбивке приусадебных садов или обучении прислуги. По каким-то причинам, в которые он не вдавался, мисс Пэрри сошла с этой орбиты, но вокруг нее продолжала царить атмосфера кипучей деятельности; и директор не сомневался, что ее высокая должность в Кэстривенфордской школе для девочек скорее укрепила, чем развеяла этот дух. Он стал набивать свою трубку.

– Неужели? – уклончиво произнес он.

– Информация, доктор Стэнфорд. Мне нужна информация.

– Вот как? – Директор вытащил из трубки табачный стебелек и снова кивнул, на сей раз твердо и уверенно. – Позволите, я закурю?

– Я и сама не откажусь.

Мисс Пэрри вежливо, но решительно отклонила предложенные ей сигареты и достала из сумочки портсигар.

– Предпочитаю американские сорта, – объяснила она. – В них меньше химии.

Директор чиркнул спичкой и поднес огонь к сигарете.

– Наверное, будет лучше, – заметил он, – если для начала вы изложите мне все обстоятельства дела.

Мисс Пэрри выпустила длинную струю дыма с таким видом, будто это был сильный яд, от которого она хотела скорее избавиться.

– Полагаю, вы догадываетесь, – сказала она, – речь пойдет о постановке пьесы.

Услышав ее слова, директор решил, что, возможно, все не так плохо, как он думал. На протяжении многих лет Кэстривенфордская школа для девочек и Кэстривенфордская школа для мальчиков совместно разыгрывали пьесу для актового дня. Эта старая традиция создавала для обоих учреждений множество проблем, смягчавшихся отчасти тем, что все они были хорошо известны и легко предсказуемы. Главным образом проблема сводилась к тому, что ученики и ученицы норовили украдкой обниматься за кулисами, и для подобных случаев у руководства были предусмотрены соответствующие меры, отработанные почти до автоматизма.

Директор немного повеселел:

– Значит, эта девочка играет в пьесе? В последнее время я почти не следил за постановкой. Кажется, будут давать «Генриха V»?

– Да. Не самый лучший выбор, как считают мои девочки. Мало женских ролей.

– Уверен, мальчики расстроены не меньше.

Мисс Пэрри рассмеялась, но тут же замолчала, словно давая понять, что никакие шутки – как бы они ни были полезны для беседы, – не должны отвлекать их от серьезной темы.

– В общем, сплошное разочарование, – отозвалась она. – Девочка, о которой я говорю, играет роль Екатерины. Ее зовут Брэнда Бойс.

Директор сдвинул брови и поднес вторую спичку к своей трубке.

– Бойсы? Кажется, они из местных? Пару лет назад к нам поступил мальчик с такой фамилией. Насколько я помню он из светской семьи.

– Скорее всего, это ее брат. Слово «светский» характеризует их семью. Богатые родители, вечеринки с коктейлями…

– Да, я их помню. – Директор аккуратно положил использованную спичку в серебряную пепельницу в форме слона. – Приятные люди… Впрочем, это не имеет отношения к делу.

– Почему же, родители как раз имеют. – Мисс Пэрри откинулась в кресле и решительно скрестила крепкие ноги. – Дело в том, что их искушенность в современной жизни позволяет, так сказать, исключить некоторые варианты. Брэнда, как легко догадаться, довольно бойкая девица, – кстати, ей уже шестнадцать, и это ее выпускной класс, – причем миленькая. Вряд ли ее могут смутить какие-либо проявления… юношеского эротизма. – И мисс Пэрри взглянула на собеседника с подчеркнутой серьезностью.

– Продолжайте, – попросил директор.

Он знал, что мисс Пэрри не нуждается в подбадривании, но вежливость требовала заполнить образовавшуюся паузу.

– Как вы уже знаете, – произнесла мисс Пэрри, – вчера вечером состоялась репетиция «Генриха V». Когда в половине десятого Брэнда вернулась домой, ее поведение, по словам родителей, было необычным.

– То есть?

– Взвинченным. Нервным. Испуганным.

Было слышно, как секретарша в соседней комнатке печатает на машинке, а на окне сонно жужжат мухи.

– Разумеется, – продолжила мисс Пэрри, – родители спросили у нее, что произошло. Но Брэнда ничего не ответила – как и мне, когда я беседовала с ней сегодня утром.

– Родители вам позвонили?

– Да. Они обеспокоены – а это плохой признак, доктор Стэнфорд. Какую бы жизнь ни вели эти люди, они не из тех, кто поднимает шум из-за пустяков.

– Что сказала вам девушка?

– Уверяла, будто родители все придумали и говорить не о чем. Но я заметила, что ей по-прежнему не по себе, и убедилась, что она лжет. Иначе я не стала бы вас беспокоить.

Директор задумался, машинально обводя взглядом знакомую обстановку комнаты: густо-синий обюссонский ковер, репродукции Констебля и Коро на стенах, мягкие кожаные кресла и просторный стол, за которым он сидел. Помолчав немного, он промолвил:

– Вы правы, семья в данном случае важна. Значит, вы считаете, что если кто-то стал приставать к этой юной леди…

Он запнулся, и мисс Пэрри закончила за него:

– Это бы ее нисколько не смутило. Боюсь, наоборот, скорее понравилось бы.

– Вот как? – Директор пытался осмыслить этот пример женской эмансипации. – То есть вы полагаете, что произошло нечто более серьезное?

Мисс Пэрри кивнула:

– Похоже, что так.

Директор посмотрел на нее с сомнением. Они уже и раньше обсуждали темы секса, но всегда неопределенно и в общих чертах, а теперь требовалась грубая прямолинейность.

– Совращение? – предположил он.

– Да, я уже об этом думала, – кивнула она, но тут же сделала нетерпеливый жест. – Хотя мне кажется, дело не в этом. Вы позволите говорить откровенно?

– Естественно.

Мисс Пэрри улыбнулась нервной и натянутой улыбкой, не вязавшейся с ее обычной прямотой, и для директора это стало своего рода откровением. Он вдруг осознал, что прежде она избегала скользкой темы не из ханжества или напускной жеманности, а из-за строгих представлений о приличиях, которые теперь ей приходилось нарушать. Это вызвало в нем уважение и симпатию, и он улыбнулся.

– Есть две возможности, – продолжила мисс Пэрри. – Изнасилование, которому она не могла помешать; или совращение, о котором она позднее пожалела. Понимаю, что говорить в таком тоне о шестнадцатилетней девушке не совсем корректно, но… боюсь, у нас нет выхода. Если допустить изнасилование, мне трудно представить, чтобы кто-нибудь из ваших мальчиков…