– Ритка, ты уже закончила? Пойдем быстрее…

– Я не закончила, – перебила я и показала Маринке чашку. – Я еще какао не выпила.

– Подумаешь! Бери с собой и пошли в комнату! Мы там с мамой гостей рассаживаем и совсем запутались – срочно нужна твоя помощь!

В первый момент я подумала, что Маринка окончательно рехнулась – какие гости и где они с мамой их рассаживают, – но, когда вошла в комнату, поняла, в чем дело. Мама нарисовала на большом листе бумаги что-то вроде буквы «П» – схему стола. Пронумеровала места, и теперь они с Маринкой, сверяясь со списком гостей, прикидывали, кого куда посадить. И мама еще не потеряла надежду привлечь к этому увлекательному занятию отца.

– Сережа, ты как думаешь, консерваторских подружек всех рядом посадим или лучше их с Бориными друзьями перемешать?

– Я знаю только одно, – он на мгновение высунулся из-за газеты, – молодожены сидят в центре. Рядом с ними свидетели и родители. Все. Остальные пусть садятся, как хотят, лишь бы мест хватило.

– Какой смысл их перемешивать, если у Борьки все друзья женатые и с женами придут? – Маринка сосредоточенно грызла карандаш. – Девчонок надо вот на этот край, оттуда удобнее выходить танцевать.

– Хорошо, твоих сюда. – Мама сделала на схеме пометку. – А тетю Надю с дядей Костей надо поближе к молодым. Они старые люди и обидятся, если их на край засунуть.

– Может, нам с Борькой им свое место уступить? – язвительно поинтересовалась Маринка. – Чтобы они не обижались?

Да, похоже, без меня здесь действительно не обойдется. Маринка со своей предсвадебной лихорадкой начинает перегибать палку. Еще немного, и она окончательно расхамится, мама не выдержит и обидится, папа встанет на ее защиту – обычно он в наши женские разборки не вмешивается, но маму расстраивать не позволяет. На чьей стороне ввяжусь в свару я, пока не ясно, но Маринка в любом случае расплачется, и мама, скорее всего, тоже. Потом мы все будем долго выяснять отношения и просить друг у друга прощения, а осадок все равно останется. Нам это надо?

Я решительно шагнула в комнату, оттесняя сестру в сторону.

– Конечно, мы посадим их поближе к центру. В крайнем случае, мы с Гошкой подвинемся. Кто у нас еще есть из почетных гостей, всех в центр…

– Я в Интернете смотрела, и там сказано, что места мужчин и женщин обязательно чередовать, – снова влезла Маринка. – Но женщина не должна оказаться крайней!

– Я тоже это читала. – Мама положила карандаш и взяла в руки список гостей. – Но это по европейским правилам. Там еще было сказано, что супруги, кроме молодоженов, не должны сидеть рядом. А у нас такое не принято.

– Интересная идея! – оживилась Маринка. – Если разбить пары Борькиных приятелей и подсадить к ним моих девчонок…

– Но идея хороша! – выразительно пропела я. – Ты действительно хочешь, чтобы твоя свадьба закончилась грандиозным скандалом, с дракой и битьем посуды?

– А что? – неожиданно хихикнула мама. – Какая свадьба без драки? И вспомнить потом нечего будет.

Папа опять выглянул из-за газеты, посмотрел на свою дражайшую половину с некоторым удивлением и снова спрятался.

– Нет, – строго сказала я. – Пьяную драку мы планировать не будем. Сейчас мы всех распределим так, что на нашей свадьбе будет исключительно мир, дружба, жвачка!

– Выпивка и жрачка! – радостно подхватила Маринка. – Я же говорила, без тебя, Ритка, нам не обойтись. Здесь требуется конкретное логическое мышление математика.

– Правильно. – Я устроилась рядом с мамой и взяла карандаш. – Поэтому лиц с абстрактным музыкальным мышлением просим заткнуться и не мешать!

Мама укоризненно покачала головой (когда кто-нибудь из дочерей употребляет, скажем так, неделикатные слова вроде «заткнись», это оскорбляет ее, как педагога-словесника), но замечание делать не стала.

Я уже сделала основную работу, остались только непринципиальные мелочи, когда зазвонил телефон. Сначала мама, потом Маринка проверили свои мобильники.

– Рита, это твой!

Я похлопала себя по карманам, вытащила сотовый и пожала плечами.

– Мой молчит.

Телефон на мгновение умолк и тут же заверещал снова.

– Ой! – Я вспомнила про мобильник, который дал мне Гошка, и бросилась к сумочке. Торопливо вытащила надрывающийся аппарат и нажала на кнопку: – Я слушаю!

Из-за всей этой суеты голос мой прозвучал громче и, наверное, злее, чем обычно. По крайней мере, мама с Маринкой удивленно переглянулись.

На звонящего (я не сомневалась, что это Паршин, но пока пусть будет так, неопределенно – звонящий) это сердитое карканье тоже произвело впечатление – несколько секунд ничего, кроме частого дыхания, не было слышно. Я вышла из комнаты в коридор и уже не громко, но достаточно язвительно спросила:

– Говорить-то будешь, родной? Или так позвонил, номерок проверить?

Дыхание в трубке стихло. У меня даже мелькнула беспокойная мысль, не хватил ли Паршина удар, не помер ли он, не дай бог, от больших переживаний, прямо с трубкой в руке? Но прежде чем я решила, что пора принимать меры, он неуверенно промямлил:

– Это вы? Я подумал…

– И что? – спросила я, не дождавшись продолжения.

– Я готов… готов обсудить с вами условия.

– Паршин согласен заплатить за устранение Ивана Алябьева пятьдесят тысяч долларов, – докладывала я на следующее утро старшим товарищам. – Когда, где и каким образом Алябьев будет убит – на усмотрение исполнителя. Но чем быстрее, тем лучше. Как я поняла, Паршин с некоторым трудом принял решение убить приятеля, но теперь хочет, чтобы все закончилось еще вчера. Доказательств исполнения заказа вроде фотографии трупа или залитого кровью паспорта не требуется. Господин Паршин и так узнает о гибели компаньона одним из первых.

– Как он собирается платить? – спросил шеф, привычно постукивая карандашом по столу.

– Тут мы немного поторговались: он хотел передать всю сумму сразу после выполнения заказа, но я посчитала, что это будет унизительно для меня как для посредника. И намекнула, что исполнитель может посчитать это прямым оскорблением.

– А он?

– Сначала вообще не понял, о чем я говорю, потом, кажется, испугался. Согласился на пятьдесят процентов предоплаты. Валюта по желанию исполнителя – рубли, доллары, евро… ему все равно. Я сказала ему, что сегодня в шесть вечера позвоню и сообщу, как передать деньги.

– Хорошо. План, как будем «убивать» Алябьева, уже есть?

– Пока только наметки, – ответил вместо меня Гоша. – Но мы с Риткой хотим что-нибудь пострашнее, покровавее, чтобы его до печенок проняло. Нервишки-то у господина Паршина, судя по всему, слабоваты.

– Не перестарайтесь. Алябьев еще не решил, пойдет он с нашими доказательствами в полицию или к самому Паршину.

– Хочет погрозить ему пальчиком и сказать: «Ай-ай-ай, как нехорошо так поступать?» – немного удивилась Нина. – Разве такие наивные люди еще не перевелись?

– Это не наивность, а простая порядочность, – заступилась я за Алябьева. – Он не хочет старого друга в тюрьму сажать.

– Поэтому я и говорю, не перестарайтесь, – повторил Баринов. – Если вы с Гошей Паршина до инфаркта доведете или вообще в могилу уложите, Алябьев вам спасибо не скажет.

– Мы аккуратно, – пообещала я. – Некоторые идеи мы еще вчера обсудили, часа через два план будет готов.

– Хорошо. Нина, ты что-нибудь о смерти старшего брата нашего клиента выяснила?

– Да. Хотя информации не очень много. Илья Алябьев был офицером. Командир части, участвовал в ряде локальных конфликтов на территории бывшего СССР. После третьего ранения вышел в отставку и вернулся в родной город. Устроился начальником службы безопасности небольшой фирмы, которая занималась перегоном и продажей подержанных иномарок. Десять лет назад он погиб, был застрелен у себя дома. Пистолет, который хранился у Ильи Алябьева, исчез, но больше ничего не пропало, так что это не было ограблением. Никаких следов в квартире убийца не оставил. Следов борьбы также не было – Алябьева застрелили, когда он сидел за письменным столом. Врагов и долгов у него не было, в криминале тоже не завязан.