— Как твои дела, Энакин? Есть успехи в обучении? — поинтересовался Бейл, когда они сидели в салоне корабля, глядя в окно.
— Магистры часто бывают довольны мною — начал пояснять Скайуокер, заодно и делясь сомнениями — Вот только я сам иногда бываю в себе неуверен.
— Что это значит, Энакин? Ты имеешь ввиду, что не всегда знаешь, как поступить? — предположил Бейл, знавший как нелегко бывает новичкам.
— Не совсем, внутри себя я вроде бы уверен, что делать и как поступать, но вот стоит начать это выполнять, так сразу возникают сомнения, вплоть до желания всё прекратить — юноша смог наконец найти объяснения своим мыслям — Вы, наверняка, незнакомы с этим.
— Ошибаешься, Энакин — не согласился с ним Органа — Это сейчас, когда я приобрёл опыт и авторитет, я чаще всего бываю уверен в себе и своих планах, но вот в то время, когда я только начинал, мне было очень непросто, ведь я должен был быть примером для своего народа, а рядом не было никого, кто мог бы оказать поддержку.
— Но вы справлялись с этим? — спросил Энакин, не веря, что такой человек, как Органа, мог испытывать трудности.
— Это пришло с опытом, взгляни на свою наставницу и ты поймёшь о чем я — привёл Органа доступный пример — Её привезли сюда несмышлёной девчонкой, боявшейся всего и всех, что же она теперь являет собой.
— Это верно, я никогда не встречал особы более уверенной в себе, нежели она — Энакин был рад, что он хорошо отозвался об Асоке.
— Ты станешь ещё лучше, просто доверяй своим ощущениям — улыбнулся Бейл и взглянув на игровую доску с голографическими монстрами, предложил — Сыграем?
— Само собой — потёр руки Скайуокер, любивший эту игру — Я сделаю вас, сенатор!
Вот так и прошёл оставшийся полет и на Беспин прибыли уже поздним вечером. Их всех устроили в гостевых комнатах здания местного управления, Энакин по соседству с Бейлом.
Ночь не предвещала никаких происшествий, все спокойно поужинали и пошли спать, один только Скайуокер не мог заснуть, крутясь с боку на бок на мягкой удобной кровати. Наконец, ближе уже к полуночи, он наконец смог заснуть, однако, и тут ему не дали поспать. Из синеватой темноты, прямо перед глазами, возникли другие, огромные, желто-коричневые, с длинными густыми ресницами. Следом в уши проник знакомый голос:
— Игра началась! — зловеще прошептала Орра Синг и подняла вверх своё оружие. Энакин открыл глаза и переводя сбившееся дыхание, схватил с тумбочки меч и бросился в комнату Бейла, чтобы успеть первее убийцы и ворвавшись туда, увидел...мирно спавшего в своей кровати сенатора и никаких признаков Орры. Вообще. Окно было зашторено, не выключая мес, Скайуокер подошёл к нему, стекла тоже были закрыты изнутри. Заглянул под кровать и в шкаф — никого. Разочарование было болезненным.
— В чем дело, Энакин? — сонно пробормотал Бейл, потирая глаза.
— Ни в чем, сенатор, спите спокойно — ответил он и пряча за спиной меч, вернулся к себе.
Он был сильно раздосадован собой и даже не пытался это скрыть и наутро прятал глаза от сенатора. И вот, после скорого завтрака Органа должен был начать своё выступление перед народом Беспина. Зал был уже готов, а трибуна на возвышении ждала оратора. Энакин сидел в первом ряду и внимательно следил за каждым шагом сенатора. Бейл поднялся на трибуну и уже начал традиционное приветствие, как вдруг откуда-то сверху раздался грохот. Органа с негромким вскриком полетел назад, Энакин бросился на звук, шедший из вентиляционной решетки и в последний миг успел заметить силуэт убегающей Орры Синг. Скайуокер прорезал решётку мечом и бросился следом, но та успела уже ускользнуть. Тогда ему ничего не осталось, кроме как вернуться обратно и посмотреть, что с сенатором. Бейл лежал на ковровой дорожке и прижимал правую ладонь к левому плечу, внутренней его стороне, где на белой рубашке виднелось дымящееся отверстие. Над ним склонился местный министр — молодой мужчина солидной внешности.
— Медицинского дроида сюда! — велел он кому-то и только потом заметил Энакина.
— Я видел, кто стрелял, но упустил его — сказал он с досадой и отвернулся. Через полчаса ему разрешили зайти в медицинский кабинет, где на узкой кушетке, едва на ней помещаясь, лежал Органа. Его плечо было перебинтовано, а левая рука покоилась на белой перевязи.
— Сенатор поправится, ранение оказалось касательным — произнёс механический медик, заметив вошедшего.
— Простите меня, сэр, я не успел спасти вас — сказал Энакин, присаживаясь рядом.
— Ничего страшного, Энакин — успокоил его Органа, его голос немного дрожал, но он старался держаться — На войне бывает и не такое.
— А как быть с выступлением? Вам сейчас нельзя выходить в Зал — вспомнил Скайуокер о главном.
— Давай подумаем об этом — предложил Бейл, стараясь улыбнуться.
— Знаю! Ведь моя наставница кое-чему успела меня научить! — неожиданно воодушевился Падаван и взяв свой датапад, принялся под четким руководством Бейла выполнять свою задумку.
В итоге, когда пришло время, на трибуну снова взошёл сенатор Органа, вот только на этот раз одетый в непроницаемый плащ, из-за которого едва виднелось бледное лицо и челка, откинутая назад.
— Приветствую вас, граждане славной планеты Беспин — раздался в зале низкий баритон — Для вас не секрет то, что сегодня случилось. Но это не повод избежать встречи. И вот я стою перед вами, ослабленный ранением, но не сломленный...
— Ловко же я придумал — шепотом сказал Энакин, сидевший рядом с Бейлом, вещавшим в микрофон из медкабинета. Это была их общая идея — создать голограмму Органы и наложив её на дроида, пустить в зал. Тот улыбнулся и подмигнул, в последний миг успев опасливо кивнуть за спину юноши. Тот повернулся — ну так и есть, Орра уже была тут как тут, видно пролезла по трубе. Она снова направила бластер, но выстрел наткнулся на меч Энакина и отлетел в стену. Так продолжалось довольно долго, Орра петляла как заяц, выматывая противника. Наконец ей удалось отвлечь его и пропустив выстрел, юноша получил ожог на левой руке. Орра усмехнулся и направилась к окну, как вдруг была сбита негромким выстрелом и растянулась на полу, парализованная им.
— Ну вот, зря ты думаешь, что хилые дипломатики не могут постоять за себя — усмехнулся Бейл, пряча под подушку свой бластер-параллизатор.
— Ловкий выстрел, сенатор — с уважением сказал Энакин — Дайте пять!
И Бейл, как мальчишка, протянул юноше руку и ударился с ним ладонями.
Уже к вечеру они вернулись на Корусант, и выходя наблюдали как двое охранников тащат за собой арестованную Орру, продолжавшую смотреть на всех с обычным высокомерием.
— Как вы чувствуете себя, сенатор? — спросил Оби-Ван, встречавшим раненого друга — если ли у вас подозреваемые в заказе покушения?
— Спасибо, мне уже лучше — улыбнулся Бейл, поморщившись от боли, рана ещё давала знать о себе — А насчёт позодреваемых...хм...список получится огромный.
— И всё-таки — настаивал Кеноби, чувствуя, что разгадка близко. А Энакин неожиданно прикрыл глаза и надолго ушёл в себя и вернувшись посмотрел на обоих:
— Я вижу, я чувствую — начал он торопливо — Я ощущаю запах хлора, сильный, а ещё крови и боли, да именно так, белое, всё белое и скрежет металла, очень своеобразный. Больница! — понял он наконец — Кровь, боль и смерть!
— Я понял, о чем ты говоришь — остановил его Органа — Как же давно я наблюдаю за этой тварью!
— За кем? — не поняли оба джедая.
— Да вот, есть тут один, я расскажу, вот только отдохну немного — обещал им Бейл и вскоре рассказал такую историю, от которой кровь застывала в жилах, а сердце замирало и кристаллизировалось...
====== Глава 54. Обратная сторона врачебной клятвы ======
Медицина в Республике имела очень высокое развитие и весьма чёткий механизм работы. Но даже в такой строго отлаженной системе иногда случаются сбои, ввиде людей, попавших туда не по велению сердца помогать страждущим, а из коварного расчета, имея целью заработать побольше денег, без стыда наживаясь на боли и страданиях своих сограждан. К числу таких вот бесчестных типов относился Артемис Фаул. Этот ещё довольно молодой мужчина уже успел снискать себе славу удивительно беспринципного и жестокого человека. Доктора Смерть, как назвал его сейчас Органа. Хотя, путь свой Артемис начал так же, как и другие его товарищи. С раннего детства он знал, что посвятит свою жизнь медицине, любимой его игрой было устройство больницы на своей кровати, где пациентами являлись его мягкие игрушки. Чем только они у него не болели, казалось, не осталось такой инфекции, какую не подцепили бы его пушистые лотал-коты, блестящие кааду и глазастые порги. Когда все другие мальчишки его лет носились по улице, гоняли на карах и играли на деньги в сабакк, маленький Артемис лежал на кровати с датападом и с упорством, достойным любого взрослого, штудировал сайты по медицине, выписывая к себе в толстую тетрадь особенно интересное. А потом, с большим удовольствием практиковался в узнанном на своих мягких плюшевых друзьях. При этом подросток испытывал такой невероятный душевный подъем, что даже со стороны было заметно, как он преображался — бледное лицо разгоралось румянцем, глаза начинали блестеть, даже голос становился другим, грудным, глубоким. В эти моменты Артемис будто бы переставал принадлежать себе, временно исчезал, переставая быть обычным подростком из семьи среднего достатка, становясь великим гением от медицины, которому подвластно победить любую болезнь, даже самая страшная из них начинает испуганно дрожать и на цыпочках отступать прочь, превращаясь из смертельной угрозы в затравленного слизня. Одна только мысль о том, что это будет поднимала в душе Артемиса самый настоящий фейерверк из горячих брызг, превозносивший его на небывалые вершины. Он любил представлять как лечит инфекции, но больше всего, просто до дрожи в руках от собственной значимости, Артемис любил возвращать к жизнь игрушки, которые прежние хозяева списывали со счетов и сносили на свалку. Он тайком от родных, приходил туда ночью и приносил домой целые мешки таких вот поломанных игрушек и с фанатичным блеском в глазах принимался возрождать их буквально из пепла. Все видели это и просто диву давались, как мог пятнадцатилетний мальчишка делать такое! Это было сравнимо с настоящими операциями, мальчик с невероятным энтузиазмом зашивал дырки, мастерил недостающие конечности плюшевым игрушкам и пришивал на место утраченным, менял оторванные глаза на цветные бусины, а иногда и менял всю набивку на свежую вату. Пластмассовым же игрушкам собственноручно вытачивал конечности из кусков пластика, спаивая разорванные и разломанные куски. А после рассаживал всех своих спасенышей на полки над кроватью, временно превращённой в операционный стол, и смотрел на них всех, исступлённо шепча:
