— Ты очень милая симпатичная девочка и явно ещё не знаешь, что такое любовь и семейное счастье. Не знаешь ведь?
Райо приподняла голову и посмотрев на наемника полными слез глазами, отрицательно качнула головой.
— Ничего страшного, родная — успокоил её Кед, погладив по волосам — Я тебя немного утешу, девственницей ты не умрешь!
Чучи замерла от ужаса, увидев, что Бейн снимает с пояса свой устрашающий нож. Остальные так же всё поняли и поднявшись попробовали помешать намерению, но были отброшены назад ударом тока. Но не теряли сознания и даже не могли отвернусь головы, опасаясь такого же удара, вынужденные поневоле смотреть на то ужасное, что происходило перед ними. Тем временем Кед навалился на сенаторшу и ловко разрезал на ней короткое лиловое платье, открывая вид на молодое, едва сформировавшееся тело. Затем, повернул её головой к выходу, всем остальным к товарищам и соотвественно к объективу камеры, нежно развёл ей ноги, давая всем посмотреть на сжавшуюся в предчувствии боли промежность и лицом, сведённым гримасой ужаса. Затем безжалостный наёмник снова занёс свой длинный нож и быстро ввёл его в девственную, нетронутую никем полость, чтобы потом повернуть несколько раз внутри и не замечая брызнувшей крови, спустил у себя штаны и начал самым жестоким образом насиловать несчастную. Райо истошно вопила, размахивая скованными руками. Другие же ничего не могли сделать, только смотреть. Сатин хотела было отвернуться, но тут же получила удар по щеке:
— Я кому сказал, смотреть! Но ты не горюй, милая, тобой я тоже займусь.
И в ту же минуту нежно погладил Крайз по другой щеке:
— Хорошая ты девка, Сатин, красивая, умная, вот была бы ещё не такой суровой, я бы тебя первой порадовал.
И снова вернулся к своему грязному делу, Райо уже охрипла от крика, а Бейн думал:
— «Ну как вам моё кино? Понравилось? Сейчас ещё интересней будет, и много времени пройдёт, пока спасение до вас доберётся, правильно сказал мой босс, джедаи ужасно неповоротливы!»
И дождавшись пока Райо совсем уже обессилит от боли, вложив ей в руки нож и приказал:
— Убей остальных и после покончи с собой!
Он знал, что именно в этот момент нужному джедаю дадут знать о случившемся, а работники сената, испуганные понесутся к остальным. В общем, хаос обеспечен и когда не кто иной, а сама Асока Тано явилась в здание сената, с экрана, горевшего теперь для неё одной на неё взирал сам ужас. Её друзья-сенаторы, те, кого она любила, на её глазах погибли мученической смертью. Райо не смогла никого убить, ей самой после всех мучений едва хватило сил, чтобы воткнуть нож себе в грудь и упасть бездыханной, за остальных взялся Бейн и теперь Асока бесстрастно наблюдала как Барджи падает на пол в пробитым животом, как хлынула кровь из перерезанного горла Фара. Всё это в сумме производило очень тяжёлое впечатление, но ответом на него стала конечно же праведная злость, снова потребовавшая пищи, отодвинув тем самым всё остальное, даже доводы разума, не то, что нелепые правила. Корабль ещё висел над зданием и достичь его оказалось легко, особенно когда никто не останавливает, даже сам канцлер лишь покачал головой ей вслед.
«Что-то сейчас будет» — подумали бы сейчас видевшие тогруту, если бы они только имелись. Но нет, площадка была пуста и только отражение в многочисленных зеркалах видело насколько бледным стало лицо Асоки, какими сузившимися стали её глаза, а зубы просто оскалились, делая её похожей на настоящего хищника, зверя из диких степей. Впрочем действительно, когда на место убийства прибудет Орден и Корусантская гвардия, они подумают: «Это явно какой-то зверь. Человек бы так не смог». И правильно, в общем, подумают, тогруты ведь не совсем люди.
====== Глава 99. Бедняга убийца ======
Асока ворвалась в подсобку, не сдерживаемся никем и ничем, не считать же препятствием каких-то жалких магнастражей, но всё уже было кончено. Все её дорогие приятели, которых тогрута так часто сопровождала, с которыми так весело общалась много лет, бездыханные и холодные лежали на полу. Райо с перерезанным горлом и изуродованной промежностью. Онаконда Фар, зелёная кровь которого ещё текла из рассеченного горла. Барджи Симонс с распоротым животом, глаза которого остекленевшим взглядом смотрели прямо на Асоку. Они словно спрашивали о чем-то и до сих пор не понимали почему спасение запоздало. И винили в этом того, кого смогли найти. Её, Асоку.
«Словно мой сын» — подумала тогрута, глядя на эти невидящие и смотревшие прямо в душу глаза — «Словно мой сын в кошмарном сне!»
От этого осознания злость стала ещё сильнее и тоже не заставила себя молча сидеть внутри, подчиняясь приказу о повиновении. Может быть, употребив всё свою выдержку, достав её из скрытых резервов или взяв в займы у Силы, она огромным трудом, но всё же смогла бы усмирить саму себя и остаться верной правилам Кодекса. Могла бы, но этому нагло помещал самодовольно ухмыльнувшийся Кед Бейн, со смехом поведавший тогруте:
— Ну вот и мой сюрприз, тебе он правда понравился? Я просто доказал насколько ты ничтожна и ничуть не лучше остальных, хотя и носишь высокий статус избранника!
Неизвестно, что в большей степени повлияло на дальнейшие события. То ли этот самодовольный тон, то ли фраза о ничтожности Силы как джедаев вообще так и её собственной, или же вся эта тирада вцелом, не боявшаяся потревожить покойных, неизвестно. Но лучше бы Кед молчал, правда, в его же интересах было бы захлопнуть рот и склеить челюсти цементом. Однако, зря он ругался на Силу, ведь она, несмотря на все эти слова о ней, давала так же и множество преимуществ, например, способность к предвидению того, что будет через минуты. И потому для Кеда стало самым настоящим шоком, то, что едва он замолчал, как на него с диким, почти звериным рычаниям и горящими огнём глазами, набросилось разъярённое существо. Однако, вопреки законам жанра, мечи, висевшие на её поясе, так и остались неактивированными, за то странные фиолетовые и серебристые потоки извитой энергии, стремительно сходя с пальцев Асоки, прожигали всё тело наёмника, лишая возможности сдвинуться с места и даже толком попросить о пощаде, ведь изо рта мог вырваться лишь жалкий, непонятный хрип. Бейна то подбрасывало к самому потолку, то резко низвергало к полу, ударяя об него со стуком.
— Ненавижу тебя! Слышишь? Ты, жалкий моральный урод, не понимающий того, что такое жизнь, любовь и привязанность! — причала Асока, задыхаясь от ярости, краснея и срывая дыхание.
Молнии слетали с пальцев и шипя замирали в теле Кеда. Он уже не хрипел, а только беспомощно размахивал руками, силясь вырваться из мощного захвата, не получая ни грамма поддержки и помощи. Впрочем, скоро Асоке надоела такая безответность, захотелось слез, стонов, мольбы о пощаде. Увидеть смертельный ужас и беспомощность в глазах своей жертвы, чтобы всё это влилось в душу живительным нектаром. Как тогда, на ферме Татуина. Тано опустила руки и наёмник упал на пол, шумно, со свистом, выпуская воздух из легких. Он надеялся, что теперь всё кончено и его смогут отпустить. Да, действительно самая лёгкая часть мучений завершилась, впереди была самая интересная, хотя и не для него. Асока снова нависла над ним и взяв оба своих меча, активировала их пока на самую низкую мощность, начала проводить кончиками по всей поверхности тела, оставляя пока небольшие ожоги. Верно, пока не большие. Потом мощность клинков несколько увеличилась и теперь ожоги из первой степени стали второй, а потом и третьей, когда дело дошло до того, что стали видны кости, а крики Бейна превратились в стоны, клинки перешли к самому дорогому у любого живого существа — лицу. Эта часть была самой любимой и особо ожидаемой. Клинки перешли в горизонтальное положение и прижимаясь к коже, медленно поползли вверх, оставляя большие ожоги. По пути она несколько раз сменила положение на вертикальное, а ожоги на узкие и саднящие. Но самый ключевой момент настал, когда оба ярко горевших клинка начали мучительно медленно касаться век наемника. Ресницы вспыхнули и начали стремительно гореть, а оба меча с громким шипением уже погружались в глазные яблоки бандита. Говорят, при ударе в глаз человек сразу же умирает, и Асока, зная об этом, старалась умышленно не задевать мозг, чтобы продлить мучения Бейна и своё, непонятно откуда взявшееся удовольствие. Каждое движение клинка смывало боль, пережитую её друзьями. Каждый стон умирающего наёмника покрывал каждую каплю бесценной крови каждого сенатора. Точно такой же, какая стучала в монтраллах, не позволяя слышать ничего другого, ни тихого стона возле скамейки с телами, ни громких криков шокированных Оби-Вана и Винду, пришедших сюда секунду назад и поражённых ужасным зрелищем, ни свистящего хрипа, вырвавшегося из перерезанного с двух сторон горла наемника. Всё помутилось в глазах тогруты, а сознание словно замерло на одной отметке — на мёртвых глазах Барджи, смотревших с обвинением. Кроме них она сейчас не видела ничего и потому никак не отреагировала на вопросы Магистров, поражённых её жёсткостью, ничего не сказала, когда одно из окровавленных тел зашевелилось и что-то простонало, заставив Оби-Вана броситься к нему. Не помнила как её обхватили и куда-то повели, как пытались привести в сознание. В него она вернулась лишь только поняв, что стоит в Зале Совета и двенадцать внимательных пар глаз смотрят на неё, ожидая ответа на, видимо не в первый уже раз заданный вопрос. Ярость уже ушла, уступив место опустошённости, Асока моргнула несколько раз и наконец смогла рассмотреть выражение смотревших на неё глаз, недовольное и обвиняющее. Сумела расслышать то, что её спрашивают зачем она совершила самосуд, не дождавшись гвардейцев и своих товарищей. Говорили о том, что это было серьёзным нарушением и ей скорее всего навесят выговор. Упомянули о том, что герцогиня Сатин — единственная, которую Бейн по счастливой случайности не убил, а только серьёзно ранил, видела, как Асока с ним расправлялась и была просто в ужасе от этого зрелища. Этот шок ухудшил её состояние и теперь она может тоже умереть. Оби-Ван, всегда такой спокойный и сдержанный, сейчас просто негодовал, встревоженный состоянием свой возлюбленной, он готов был, казалось, порвать любого, кто сделает ей ещё хуже. Винду, тот и вовсе не стеснялся в выражениях, крича на все лады о том, что он и раньше говорил, что таким, как Асока в Ордене не место, а ему никто не верил и вот результат. Но даже это не так сильно трогало сердце Тано, как слова её бывшего учителя, самого близкого ей из всего Ордена. Того, кого она любила первым после отца и Энакина.