У высокого парня, защитника Игоря, тоже обнаружилась особая примета: под пухлыми пунцовыми губами вдруг открывалась нелепая дырка вместо двух верхних зубов. И как же он лицом похож на Есенина – ещё, поди, стихи пишет.
От входа прошёл и уселся на стуле третий, в белом костюме: волосатый – в окладистой бороде, усах, густых бровях и пышной шапке кудрей. Всё это – пегое, смоль с сединой. Аурума с полкило на нём: перстень, кольцо, браслет, часы, цепочка, оправа тёмных очков да плюс ещё мундштук и зажигалка. Вид надменный, хозяйский, словно он у себя в горах на троне восседает. Как же, как же этих кавказцев в армии обзывали?.. Игорь служил уже лет двадцать тому – всё подзабылось. То ли «чурками», то ли «чурбанами»… Или «чучмеками»? Хотя нет, чучмеками вроде азиатов крестили… Или всё же кавказцев?
– Э, что у нэго там в карманах? – чурбан говорил медленно, тихо, нажимно – он явно командовал.
Толстяк ретиво кинулся (он вообще, несмотря на габариты, двигался на удивление суетливо), охлопал одежду Игоря, извлёк удостоверение, чехольчик с ключами, носовой платок. Залез двумя потными сосисками до дна в рубашечный карманчик, хотя и так видно – там ничего больше нет.
Бородач внимательно изучил малиновые корочки, положил рядом с «Зенитом» на стол. Молча налил себе рюмку коньяка, помедлил, плеснул в другую, ещё пораздумывал – и в третью. Игорь невольно сглотнул, в голове опять всколыхнулся сивушный ил. Боров, уловив взгляд-приглашение, подскочил к столу, уцепил хрустальный напёрсток. Блондин остался на месте.
– Э, вазьми.
Игорь наконец понял, что это – ему. Он не стал ломаться, приблизился, сел (и сразу понял, интуитивно, – сел преждевременно, но не вскакивать же теперь), взял коньяк и сразу, не медля ни секунды, опрокинул в рот. У-у-ух! Игорь уже и вкус почти забыл этого божественного нектара. Он взял со стола свой платок, интеллигентно промокнул губы и, уже чуть взбодрённый, с каким-то даже вызовом вопрошающе взглянул на хозяина стола.
– Э, на каво работаэшь? – спросил тот и медленно, не отрывая взгляда из-под затемнённых стёкол от лица Игоря, выцедил свою порцию «Плиски».
– Как на кого? – удивился Игорь.
Резоннее ведь спросить – где? Впрочем, чурка он и есть чурка. Надо его всё же осадить.
– В данном случае, – Игорь кивнул на фотоаппарат, – я работал, как вы изволили выразиться, на начальника ГАИ. А вообще я – корреспондент «Городской газеты». Жур-на-лист – ясно?
Ожидалось, что теперь ситуация перевернётся – перед ним начнут извиняться и кланяться.
– Пидор он, а не журналист, – встрял бугай.
Чёрный остановил его жестом, не повернув головы.
– Э, чэй ты? Шаха? Камиссара? Валэта? Зачэм нас фатаграфиравал?
Игорь пожал плечами: что за абракадабра? И вообще, чёрт возьми, что происходит?!
– Э, мэнт, значит?
Игоря начала злить ситуация. Глоток коньяка помог ему напыжиться: он выпятил грудь, закинул ногу на ногу, усмехнулся.
– Как вас – господа? товарищи? мужики? Что вам от меня надо, а? Повторяю: я – журналист «Городской газеты». Я сейчас при исполнении, так сказать, на работе нахожусь. Готовил материал, понимаете, о нарушителях дорожного движения. Вы зачем через газон поехали, а? Нехорошо. Нехорошо, господа-товарищи! Ну ладно, я, так и быть, прощу – не буду упоминать о вас и снимок вашего чудного уникального «мерседеса» печатать. Разойдёмся мирно. – Игорь глянул на часы, время не уловил, но воскликнул: – Ого! Всё! И вообще, что за привычка вошла в моду: как что – сразу кулаки. Журналиста «Городской газеты» не надо бить, уважаемые. Ни в коем случае, особливо, знаете ли, по голове…
Игорь молол языком, а сердце его тоскливо поёживалось: взгляд чернобородого был странен.
Вдруг – хряский удар в ухо. Игорь грохнулся вместе со стулом, ударился головой о бетон.
– Мать твою! Ещё угрожать будет, пидор!
Боров прыгнул к нему, ещё и врубил тяжёлым пинком под ложечку. Игорь, свернувшись улиткой, зевал и зевал, пытаясь отыскать дыхание. Только секунд через десять оно возвратилось. Но распрямляться Игорь не спешил – сволочь толстая нависла над ним.
Что же происходит? Кто это? Игорь сознанием, всеми нервами начал понимать – он влип. Его с кем-то спутали. Конечно! Что теперь делать? Как держать себя? Главное – не сломаться, не заюлить. И – приготовиться к боли. Судя по началу, бить его будут всерьёз. А к битью Игорь не привык. Его, если не считать детских милых потасовок, никогда всерьёз не били. Правда, однажды по голове саданули арматуриной крепко, пьяного, так за один разок разве ж привыкнешь… Что же этим надо?
– Э, вставай, прастудишься.
Хотя боль уже чуть-чуть утихла, стала терпимой, Игорь, драматично морщась, перевернулся на колени, распрямился, вскарабкался на стул, очки поправил. Импортные «хамелеоны» каким-то чудом пока выдерживали перегрузки.
Держась обеими руками за живот, Игорь сделал ещё одну попытку рассеять туман.
– Послушайте, – обращаясь к золотоносному горцу, как можно убедительнее, деловито начал он, – вы, милейшие, меня, видимо, с кем-то спутали, а? Я – Половишин Игорь Александрович. Я – журналист. Я на телевидении раньше работал, сейчас – в газете. Меня многие в городе знают. Вон же удостоверение, там фото. Да вы что, нашу «Городскую газету» совсем не читаете? Во вчерашнем номере статья-рецензия моя была – о новой книжке Анатолия Постневича. Это писатель наш местный; не слыхали разве? Для детишек пишет. Для среднего и старшего школьного возраста. У вас что, детей нет, что ли, среднего и старшего школьного возраста?..
Игорь снова начал сбиваться. Молчание и неподвижный взгляд горного князя давили, угнетали. От этого человека исходили какие-то волны, парализующие волю Игоря. Да что там вилять: этот волосатый немногословный человек вызывал тоскливый страх, потаённый ужас. Игорь уже шестым, седьмым, двадцатым ли чувством понимал: этот грузин, армянин или азербайджанец – чёрт их там отличит! – в любой миг может перекрыть ему, Игорю, кислород. Он властен почему-то над его, Игоревой, жизнью…
Вдруг с улицы донёсся лай собаки, какой-то шум, послышались голоса, затем – троекратный стук в гаражные ворота. Главарь кивнул, жирный подхватил без разговоров Игоря, вздёрнул со стула, подтолкнул. Светлочубый уже поднял узкий щит над смотровой ямой, сбежал вниз. Игорь, подгоняемый мощными тычками, чуть не полетел вниз головой, дробно пересчитал крутые ступени, увидел в боковой стенке уже открытую низкую дверцу, из которой вырвался свет. Толчок меж лопаток, ещё дробь по лесенке ступенек в шесть, и Игорь очутился в новой обстановке.
Вместительная комната-бункер, стены и пол обшиты деревом. С потолка, между плитами перекрытия, свисает, опираясь на столбики-подпорки, ящик смотровой ямы. Возле стены – раскладушка с голым матрацем и тонким одеялом. Над ложем стена сплошным ковром улеплена рекламными порнушными плакатами. В углу громоздятся картонные разнокалиберные коробки. И всё.
Игорь сразу прошёл к коробкам, присмотрелся – некоторые распечатаны. Он открыл одну, вторую: баночки крабов, икры, шоколад… А это что? Что такое. Господи Боже мой?!
У Игоря желудок сладко вздрогнул, кадык дёрнулся – «Плиска»! Целых два ящика! Один уже початый. А это? Мамочка моя – «Чио-Чио-Сан»! Три с половиной коробки изумительного болгарского вермута! Со дня собственной свадьбы Игорь его не видывал и не вкушал… Впрочем, сначала – коньячку-с!
Он выхватил бутылочку-красавицу, нежно, но безжалостно свернул ей золочёную головку и, запрокинув тяжёлую голову, со сладострастием глотнул – раз, другой, третий. Еле принудил себя оторваться на середине пути. Огненный живительный поток помчался по всем жилам, жилочкам, венам, артериям, капиллярам, нервным волоконцам и прочим внутренним путям-дороженькам во все уголки исстрадавшегося тела. Игорь, не выпуская драгоценный сосуд из рук, прихватил ещё пару шоколадок, отправился к раскладушке, уселся, пристроил угощение рядышком на полу и решил трезво всё обдумать. Пока голова как раз хорошенько прочистилась. Вскоре, когда все полкило «Плиски» всосутся в организм, думать и соображать станет лень.
