— А тут надо вовремя удрать. А еще лучше потом заставить на себе жениться.

И вообще, в жизни надо уметь рисковать.

— Больно ты умеешь.

— Я учусь.

Ивка надела праздничное платье, натянула новые полусапожки, а чепец надевать не стала. Вместо этого распустила по плечам пшеничные волосы. Если бы Ма Оница такую вольность увидела, враз бы по щекам отхлестала. Но Ма Оницы рядом не было.

Осторожно, боясь помять или испачкать, приложила к лицу маску-бабочку, завязала на затылке тесемки.

Девчонки-сестры обиженно примолкли. Их наряды ни в какое сравнение не шли с Ивкиным.

Ишь вырядилась, тяжелая. У самой пузо, а туда же, — читалось на сестриных вытянутых лицах.

Ивка только победно хмыкнула и выскользнула за дверь.

Было такое впечатление, что весь город высыпал на улицы. Некоторые были в костюмах, большинство просто нарядно одетые, в масках и полумасках. Мимо Ивки пролетела разрумянившаяся девушка в пышной юбке знатной особы, но в старых, разношенных башмаках. На весь костюм у нее явно не хватило денег. Хмурый дядька провел на цепочке мужика в медвежьей шкуре с кольцом в носу. Пробежало несколько мальчишек в полосатых колпаках, с поросячьими носами.

В воздухе стоял терпкий, чуть хмельной дух праздника. Ивка вдохнула его полной грудью.

— Сегодня можно все, — подмигивали с неба звезды.

— Сегодня ни за что не надо платить, — шептали гирлянды цветов на фонарях.

— Сегодня сбудутся все желания, — подталкивали в спину нетерпеливо раскачивающиеся ветви деревьев.

Толпа вынесла Ивку на главную площадь перед ратушей. Палатки и лотки с нее исчезли, а на подмостках, где утром выступали комедианты, отстукивал быстрый ритм барабан, тревожно звенел бубен, рвала душу скрипка, соловьем разливались флейты. Рядом с подмостками уже самозабвенно отплясывали самые нетерпеливые.

— Станцуем? — перед Ивкой остановился паренек в широких синих шароварах, перевязанных красным кушаком.

Ивка улыбнулась и протянула руку. Лоб у паренька был влажным от волнения, но ладонь была сухая, теплая. От него чуть-чуть пахло пивом.

Толпа уже вовсю кружилась вокруг, подчиняясь мелодии с подмостков.

Поворот. Шаг вперед. Поворот.

Парнишка крепко прижал Ивку к себе. Положил одну руку на пояс, другую выгнул коромыслом, повел по кругу, пристукивая каблуками.

— Ты местная?

— Местная, — соврала Ивка. — Из Хо-Хо-Куса. Ей почему-то вдруг очень захотелось стать одним из жителей такого прекрасного города. Пусть только для одного незнакомого юнца.

— Хорошо тебе, — стараясь перекричать музыку и гомон толпы, крикнул ей в ухо паренек. — А я сюда целых два дня шел. Ну, чтобы поглазеть. И не жалею ничуть.

Поворот. Взмах рукой. Поворот.

Под мышками у парнишки расплылись темные пятна. Резко пахло мужским потом. Не противно, нет. Карие глаза. Белые зубы. Брови вразлет. Только познакомились, а кажется, вечность танцуют бок о бок. Как его зовут? Вроде представился. Забыла. Не важно.

Поворот. Шаг назад. Поворот.

Ночь обволакивала темнотой. Случайный партнер на час нежно касался губами разгоряченной щеки. Ивка теснее прижалась к нему. Мелодия разливалась вокруг, волновала. Дарила забвение и негу. Хотелось, чтобы музыка никогда не кончалась.

Поворот. Шаг в сторону. Поклон.

Танец закончился. Взмокшие от усердия музыканты опустили инструменты. Стало вдруг очень тихо.

Вседозволенность раннего вечера растворилась в наступающих сумерках.

Сальные волосы. Толстый нос в черных точках. Рука, настойчиво шарящая пониже спины. Хриплый шепот.

— Пойдем. Пойдем со мной.

С какой стати. Ивка не с нашеста свалилась.

— Сейчас. Сейчас вернусь. Жди.

Ивка отступила в толпу. Снова заиграла музыка. Загадочно заблестели глаза у женщин. Мужчины расправили плечи.

Девушка налетела на вихрастого мальчишку в синем плаще. К плащу неумелыми стежками были пришиты кривобокие тряпочные звезды.

— Ага! И ты тут, пузатая.

— Старый знакомый.

— Станцуем?

Не дожидаясь ответа, мальчишка схватил Ивку за руку и заплясал не в такт и не в лад.

Ивка бесцеремонно руку вырвала.

— Где твои калачи, малявка?

— Проснулась. Все давно распродано. Самое время веселиться. Не хочешь танцевать, пошли смотреть, как фейерверки устраивать будут. В город специально для этого мага из столицы пригласили. Большого умельца, говорят. Полезли на крышу. Оттуда лучше видно.

Мальчишка привел Ивку к ратуше, отворил неприметную калитку сбоку, поскакал по узкой, крутой лестнице, поднялся на чердак, подтащил Ивку к окну.

— Отсюда вид как на ладони.

Ивка осторожно выглянула наружу. Все-таки четвертый этаж. Непривычно. Тем более что окно большое и без ставен. Можно просто шагнуть вперед и… Ивка отступила назад.

В наступившей вдруг темноте еле виднелись остроконечные черепичные крыши. Светлым пятном проступала освещенная масляными фонарями площадь. Музыки слышно не было. Люди отдыхали, пили пиво, ели жареные колбаски, ждали новых развлечений.

— Сейчас начнется. Смотри, рот не разевай. Нигде больше такого не увидишь, — мальчишка трещал, как испуганная сорока.

Но рот Ивка все равно разинула, было от чего. Где-то вблизи как будто бы гром прогремел. Черное небо над головой полыхнуло оранжевым светом, и на нем расцвели аляповатые огненные цветы.

Внизу на площади захлопали в ладоши, заулюлюкали, засвистели. Цветы опали вниз разноцветными искрами.

И тогда в снова потемневшее небо вырвался дракон — весь из мигающих золотых звезд. Сделал плавный круг над площадью, взмахнул крыльями, открыл огромную пасть, рыгнул пламенем и растаял в воздухе.

За драконом выплыла красная рыба-кит, задрала хвост, пустила из спины голубой фонтан. Взмыл в небо королевский дворец с воротами и башнями. А потом небо снова усеялось горящими цветами. Раскрывались и закрывались бутоны. Тянулись вверх желтые тычинки, трепетали лепестки, и не было этому конца.

— Пойдем посмотрим, как маг колдует, — уже подталкивал Ивку в спину нетерпеливый мальчишка.

— Ну тебя, — повела плечом Ивка. — Я досмотреть хочу.

— Ну и оставайся, пузатая. А я пошел, — и мальчишка с грохотом ссыпался с лестницы.

Цветы плели в небе причудливый венок. Закружились совсем близко от земли огненные колеса, отбрасывая языки пламени. Очень хотелось ступить на подоконник, шагнуть и полететь.

Вдруг тишину внизу разорвал истошный вопль: «Горим!».

Да, горим, — не сразу сообразила Ивка. — Небо в огне.

Но в огне было не только небо. На одной из улиц яркими свечками вспыхнуло сразу несколько домов. Ударил колокол. Забегали внизу люди. Ивка поспешила к лестнице.

Метались, кричали, толкались жители города и его гости. Пронеслась мимо телега. Девушку несло в темноте, как щепку в водовороте. Несколько раз она споткнулась и чуть не упала. Пахло гарью, ел глаза дым.

Ивку вынесло к почерневшим, полуразрушенным домам. Где-то сгорела только крыша, где-то еще и стены, а где-то одиноко торчала печная труба.

Человек в плаще со звездами, с крашенными серебряным цветом ногтями брезгливо вытирал ветошью испачканные золой руки.

— Последнее заклинание плохо сложилось. И потом, я никогда не умел усмирять огонь.

Его пытались увести прочь: «Господин маг, никто вас не обвиняет, идемте».

В нос ударил сладковатый, тошнотворный запах горелой плоти.

Рядом с обугленной балкой лежала обожженная жертва. Красные волдыри до неузнаваемости обезобразили опухшее лицо. Кое-где кожа обгорела до черноты. Волос не осталось. Скрюченные пальцы скребли сухую землю.

Зашлось сердце: раненый был завернут в прогоревший до дыр синий плащ с самодельными кривыми звездами.

Рядом скреб землю когтями пес с опаленной, выгоревшей до мяса шкурой и странно вытянутыми неподвижными задними лапами.

— Пацана, видать, вытащил, а сам под падающую балку угодил, — сказал кто-то рядом.

— Хорошо бы, пацан умер, не приходя в сознание. Боли бы не почувствовал. А собаку пришибить надо, чтобы не мучилась.