Легкий пьянящий аромат мяса, изысканной еды, драконит ноздри. Мастер не может не признать — люди тоже могут быть в чем-то хороши. Доктор Лектер — в приготовлении еды.
Он отправляет в рот нежное мясо, кусок за куском, смакует деликатным соусом, в котором отчетливо слышен помидор и остаются на языке зерна граната. Лениво ковыряет вилкой в тарелке. Не потому, что не голоден — такой изысканный ужин способен разбудить аппетит мгновенно. Мастер все пытается понять, что же такого необычного в этом с виду обыкновенном человечешке в элегантном костюме. Он явно необычен. Нестандартно мыслит, совершенно не поддается гипнозу (Мастер проверил дважды). Умно рассуждает, даже слишком умно для простого смертного, и — надо же! — интересен как собеседник.
— Вы необычный человек, доктор Лектер, — осторожно, поскольку едва ли не впервые в жизни делает комплимент жалкому человечешке, говорит Мастер. Следит за реакцией. Она очень интересна. Люди, которые доселе попадались на его пути, расцветали от любого доброго слова, наивно полагая, что они их заслуживают и не всегда понимая, что это лишь лесть, способ достичь цели. Доктор Лектер же лишь слегка улыбнулся краешком губ — исключительно из вежливости.
— Благодарю. Вы тоже, мистер Саксон.
— Я вообще не человек.
— Вот как? — хозяин ужина совсем не удивлен, он будто бы только и ждал этого признания.
— Меня зовут Мастер. Я Повелитель Времени.
— Интересно.
Ни черта ему не интересно. Мастера, что скрывать, это шокирует. Впервые он видит подобную реакцию.
— Вы не очень-то удивлены, доктор Лектер.
— Я знал одного Повелителя Времени раньше. Он называл себя Доктором.
Каждая клетка в теле замирает. Мастер крепче сжимает в руках вилку. Опускает взгляд. На острие зубца — сердце. Еще одно. Первое он только что съел.
Мастер напоминает себе том, что нужно дышать. Прямо смотрит на хозяина вечера. Заглядывает ему в глаза.
Он все понял П Р А В И Л Ь Н О.
Он улыбается. Кивает. Доедает свой ужин. Из вежливости медленно цедит остаток вина в бокале.
Встает из-за стола. Отвечает на фальшиво-вежливую улыбку доктора Лектера такой же фальшиво-вежливой. Обменивается холодным рукопожатием. И медленно уходит, чеканя шаги.
Уже у самого выхода, когда приоткрытая дверь манит к себе, оборачивается.
— Доктор Лектер?
— Да? — невозмутимо смотрит на него Ганнибал.
— Ужин был великолепен. И вы — тоже. Но, видите ли, — в руках появляется верная подруга — отвертка, руки плотно сжимают ручку, — никто не смеет обижать Доктора. Кроме меня.
Миг — и ядерный светящийся луч стреляет в сердце противника. Доктор Лектер напрасно пытается закрыть дыру руками. И падает наземь.
Одно сердце. Как все же прекрасно, что у жалких людишек ТОЛЬКО одно сердце.
========== 14. Зельда Спеллман и Мисси ==========
У Зельды Спеллман рыжие волосы, вызывающе-красные губы и острые когти, точно крючки. Холодные глаза ведьмы проникают в душу медленно, но сжигают целиком, без остатка.
Зельда Спеллман — одержимая слуга нечистого, готовая целовать следы его копыт и перестать дышать по его приказу. Днями и ночами рыжая бестия душит в себе жалкие проявления человечности, которые так и не смогла уничтожить тьма. Для нее жизненно необходимо казаться человеком куда хуже, чем она является. Плохая девочка отчаянно не желает становится хорошей, боится, что Господин отвернется от нее, разочаруется, пренебрежет ее преданным служением год за годом, век за веком.
Мастеру нравятся плохие девочки. Делать из плохих девочек еще более плохих — его любимое занятие.
У него были такие жертвы. Ни с одной не было так же интересно, как с ведьмой Зельдой. Мисс Спеллман — это вовсе не глупенькая юная Люси, и не идеальная умница Марта Джонс, отлично натасканная Доктором, как дворовой пес. Она вовсе не простушка, как эта негритяночка, с которой Доктор путешествовал не так давно и которая — какая жалость! — превратилась в бесчувственную железяку.
Зельда — опасный пожар, жаркое пламя, способное сжечь любого, кто к ней приблизится. Конечно, если этот кто-то — не Мастер.
Мисси не желала задерживаться в Гриндэйле. Чего она не видела еще в однотипных однообразных городишках, забытых Богом (если он существует) и людьми (если они вообще способны долго что-то хранить в своей памяти)? Но планы (к счастью) меняются, если под руку попадается опасная жертва, бунтарь, мятежник. Сломать такую — истинное удовольствие. Трахать такую — настоящее наслаждение.
Мисси трахает Зельду ежедневно. У той на спине дьявольские отметины от когтей навечно отпечатались, за высокими шарфиками колдунья прячет яркие, точно ожоги, пятна от засосов. Губы Зельды болят и пекут от укусов, на запястьях отпечатались следы веревок, на ягодицах — поцелуи плетки, которые даже магия плохо скрывает.
Кто-то другой, возможно, уже давно бы устал. Когда отношения (а можно ли их греховную связь назвать отношениями?) опаснее извергающегося Везувия, только идиот не станет бежать без оглядки.
Идиот. И Зельда Спеллман.
Каждый вечер после сатанинской мессы Зельда приходит в школьный кабинет той, кого знает, как Мэри Уорделл, замыкает замок с тихим щелчком, запечатывает магией стены, чтобы никто ничего не услышал. Садится на стул напротив, достает сигарету, затягивается. Выпускает в потолок столб дыма, извилистый и тонкий. Это всего лишь игра, и они обе знают правду. Правда состоит в том, что ровно через несколько минут (никак не больше двадцати), миссис Уорделл достает плетку, проведя раздвоенным концом Зельде по щеке обманчиво-нежно, цепляется ногтями в тонкую жилу на шее и оставляет очередной жадный и жаркий засос.
Это начало, прелюдия к чему-то, о чем нельзя говорить другим, непосвященным в эту тайну.
Зельда Спеллман, рыжеволосая ведьма, все еще думает, будто одержима Дьяволом. Мисси знает правду — Зельда Спеллман одержима ею.
Она — ее личный Дьявол. Мадам Сатана.
========== 15. Серсея Ланнистер и Марк Антоний ==========
Ты знала, Серсея, что этот день наступит. Знала, что, как бы сладки не были речи о любви и мире между вами, им придет конец, как только главным козырем в игре станет престол. И знала, что заговора не избежать. Либо ты убьешь сейчас, либо тебя — потом, чуть позже, когда будешь беззащитна. Другого выбора этот мир не предоставляет. И так, похоже, будет всегда. И всюду.
Ты сидишь в тронном зале, опустив руки на колени. Пока — лишь на месте рядом с главным креслом, где восседает владыка великой империи. Пока — верная спутница и идеальная жена. Волчица в овечьей шкуре. Тебе страшно. Какие бы лестные песни не пели в уши твои приспешники, реальность такова, что ты точно знаешь — и знать, и вассалы в большинстве своем ждут доблестного Марка Антония, что займет престол и поведет Империю дальше, по пути процветания, в прекрасный рассвет.
Ты не настолько глупа, чтобы не понимать, что сладостные заверения о том, как народ любит принца Джоффри и надеется на его справедливое и мудрое правление — ужасная ложь. Ты не настолько глупа, чтобы не понимать, что принцу Джоффри не хватит ни ума, ни мудрости, а правление его будет столь же далеко от справедливости, как Египет от Вестероса. Твой сын, увы, не унаследовал ничего хорошего от своего отца, нет в нем и твоих важных для жизни качеств. Твой сын — глупый истеричный самодур, трус, который однажды погубит всех вокруг, и тебя тоже.
Но он — твой сын, первенец, и, увы, ты прекрасно знаешь, что, если он не сядет на трон теперь, то сядет в черную мглу темницы, а может, будет скормлен пираньям. Увы, ты понимаешь, что милый мальчик Джоффри только для тебя является любимым дитя. Для остальных — он кошмар, о котором страшно подумать. И тебе прекрасно известно, что, не усади его сейчас на царство, конец его будет печален.
Кого ты выберешь, Серсея? Ужасный финал для всех, но с минутами триумфа своего возлюбленного сына? Или трагический конец своего милого первого ребенка, дабы остальных, чужих и неважных, ожидало светлое будущее? Ответ очевиден. Ты прекрасно знаешь его.
