Марш с Урисом сидели на диване. Перед ними стояла большая доска, вся исписанная маркером, который стоящая рядом Фостер держала в руках. На самой доске были изображены ёлка, украшения, еда, веселящиеся люди, подарки, и всё это перемежалось записями кривым почерком, который, на удивление, был читабельным. Таким незамысловатым способом девушка пыталась донести до детей смысл Рождества, но по их лицам было видно лишь то, что они устали от долгой болтовни журналистки. Вот уж так Стен точно не рассчитывал проводить сочельник.
— И, таким образом, можно сделать вывод, отвечая на вопрос, что особенного в Рождестве, — закончила девушка, наконец-то закрывая маркер.
— Шарлота... — устало вздохнула девочка. — Всё это есть и в других праздниках.
— Да, по сути, Рождество — это просто обдираловка, чтобы скупить как можно больше барахла, — развёл руками еврей.
Девушка удрученно вздохнула, усаживаясь между ними и выкидывая маркер неизвестно куда.
— Вы не улавливаете сути! Когда я была вашего возраста, то ждала этого праздника больше всего на свете! Помню, как мне подарили фотоаппарат...
— Видишь. Подарки — это главное, — подловила журналистку Беверли.
— Что? Нет, я... это... не так, — начала запинаться девушка, понимая, что проигрывает аргументам детей.
Тут до них донёсся запах гари. Первым его заметил Урис и начал принюхиваться, словно Пеннивайз, втягивая носом воздух. Зловоние исходило из кухни. Мальчик, недолго думая, повернулся в её направлении и увидел струйку дыма, которая плавно летела в гостиную.
— Вот блин! — Стен вскочил и ринулся на кухню. Марш с Форстер не сразу поняли, в чём дело, но увидев дым, ринулись за Урисом.
— Что это? Где горит?? — не поняла Беверли.
Очагом возгорания оказалась духовка, в которой готовилась индейка. Хотя она больше стала напоминать обугленную картофелину. Шарлота схватила прихватку и открыла дверцу. Кухню тут же заволокло чёрным дымом, и все принялись кашлять и закрывать рот руками. Стенли побежал открывать окно, а девочки вытащили несчастную птичку на стол. Всё мясо сгорело, а кожица стала чёрной и рассыпалась при малейшем касании. Заболтавшись, Фостер совсем о ней забыла, хотя прошло почти два часа с момента, как она поставила птицу в духовку.
— О нет, — расстроено протянула она. — Родители скоро приедут.
— Вот вам и Рождественское чудо, — усмехнулся Урис. — По крайней мере, закуски и пюре есть.
— Эх, как же я так облажалась? — продолжала корить себя девушка.
— Да ладно, Шарлота, — попыталась сгладить ситуацию Марш. — Роберт принесёт вино, сядем, поболтаем, вы выпьете, никто и не заметит. А индейку выбросим.
— Кстати, а где Роберт? — вспомнил о клоуне Стен.
Пеннивайз кряхтел, дёргаясь и пытаясь вытащить голову из ловушки, в которую сам себя загнал. Теперь силы использовать было нельзя, ведь рядом был свидетель. А тратить их ещё и на то, чтобы уборщик всё забыл, клоун не решался. Тем не менее, он отчаянно старался высвободить голову из тисков балок, которые, казалось стали ещё крепче сжимать череп.
Мужчина, в отличии от него, уже не пытался выбраться и мирно стоял, доставая что-то из заднего кармана. Почему он такой спокойный, Пеннивайз не понимал. Сам он уже долго торчал в таком положении и боялся, что родители Шарлоты уже приехали, а ни вина, ни его самого нет. Не самое лучшее впечатление, которое он мог бы произвести на незнакомых ему людей, которые пришли в его же дом.
Уборщик вытащил из кармана зажигалку и пачку сигарет и, вытащив одну, просто закурил. Кончик ярко горел в вечерней темноте, словно костёр. По крайней мере, так показалось Пеннивайзу. «Волосы твои, как угли в январском костре», — вспомнил он открытку, которую Бен подарил Марш ещё летом. Жаль только, клоун выбросил её, когда завладел чемоданом девочки после того, как удочерил её. А ведь Беверли искала эту открытку и даже не призналась другу, что потеряла его подарок. Если бы Пеннивайз мог вернуться в тот момент, то сохранил бы эту памятку для неё, потому что выбросил он открытку лишь из личной неприязни к людским чувствам, которые тогда были ему совсем чужды.
— Будешь? — уборщик протянул ему пачку «Marlboro», которые когда-то курила и Марш.
— Эм, нет. Не курю, — отмахнулся клоун, не оставляя попыток выбраться.
— Да успокойся уже, ничего не выйдет, — мужчина сделал ещё затяжку.
— Ладно, тогда у меня нет выбора, — Пеннивайз набрал полные лёгкие воздуха. — ЭЭЭЭЭЙ! ПОМОГИТЕ! МЫ ЗАСТРЯЛИ! КТО-НИБУДЬ! ВЫТАЩИТЕ НАС ОТСЮДА!
— Никто тебя не услышит, — выдохнул товарищ по несчастью. — Все сидят по домам и празднуют. Ты сам-то что забыл на улице в такое время?
— Шёл в магазин... Но не дошёл.
— Не нужно было останавливаться, чтобы помочь какому-то встречному-поперечному, — как-то уж слишком безэмоционально заметил человек.
Пеннивайз чуть не усмехнулся. Уборщик, можно сказать, был ему неплохим знакомым, учитывая, что круг общения монстра был ничтожно мал, и сосчитать всех его «друзей» можно по пальцам. И это, если считать и тех, кто уже мертв. Но для самого клоуна это было завались и больше, учитывая, что большую часть своего существования он знал лишь одного, да и тот был не особо разговорчив.
— А что... вы тут делаете? В это время суток? — задал он встречный вопрос.
Мужчина не спешил отвечать. Он сделал очередную затяжку, выдыхая густой дым в небо, с которого падали снежинки, ложась ровным слоем и создавая белую пустыню.
— Пришёл убрать коридоры.
Тут Пеннивайз совсем запутался. Почему он пришёл их убирать в праздник? Все люди в городе наоборот, спешили поскорее распрощаться с работой и провести сочельник с родными и близкими, а этот пришёл в школу, чтобы мыть полы, когда даже уроков нет. Но уборщик быстро уловил непонимающий взгляд клоуна.
— Что? Думаешь, почему я не с семьёй?
Монстр положительно кивнул головой, пялясь на оппонента в ожидании разъяснений.
— Не твоё это дело, парень. Я не стану тут перед тобой распинаться.
До клоуна донесся запах скорби и грусти. Такой густой и вязкий, словно он очень медленно поглощал мужчину, затягивая в свои пучины. Тут уж Пеннивайз не сдержался. Читать мысли — одна из вещей, в которых он профи, так что прочесть их у собеседника не составило труда. Вот только легче клоуну не стало. Наоборот, что-то внутри сжалось, не давая продохнуть, и балки тут были не при чём. А снег всё падал, постепенно превращая их обоих в два сугроба.
— Мне... мне жаль вашу жену, — тихо сказал Пеннивайз, опустив глаза.
— Ч-что? — заикнулся уборщик, поворачиваясь к нему. — Откуда ты...
— Знаете, думаю, она бы не хотела, чтобы вы провели Рождество между двух железных перекладин. Как считаете?
Тот лишь разинул рот, не в силах выдавить ни слова. В горле встрял ком. Он просто не понимал, откуда монстр взял эту информацию. В городе было совсем немного людей, кто знал о его горе, произошедшем в прошлом году, буквально накануне праздника. Жена скончалась от рака. Печально. А самое обидное, до этого события он был вполне себе весёлым мужичком. Но жизнь повернула не туда, и Пеннивайз знал его, только как угрюмого взрослого, лет шестидесяти, который вечно моет полы и ворчит.
— Хотите, можете отпраздновать с нами. Думаю, все, кроме меня уже собрались.
Клоун вцепился в балки и в один миг раздвинул их, вытащив голову. То же самое он проделал с балками, удерживавшими уборщика, который, пребывая в полном шоке, всё ещё тупо пялился на монстра. Удивительно, но пока он проделывал всё это, глаза Пеннивайза даже не пожелтели. Силы было действительно много. Даже больше, чем он ожидал. Но монстр не собирался больше тратить её. То есть, собирался, но поставил себе ультиматум: тратить силу в случаях крайних, не только для себя. Беверли бы это оценила. Все неудачники оценили бы.
