– Саша, неужели ты сделал лишь один снимок?! – поражение воскликнул я. – Ведь не каждый день видишь такое чудо!

– Мы летели на съемки фильма, – оправдывался Федоров. – Предстояла напряженная работа. Я был приглашен в качестве фотографа. В те годы всегда до начала съемки эпизодов фильма делались натурные снимки на месте. Это нужно было для того, чтобы режиссер и оператор смогли правильно выстроить кадр, выбрать подходящий пейзаж. Кроме того, фотограф должен был запечатлеть ключевые моменты работы над фильмом. Они использовались для рекламы будущего фильма. Пленка же тогда была в дефиците, особенно цветная слайдовая, в те годы еще не было цифровых фотоаппаратов. На один эпизод фильма мне выдавали две широкоформатные пленки, и в них было всего 24 кадра. Эпизод мог сниматься два-три дня. Я каждый кадр взвешивал, стоит ли он расхода драгоценной пленки. А тут было лишь начало работы над фильмом – все еще впереди. Если пленка закончится, где ее возьмешь в горах?

– Ну вы хоть бы ближе подлетели! – продолжал я сокрушаться. – Ведь толком на снимке ничего не разобрать.

– Знаешь, сколько тогда стоило время полета вертолета? Кто бы позволил мне изменить маршрут и кружить над озером?

Я покивал головой. Шестьсот долларов в час – астрономическая, по тем временам, сумма, хотя сейчас она уже перевалила за две тысячи.

Внимательно изучив на фотографии туманные очертания южного берега Иссык-Куля, я разочарованно произнес:

– Но это не та воронка… – В правом верхнем углу снимка просматривался узкий длинный полуостров. Это мог быть только Ак-Булун, полуостров в западной части южного берега Иссык-Куля. – Моя воронка должна находиться в Рыбачинском заливе.

На снимке было видно, что закрученные линии шли по поверхности озера. О том, что и моя воронка – следы течений на глади Иссык-Куля, а не подводные образования, говорили мне и Болот, которому я первому поведал о своем «открытии», и Олег Лопатко, геолог и мой друг, с которым я тоже консультировался о природе загадочной воронки. Снимок Федорова подтверждал их гипотезу о ветрах, создающих вращательное движение воды в центре озера. Видимо, в западной части Иссык-Куля иногда создаются подходящие условия для возникновения подобного природного явления. В этом районе нередко дует сильный ветер, имеющий даже собственное имя – Улан. Навстречу ему с востока время от времени устремляется не менее мощный Санташ. При встрече, сшибаясь, они, очевидно, и рождают гигантские хороводы воздуха и воды. Я даже слышал о больших смерчах на Иссык-Куле.

Вечером к нам присоединился Дима Лужанский. С ним был студент Игорь. Они намеревались познакомиться с современной технологией снятия копий с наскальных рисунков. Дима затеял профессиональный разговор с Анной. Его интересовало и мнение Мухаревой по поводу найденных нами сложных рисунков. «Дима, ты же прекрасно знаешь, что если какой-нибудь артефакт не укладывается в теорию, то его попросту игнорируют», – услышал я комментарий Анны.

Ввязываться в спор мне не хотелось. Я размышлял о том, как получить максимальную пользу от участия кемеровского археолога в нашей экспедиции. Решил, что следующий день мы посвятим изучению современных методов копирования петроглифов неподалеку от нашей базы в Кара-Ое. Здесь тоже есть, чем удивить моих товарищей.

Утром была небольшая облачность. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь серую дымку, в которой тонул горизонт, создавали неверный свет. Рисунки на камнях были серыми, едва видимыми и невыразительными. Четкие при хорошем освещении петроглифы теперь читались с трудом. В воздухе ощущалось приближение дождя. Ландшафт был унылым и плоским. Намеченный мной накануне камень с рисунком оказался непригодным для фотосъемки. Поверхность камня отражала блики солнечного света, линии рисунка терялись, и мы вынуждены были идти дальше.

Я подвел группу к валуну, на котором четко выделялись два оленя, застывшие в напряженной позе. Головы подняты вверх, словно животные прислушиваются к напугавшим их звукам. Сзади оленей небольшая собака. А впереди, на другой грани, – целая картина: всадник на быке, преследующий грациозно скачущую лошадь. Между ними небольшая фигурка второго всадника на лошади. У него на голове двурогая шапка, у лошади – оленьи рога.

Прошлым летом, фотографируя этот рисунок, я обводил его контуры мелом, следы которого были до сих пор видны на камне. На других петроглифах мел был смыт осенними дождями. Анна сказала, что для снятия копии петроглифа с этого валуна его надо тщательно отмыть от мела. У нас не было с собой ни щетки, ни воды, поэтому решено было поискать другой петроглиф.

Я вспомнил, что рядом есть интересное изображение людей. В руках они держали какие-то загнутые предметы, которые я назвал соколами, решив, что это могут быть охотники с ловчими птицами.

Теперь же, разглядывая рисунок вместе с Анной, я подумал, что предметы в руках двух мужчин больше похожи на загнутые ножи, вроде непальских, либо на небольшие бумеранги. Один из мужчин в левой руке держал свернутую в кольцо веревку. К ней был привязан третий персонаж этой сцены: либо подросток, либо человек маленького роста. Я предположил, что это сцена жертвоприношения. Мужчины – жрецы в ритуальных масках, в руках жертвенные ножи, а на веревке – сама жертва. Анна, осмотрев петроглиф, объявила, что он вполне подходит для копирования.

Александр установил штатив и начал съемку рисунка. Мухарева объяснила, как делается копия петроглифа. Для этого плоскость рисунка разбивается на небольшие квадраты с помощью специальных меток. Каждый квадрат фотографируется отдельно. Затем, уже с помощью компьютерной программы, восстанавливают форму квадрата каждого отдельного снимка. Потом они объединяются в единый панорамный рисунок, передающий точную развертку рисунка петроглифа. Большие рисунки могут составляться из десятков отдельно снятых элементов. Этим методом устраняют все искажения, получающиеся при фотосъемке петроглифа. Следующий этап копирования – обрисовка рисунка в компьютерной программе «Фотошоп». Можно использовать разные слои и цвета для различных целей: например, для выделения пятен лишайника, более поздних слоев рисунка и т. д.

К вечеру погода окончательно испортилась. Пошел дождь, температура воздуха резко упала, и вскоре закружились «белые мухи». Только вчера мы ходили в футболках и прятали лица от обжигающих лучей иссык-кульского солнца, а сегодня кутаемся в теплые куртки и жмемся поближе к электрическим нагревателям. Тысяча шестьсот сорок метров над уровнем моря не шутка – и в мае может пойти снег!

Утро следующего дня было морозное. Падал снег, и часть участников нашей экспедиции собралась в обратную дорогу. На базе осталось только пять человек: Анна, Дима Лужанский, Игорь и я со Светой. Впереди было еще четыре дня экспедиции, и я рассчитывал, что погода наладится. Пока же можно было обрабатывать снимки петроглифов с помощью компьютера. Оставив Диму и Игоря за этим занятием на базе в Кара-Ое, мы втроем отправились в город Каракол.

Каракол, бывший Пржевальск, – первый город, построенный русскими на берегах Иссык-Куля в 1869 году. В нем еще сохранились старые русские дома с деревянными крылечками и ставнями, украшенными затейливой резьбой. В Караколе чувствуется дух русского городка позапрошлого века. Мне кажется, что в самой России с трудом можно отыскать подобный ему, затерянный во времени, городок. Достопримечательности Каракола – Свято-Троицкий православный собор, возведенный в 1895 году, и дунганская мечеть, выполненная в китайском стиле «пагода» в 1907 году.