Без формы содержания не бывает. Если что-либо существует, оно как-то выглядит, даже если это просто мысль. Если человеку показать вещь, описать действие или поступок, с которыми он до этого не сталкивался, форма даст первое впечатление и станет исходным для первой оценки увиденного. От неё во многом зависит, понравится человеку содержание, или вызовет отвращение. То, что мы называем воспитанием, основано на разделении существующих в мире вещей, поступков, людей, явлений на правильное и неправильное, хорошее и плохое, красивое и безобразное, достойное внимания и пустое, и так далее. Форма всегда определённым образом соответствует содержанию, но не всегда его отражает для субъективного восприятия каждого отдельного человека. То, какое содержание предполагает человек в увиденном, зависит от его прошлого опыта, от подсказанного ему раньше другими, то есть, воспитания – открывшаяся ему форма ассоциируется с предполагаемой сутью. Суть многогранна, поэтому нужно уметь оценивать по той или иной форме лишь одну её грань, не путая, например, красивое с умным.

Форма не только отражает содержание, она во многом его определяет. Примитивно – толстая палка прочнее тонкой. Для человека и его поведения форма очень важна не только как способ выражения характера, но и как формирующий характер фактор. У того, кто имеет потребность быть чистым и опрятным, гораздо менее вероятно возникнет мысль или желание кого-то испачкать. Кто подаёт даме руку, вряд ли ударит её.

С одной стороны, жизнь человека очень коротка, она подобна искре, вылетающей из костра. Костёр по сравнению с ней огромен, да и жить он может, если хотите, бесконечно. Искра – его часть, которая, выкинутая в нечто ещё более огромное и ещё дольше живущее, почти мгновенно исчезает. С другой стороны, если жизнь сумела вырасти и угаснуть, при этом оставив за собой множество дел, свершений, следов и ненулевое наследство, то к моменту своего конца она остаётся большим куском окружающего.

Самое интересное, что совесть правильнее всего считать частью тела. Она ведёт себя подобно зубам, когда она болит, подобно атавистическому хвосту, когда казалось бы полностью отсутствует (или с удивлением обнаруживается в виде копчика, что, однако, не сильно отличает её в этом случае по своей сущности от рядом расположенного анатомического оформления), подобно мозговым играм, называемым снами, когда хочется не то чтобы проснуться, а заснуть, но по-другому. Недаром про совесть говорят, как про другие части тела, что она болит.

Человеку свойственно себя жалеть. И совершенно очевидно, что в любой частной или застольной беседе (другой общей я не знаю, ведь нельзя же назвать беседой конференцию, официальный круглый стол или обмен репликами на лавке группы грызущих семечки и рожающих одну значащую фразу в час «демосфенов») каждый занимается только оплакиванием свой доли и своей неоцененной личности, останавливаясь лишь по необходимости выделить время (а отнюдь не послушать) на по-разному оформленные причитания другого.

Один жалуется другому, что он глупый, или некрасивый, или что у него нет какого-то хорошего и весьма полезного качества. Зачем он это говорит – вопрос риторический. Конечно же, чтобы услышать в ответ уверения в обратном. Это мелковато, но на самом деле ничуть не хуже, чем автоматический вопрос женщины на тему, вкусно ли она сварила картошку. Если ответить женщине отрицательно, да ещё и уточнить, что именно она сделала не вкусно, у неё от удивления расширятся глаза, а потом она переспросит, не шутишь ли ты. Быть кому-то нужным так же необходимо человеку, как ходить в нужник, пардон за каламбур. Но не каждому. Иначе на свете были бы только собаки, а ведь есть ещё и кошки.