Ее взгляд упал на стоящего в толпе графа Яффы Гуго де Пюизе. Высокий стройный черноволосый красавец в мгновенье ока затмил приземистого рыжеволосого графа Анжуйского. Мелисенда ощутила на себе влюбленный взгляд прекрасных глаз, одновременно готовых разразиться слезами от несправедливости судьбы. Королева еле заметно кивнула головой, словно даря обещания; это движение осталось незаметным для многотысячной толпы. Проще говоря, и движения никакого не было, это душа Мелисенды потянулась к графу де Пюизе. Последний узрел обнадеживающее движение любимой души, и ответил своей великолепной улыбкой.

Они познакомились в свою юную пору. Молодой Гуго де Пюизе прибыл в Иерусалим, когда его отец – граф Яффы умер. Он оставался при дворе Балдуина до собственного совершеннолетия. За это время молодой граф и принцесса Мелисенда, которая была на два года старше его, успели полюбить друг друга. Непозволительные чувства молодых (к тому же Гуго де Пюизе был троюродным братом Мелисенды) не ускользнули от наблюдательного Балдуина. Король позвал юношу к себе и долго объяснял, что между ним и принцессой никогда ничего общего быть не может. Благородный молодой человек пообещал не докучать своим вниманием Мелисенду, и как только ему исполнилось восемнадцать лет, вступил во владение отцовским леном. На прощание Балдуин попросил своего вассала как можно скорее жениться. И послушный юноша исполнил это пожелание короля с необычным рвением. По прибытии в Яффу он взял в жены племянницу иерусалимского патриарха и одновременно богатую вдову Евстахия де Гранье. (Прежний муж Эммы был одним из самых влиятельных баронов Святой земли и занимал высший военный пост – коннетабля Иерусалимского королевства.) Партию можно было бы признать хорошей, если закрыть глаза на то, что избранница Гуго де Пюизе имела двух сыновей – почти одного возраста с мужем.

Вернемся к свадьбе нынешней…

Вот Мелисенда прошла мимо мужчины своей мечты и снова надела на себя маску необыкновенно счастливой невесты.

Очарованный народ стал напирать на стороживших проход рыцарей; те, несмотря на тяжесть вооружения, не могли устоять; и не могли они применить оружие на пороге храма, тем более, в столь знаменательный момент. Свободное пространство, оставленное для супружеской пары, катастрофически уменьшалось. Счастливые граждане Иерусалима и гости, вот-вот, помимо своей воли, готовились раздавить обожаемую принцессу и ее жениха. Положение спасли герольды иерусалимского короля и графа Анжуйского: они принялись сыпать в толпу горсти серебряных монет, среди которых попадались и отчеканенные из полновесного золота. И в следующий миг радостные крики «Золото! У меня золото!» расчистили дорогу великолепной паре гораздо скорее, чем это смогли бы сделать лучшие рыцари Востока и Запада.

А далее был пир в королевском дворце. Хотя на нем присутствовали только бароны и рыцари, получившие свои титулы и рыцарские шпоры не сегодня и не вчера, зал был настолько переполнен, что некоторые, среди всеобщего веселья, от недостатка воздуха начали зевать. Заметив досадные движения знатных ладоней к не менее знатным ртам, Балдуин приказал раскрыть все двери дворца. Приятный сквозняк немного взбодрил гостей.

– Молодых положено на свадьбе одаривать, – поднялся с наполненной чашей иерусалимский король. – Мой главный подарок вы получите не сейчас и совсем не в радостный день.

В огромном зале воцарилась полная тишина. Гости понимали, что король не закончил речь. Балдуин на некоторое время затянул паузу, и вот, когда терпение баронов начало сдавать, произнес:

– Объявляю графа Фулька и принцессу Мелисенду моими преемниками на иерусалимском троне.

– Живи сто лет, отец! Пью за твое здоровье! – Граф приник губами к наполненной вином огромной чаше. Фульк долго пил под одобрительные возгласы пирующих, и не прекратил этого занятия до тех пор, пока чаша не повернулась в его руке кверху дном. В таком положении Фульк продолжал держать чашу, чтобы гости убедились, что из нее не выпало и капли, а значит, он добросовестно выпил за здоровье тестя.

Поздравляющие голоса разделились. Анжуйские рыцари принялись кричать здравицы в честь своего графа; поскольку Фульк высадился в Палестине во главе ста рыцарей, то и тосты в его честь были слышны даже за пределами столицы королевства. Иерусалимские бароны, вслед за Фульком, желали Балдуину здравствовать многие лета, не сильно волнуясь о том, что такое пожелание может не понравиться жениху. В конце концов, все утонуло в громком шуме, и гости уже не могли расслышать слова сидящих рядом. Вино текло не только в рот, но и по одежде присутствующих, по столу и под ним.

Герольд узрел, что король желает ответить зятю, и протрубил в рог. Только это и заставило замолчать гостей.

– Мы знаем, граф, что у тебя было много владений на Западе, но все земли ты передал своему сыну Жоффруа. Ты оставил все, чтобы посвятить себя служению Святой земле. У меня, дорогой Фульк, не столь большие владения, чтобы достойно одарить тебя, но скромный лен на первое время я хочу поднести… – продолжил говорить король.

Внезапно Фульк перебил его:

– Отец, позволь мне самому выбрать подарок.

Балдуин не ожидал такой наглости от человека, несколько часов назад ставшего его зятем. Король оказался в некоем тупике, и смог только произнести:

– Что ж… назови его.

– Дамаск!

– Дамаск? – удивился король. – Но он не принадлежит мне.

– Значит, будет принадлежать, – заверил Фульк. – Разве этот город – не главная угроза королевству? Разве ты уже не пытался овладеть им? Теперь, когда из Франции прибыло много славных воинов, когда множество паломников пришли в Иерусалим не только с крестом, но и с мечом – самое время завершить дело с Дамаском.

– На Дамаск! Дамаск завоюем для графа! – кричали анжуйские рыцари.

В этот раз с ними были единодушны иерусалимские бароны, недавнее поражение под стенами этого города мешало им спать спокойно; их честь требовала: позор должен быть смыт кровью неверных на улицах Дамаска.

Король, внимательно выслушавший крики своих вассалов и гостей, произнес следующее:

– Хорошо, дорогой граф, возьми то, что просил, – и добавил: – Если Господу будет угодно. Только одно условие: не начинай никаких действий без моего на то разрешения.

– Разве я могу не подчиниться королю и отцу моей супруги?! – склонил в почтении голову граф. Впрочем, выражение его лица настолько было самодовольным, словно Дамаск уже отняли у сарацин, да и вообще пол-Азии оказалось в его власти.

После свадьбы Фульк часто заводил разговор с королем о подарке, который надо было завоевать, но Балдуин всегда пресекал его нетерпеливость традиционным пояснением: «Еще не настало время».

Дамаск был одним из древнейших городов мира. По утверждению арабского историка, первой стеной, сооруженной после Всемирного потопа, была Дамасская стена. Мысль захватить этот великолепный город приходила в голову не только Фульку Анжуйскому. В 1124 г. король Балдуин, пользуясь тем, что Сирия была разделена на многие, часто враждебные друг другу эмираты, повел наступление на мусульман.

Первым подвергся нападению еще один известный город с длиннейшим на этой планете историческим путем. В мае франки обложили седой Тир со всех сторон. С трудом из города вырывались гонцы и скакали в Египет с мольбою о помощи. Но ее не пришло ни в каком виде. Тем временем в осажденном городе подходили к концу запасы продовольствия. В июне правитель Тира был вынуждены принять условия капитуляции франков: каждый житель мог покинуть город с оружием и имуществом – забрать разрешалось ровно столько, сколько каждый мог унести.

Ободренные удачей франки обложили крупный сирийский город – Алеппо. Вначале все шло как с Тиром: у осажденных мусульман закончилось продовольствие, и катастрофа неумолимо приближалась. Но тут на помощь Алеппо пришел эмир Мосула с огромным войском. Крестоносцы не выдержали натиска свежих сил и побежали. До самой Антиохии сарацины преследовали армию иерусалимского короля; все отставшие уничтожались либо попадали в плен, потому что негде было укрыться.