В задумчивости отпивая горячий чай, Павел вспомнил про рюкзак ветерана. Достал его из-под нар, но тугой узел не поддавался, и пришлось разрезать тесьму ножом, после чего старый рюкзак, наконец-то, открыл свое сокровенное нутро. С волнением Павел запустил в него руку и нащупал там туго набитые целлофановые мешочки, отдающие металлическим хладом. Он стал вытаскивать их по одному на стол, и они таинственно мерцали в отсветах огня желтым блеском золотых самородков. Вскоре, семь аккуратно завязанных мешочков лежали на столе, в них еще чувствовалось тепло рук Николая Ивановича, жили его сокровенные чаяния и надежды, словно своим паденьем, он хотел возродить их в других, более сильных и молодых.
Павел сидел перед золотом, откинувшись к стене, а в игре бликов света и теней, от пляшущих языков пламени в печи на противоположной стене стали проступать образы сказочных героев, дорогих и знакомых с детства. Затем их сменили средневековые искатели сокровищ, путешествующие по безбрежным морям и океанам, далеким островам и материкам, никогда не теряющие присутствие духа и благородства, смекалки и отваги. Вместе с ними шум морских волн и крики чаек, унося думы Павла в далекие романтические странствия, полные опасностей, неизведанных тайн и приключений.
Пока Павел добавлял в печку дров, на их место пришли ковбои и охотники за индейским золотом. Выросли высокие голые скалы, разрезанные головокружительными каньонами, над которыми по узким каменным карнизам, вышибая искры из-под копыт, бешено неслись всадники в широкополых шляпах, уходя от погони. Позади их звучали улюлюкающие крики краснокожих и пули, со свистом проносились над их головами. А высоко над всеми в раскаленном мареве неба неспешно кружили огромные грифы, терпеливо ожидая своих очередных жертв – охотников за золотым Тельцом.
По мере того, как дрова прогорали, стали проявляться суровые северные ландшафты, такие знакомые и родные Павлу. Уже Белый Клык внимательно взирал на него со стены, удивительно похожий на Лешего. И вот уже упряжка с нартами неслась среди белых снегов в неизвестность, в попытке найти и застолбить золотоносное место. Брызги снега вырывались из-под ее полозьев, клубясь и переливаясь серебром на морозе, да низкое солнце, утопающее в белой дымке стужи, слабо освещало путь. Чтобы совсем не стемнело, Павел, нехотя поднялся, с трудом отрываясь от захватывающих видений, и добавил в затухающую печку дров.
Вновь южное солнце озарило ярким светом какой-то старинный город. И он с трепетом узнал в идущем по его узким улочкам важном господине – самого графа Монте-Кристо, возвратившегося в город своей юности восстанавливать поруганную честь и справедливость, вершить свой суд над барыгами и подлецами, открыть их истинные лица, мотивы тайных преступлений.
С интересом наблюдая за разворачивающимися перед ним волнующими картинами, Павел с изумлением ловил себя на мысли, что видит перед собой свою собственную судьбу. Свое детство, украшенное героями сказок, юность, озаренную мечтами о далеких путешествиях и приключениях, потом службу в горах Афгана. Наконец, нынешнее одиночество с Лешим на севере, вдали от родного дома, и получение неожиданного богатства из рук умирающего старца. Стало быть, далее, согласно полученному предписанию, ему надлежало стать самим графом Монте-Кристо! Верителем справедливости и божественного правосудия, от осознания этого пророчества его бросило в холодный пот. Но разум успокоил чувства. Если ангелы способны обращаться к человечеству людскими устами, то и справедливость они вершат через людей. Важно услышать и понять их тихий голос в себе, и, очнувшись от бессмысленного прозябания, стать божественным правосудием на Земле.
Грозный медвежий рев из леса прервал его раздумья. В ответ ему тут же прозвучал устрашающий вой Лешего, принимающего вызов медведя. Не желая допустить их новой схватки, Павел, захватив ружье, выбежал наружу, и, дождавшись, когда медведь вновь заревет, выстрелил в темноту леса, в направлении голоса. Рев прервался, но вскоре раздался с другого места.
Постепенно его осенила жуткая догадка, что медведь никуда отсюда не уйдет, ведь он пришел за золотом Ахтубы. Выстрелив еще, для острастки, в воздух и строго наказав Лешему находиться около избушки, он зашел во внутрь, и, опустившись на нары, искал выход из создавшейся ситуации. А из леса продолжал доноситься рев медведя. Павел понимал, что это дух в медведе вызывает его на бой, и другого выбора у него нет. Огромная тайга стала мала для двоих. Но он ни за что не хотел рисковать больше Лешим, да и свой спор за золото они должны были решить только вдвоем с медведем.
Приняв окончательное решение, Павел начал складывать мешочки с золотом в рюкзак, как вдруг на дне обнаружил таинственный сверток, аккуратно обернутый в целлофан. Осторожно его, развернув, он увидел фотографию, с которой ему улыбалась миловидная молодая женщина с ребенком. Он сразу понял, это были дочь с внуком Николая Ивановича. Вот ради кого он пошел против самого Ахтубы и чью фотографию носил с собой как святыню.
Приветливый взгляд обаятельной блондинки словно заглядывал в душу, слегка будоража воображение. От нее повеяло теплом родного края, в котором он давно уже не был, но все еще грезил вернуться долгими северными ночами. Пахнуло той беззаботной, душевной жизнью, в которую уже не ходят поезда. У Павла екнуло сердце, что вскоре он, может быть, вернется домой и встретится с этой незнакомкой. Осталось только разобраться с бандой Гарри Бешенного и сразиться завтра один на один с медведем, который все еще вызывающе ревел в лесу. И не хотелось думать, сколько шансов в этих поединках оставалось ему.
Внимание Павла привлек пожелтевший от времени, свернутый в трубочку лист бумаги. Развязав тесемки и расстелив его на столе, он, затаив дыхание, стал с любопытством вглядываться в его полустертые линии, и с трудом различимые в мерцающем пламени свечи. Через некоторое время у него не оставалось сомнений, что перед ним лежала та самая карта, на которой был указан маршрут экспедиции и указан тайный проход в ущелье, за которым находилось золото. Эта карта была, как пригласительный билет в самое сердце каменного царства Ахтубы, но это был билет в один конец.
По спине Павла пробежал озноб, но ясно видел, как чья-то неведомая рука все продолжала опутывать его неразрывными нитями обстоятельств, которых он не мог избежать, и вела его в самую пучину испытаний. Как он ни старался вырваться из них, они лишь неотвратимо нарастали с каждым его шагом. Павел чувствовал себя, словно бредущим в гигантском таинственном лабиринте, который как живое чудовище, все более усложняя условия, ждет единственной ошибки, чтобы безвозвратно поглотить в своем бездонном чреве. Ведь, не пройдя теперь по маршруту, по которому смог пройти старик, он не сможет себя уважать, а без этого жизнь не имеет смысла. Таким образом, жребий был брошен, и он полностью вверял себя в руки судьбе.
И вздохнув, он стал складывать назад золотые мешочки, мечтательно задержав свой взгляд на фотографии, с улыбающейся незнакомкой лукаво подмигнув ей «до встречи», аккуратно убрал ее вместе с картой в рюкзак.
Ночь была уже на исходе; и Павел, потрепав по загривку Лешего, сопровождающего его по пятам, вернулся в избушку, пытаясь хоть немного вздремнуть перед завтрашним поединком с медведем, чей хриплый рык все еще слышен в лесу. В хорошо протопленном помещении усталость быстро сковала Павла, и он провалился в короткий тревожный сон.
Хмурое утро насупило незаметно. Поежившись от прохладной сырости воздуха, Павел сбегал с чайником к реке, заодно ополоснувшись в ее студеной воде, и, вернувшись, по-братски разделил с Лешим остатки мяса. Растопив печку и согревшись, горячим чаем, он подошел к Лешему и нацепил ему на шею ошейник с кошельком, в который вложил записку Алексею с просьбой насыпать соли. Они иногда так поступали, если у них что-нибудь кончалось, а сейчас ему просто было нужно остаться одному. Павел напоследок посмотрел Лешему в глаза, но тот, будто заподозрив подвох, вертел лохматой головой и ни за что не хотел уходить, напряженно вглядываясь в лес.