Фабиан ощущал горьковатый запах, исходящий от белокурых волос.

У Расии волосы тоже были светлыми, но у ведьмы они гуще и блестят ярче. В них словно звёздочки вспыхивают.

Как такое возможно?

Против воли взгляд Фабиана опустился ниже.

Талия у ведьмы тонкая, ладонями обхватить можно. Пышная грудь полуоткрыта.

Стоило лишь взглянуть в соблазнительную ложбинку женского корсажа, как он ощутил острое желание. Член отвердел от внезапно нахлынувшей похоти, в паху тяжело ныло от болезненной сладости. Фабиан изо всех сил старался сохранять спокойствие и бесстрастность, но с каждым мгновением ему всё труднее было держать себя в руках.

Ведьма вдруг прижалась к нему всем телом так, что он прочувствовал, ощутил все изгибы её хрупкого, гибкого, податливого под руками тела и, сдаваясь, уже не помня себя от накатившей любовной горячки, наклонился вперёд, сминая, словно первоцвет, целуя сладкие, влекущие губы.

Всё было как во сне.

Только что они вроде как стояли на утёсе над морем, и вот уже лежат на широкой кровати под голубым балдахином, на светлом, гладком, как внутренняя сторона раковины, шёлке. Волосы ведьмы дождём рассыпались по плечам и подушкам. Глаза горели мрачным огнём. Так сразу и не поймёшь, что же в них полыхает ярким пламенем? Страсть? Насмешка? Желание унизить? Или – убить?

Её совершенная, словно точёная, крепкая и упругая, пусть и небольшая, грудь полностью открылась взгляду, когда ведьма откинулась назад, опираясь на руки.

Фабиан до хруста сжал зубы, чувствуя отвращения к самому себе, презирая себя за то, что чувствовал, но он был в силах противиться накатившему наваждению. Рука словно против воли потянулась к штанам, распустила завязки, сжала твёрдый, как камень, член.

Он был так сильно возбуждён, что тело требовало немедленной разрядки.

А она бесстыдно откинулась на подушки и насмешливо наблюдала, приподняв бровь. Одновременно и доступная, и бесстрастная, как древний идол.

Ненавидя её за свою слабость, Фабиан позволил себе наброситься на неё диким зверем. Терзал её губы жадным поцелуем, сжимал руками маленькие груди, может быть, даже и до боли. Чувствуя, как всё быстрее бежит кровь по венам. Как всё сильнее полыхает в его теле жар.

Это был яд, попавший в кровь. Теперь даже если бы ведьма приказала ему остановиться, он бы сопротивлялся – он бы пошёл до конца.

Соитие было бурным, похожим на дикий опасный танец. Фабиан плавился на опасном, совершенно незнакомом ему огне, к которому оказался совершенно неподготовленным.

Ведьма! Колдовское отродье! Наверняка это всё чары!

Такого урагана, в который его затянуло, он в жизни не знал. Ни разу его сердце не билось в унисон всему тому безумию, что творилось вокруг.

Заклинание: «Всё ради Расии», – забылось напрочь.

Он его не вспомнил. Оно больше не действовало. Фабиан потерял себя в дьявольском поцелуе и бесовском сплетении тел.

– Ведьма! – хрипло выдыхал он, бурно кончая.

Фабиан и понятия не имел о том, что оргазмы могут быть такими яркими.

Он ещё не успевает прийти в себя, как ведьма, змеёй выскользнув с кровати, набросила на плечи бархатное платье, пряча жемчуг своего тела в раковину одежд. А от её ледяного взгляда обнажённому Фабиану сделалось холодно.

– Что ж? Ты не удивил меня, смертный, – протянула она с жёстким презрением. – Такой же жалкий, как многие тебе подобные.

Фабиан, увы, не мог возразить. Он действительно сейчас и жалок, и омерзителен.

Проклятая ведьма! Она пустила яд в его душу! А самые токсичные яды невозможно нейтрализовать простыми средствами.

– Ты проиграл, мальчик, – коротко констатировала она.

– Я сделал то, что ты требовала.

– Я требовала доказать твою любовь к твоей принцессе. По-твоему, тем, как ты трахнул меня, ты проявил к ней безмерную любовь и уважение?

– Ты сама потребовала от меня этого! – заорал он, срываясь.

Ведьма села в кресло, забрасывая ногу на ногу. И он с трудом оторвался взгляд от её нежного колена, мелькающего в разрезе, заставляя себя сосредоточиться на разговоре.

– Будешь лгать, что только мысли о Расии заставляли тебя действовать? – ухмыльнулась он. – Мы поиграем в игру, «я не знаю, что ты прикрываешься именем Расии и большой любовью к ней, чтобы оправдать то, что всегда готов отыметь подвернувшуюся под руку пригожую бабёнка»?

– Ты околдовала меня…

– Да что ты?

– Ты – шлюха! Сколько мужчин было на моём месте? То, что было между нами ничего не значит!

– На твоём месте было столько мужчин, сколько я позволила. Я не шлюха. Я тебя не околдовывала. А то, что случилось между нами многое значит. Например, то, что ты не стоишь моих услуг. И то, что принцессе не стоит на тебя полагаться. Ты – слабак, Фабиан де Корсэ. Так, кажется, тебя зовут? – нахмурилась она и тонкая морщинка пролегла на мгновение между бровей. – Впрочем, твоё имя мне не важно. Наше знакомство всё равно завершено.

– Ты не посмеешь просто так взять и выбросить меня, как щенка, за дверь!

– За дверь? Что ты? Конечно, нет. Там у меня растут дорогие сорта бархатных роз. Я не рискну их оставить в твоём ненадёжном обществе. Я верну тебя откуда взяла – на болото.

– Ты воспользовалась мной!

– Утешь себя тем, что ты мной – тоже.

– Ты не посмеешь!..

– Ты это уже говорил, – зевнула она.

А потом щёлкнула пальцами. И молодой человек исчез.

***

Ведьма со вздохом взглянула вниз – на полу, на дорогом ковре осталась лежать одежда юноши.

Мгновение она поколебалась, потом щёлкнула пальцами ещё раз.

– Он хоть и щенок, но не пускать же его с голой задницей в холодную трясину? Да, знаю, я слишком добра к нему, но мальчик заслужил свои кальсоны и меч – любовник он неплохой. Не то, чтобы стоил двух оглядок, но среди людей встречались и похуже.

Тишина в доме разразилась тревожным шипением.

– Что там ещё? – нахмурилась ведьма, резко оборачиваясь.

Зеркало со стены мигнуло и через мгновение отразило нового посетителя.

Синяя Дама перестала улыбаться.

– Лорд Молний пожаловал раньше, чем я ожидала.

Зеркало (хотелось бы сказать «отразило», но нет – показало) мужчину в военном облачении. Впрочем, элементы военной одежды в костюме лишь сохранились, акцент делался не на практичность или удобство – подчёркивалась роскошь наряда. Рядом с тонко выделанной кожей соседствовали вставки серебряной парчи. Остроносые сапоги начистили до такой степени, что аж глаз резало от сияния. Поверх кожаных брюк и рубахи с богато украшенным воротом было накинуто нечто наподобие просторной тёмной мантии с глубоким капюшоном.

Сейчас капюшон был откинут, позволяя рассмотреть незваного гостя. Свет падал прямо на узкое лицо с острыми чертами, не оставляя простора для фантазии.

Острым в облике визитёра было всё – подбородок, чуть удлинённый нос, высокие лепные скулы и глаза, оттянутые к вискам. Острым был взгляд стальных глаз. Острой была и кривая улыбка на бледных, узких, плотно сжатых губах.

Длинные бескровные пальцы украшали перстни с голубыми и синими камнями. В ушах болтались серьги со сверкающими, прозрачными бриллиантами. Волосы, светлые, как у альбиноса, собранные в высокий хвост на затылке, была так гладко зачёсаны, волосок к волоску, что вокруг лица не вилось ни одной пряди.

Отчасти из-за любви к сверкающим бликам на чёрном фоне, отчасти из-за сходства с летящей стрелой Ворикайна и прозвали лордом Молний. Впрочем, его манера вести бой, быстро разя врага, тоже внесла свой вклад в получении прозвища.

Лёгкий на подъём, беспощадный не только к врагам, но и к сторонникам или союзникам (друзей у этого человека не было, но он и не страдал по этому поводу, никогда не испытывая нужды в близком человеке) он разил, не думая дважды, всегда соблюдая интересы лишь одного человека – своего сюзерена. Единственное существо, которому по непонятной причине лорд Молний сохранял преданность.