Ниссен. В пещере появился сейдман, будто в первый день их встречи. Дальше — чернота. Значит, Снеговик жив. На душе бравого капитана появилась небывалая легкость и облегчение. Морган чуть заметно ухмыльнулся этой новости, а затем до его ушей донесся еле различимый звук, будто кто-то приглушенно пел, или мурлыкал себе под нос.
Кое-как поднявшись на ноги, южанин попытался определить источник звука, но не смог, а потому медленно побрел вдоль стены, придерживаясь за нее рукой. Чуть пройдя поодаль, он заметил, что за спиной статуи Двуликой имеется небольшая ниша, которая скрывала еще одну пещеру, чуть меньше этой.
Прихрамывая от боли во всем теле, Морган приблизился и понял, что звук доносится оттуда. Он уже слышал подобное. Во сне, где танцевала та рыжая женщина.
Вёльва…
Спиной к проходу стоял Ниссен, занятый чем-то важным. Браун хотел было его окликнуть, но поскользнулся на чем-то и еле удержал равновесие.
— Что за… — пират опустил глаза вниз и пригляделся. На полу что-то блестело широкими полосами: темное и на вид влажное, а затем он вгляделся в темноту пещеры.
В полумраке тусклых лучин и курящихся жаровен в неестественных позах находились Шон и Грэм, чьи лица были окрашены темными разводами. Послышался мерзкий хруст, с которым Ложка Билл обычно рубил тунца своим топориком на палубе, чтобы не изгваздать камбуз рыбьими кишками. Можно было подумать, что Снеговик сейчас был занят тем же…
В нос ударил сладковатый запах свежего мяса. Морган потер глаза и волосы у него на руках вздыбились от увиденного. Ниссен педантично раскладывал по кучкам внутренности, отсекая лишнее длинным ровным ножом со скошенным острием. Только сейчас пират обратил внимание, что из-за широкоплечей спины сейдмана он видит сапоги Вуда.
Норманн глухо напевал себе под нос, разделывая тело Томаса, как тушу какого-нибудь оленя. С алтаря (а то, что это именно алтарь, Морган не сомневался) медленно стекала кровь, как и с рук Ниссена, который даже не обращал на это внимания. Лаури потянулся в сторону, укладывая потроха квартирмейстера чуть дальше, и открыл взору Брауна такую жуткую картину, от которой к горлу подкатила уже несдерживаемая рвота.
У еще одного изображения Двуликой, прямо под ее ногами, лежала отрезанная голова Вуда с чуть прикрытыми глазами и перекошенным ртом. Кожа даже для трупа казалась неестественно бледной. Что же стало с телами матросов Морган не узнал, опрометью бросившись к выходу. Когда он вылетел на свежий воздух, то хорошенько проблевался.
Небо на востоке начинало сереть. В лесу стояла благоговейная тишина, а у морского волка перед глазами еще была картина расчленения бывшего квартирмейстера. Желудок снова свело от свежих воспоминаний. Кое-как собравшись с мыслями, Браун решил, что на открытом пространстве будет проще осознать случившееся. Он обошел пригорок и тяжело зашагал вверх по склону, поднимаясь обратно на верхнее капище. Наверху было заметно холоднее, но и вид оттуда открывался потрясающий. В сером свете занимающегося рассвета стелился по водной глади призрачный туман, укутывая ближние к заводи деревья легкой периной. Прокричала сова. Пахло сосновой смолой.
Еле слышимые шаги заставили Моргана буквально подскочить с места и приготовиться к худшему, что Ниссен пришел и за ним. Вид у сейдмана действительно внушал первобытный страх: мужчина был с ног до головы перемазан кровью, руки были испачканы по самые локти. Блестящие алые дорожки кривыми тянулись до конца предплечий и обрывались на середине плеча, след смазанной пятерни пересекал лицо, окрашивая багровым светлую бороду, волосы были зализаны назад, но некоторые пряди бурыми сосульками свисали вдоль скул. В окровавленной руке он держал тот самый нож, которым разделывал Вуда. Норманны называли такие клинки скрамасаксами и охотно использовали их наравне с топорами при абордажах, потому никто не решал связываться с ними в портах. Браун так уж точно.
Шаман тяжело дышал, бездумно глядя перед собой, словно собирался рухнуть здесь же без сознания. Казалось, что он настолько глубоко в своих мыслях, что ноги сами несут его, а бедолага Ниссен и понятия не имеет, где он. Клинок в руке заметно дрожал.
— Эй, — Морган настороженно окликнул северянина, но тот его не слышал, — ты здесь? Снеговик?
Лаури пару раз быстро моргнул, словно приходя в сознание, а затем мгновенно собрался, словно для атаки, выставляя сакс перед собой. Пират же рефлекторно отпрянул, выставляя перед собой раскрытые ладони.
— Тише, — примирительно прошептал южанин, — тише, спокойно… Видишь, я безоружен… Бе-зо-ру-жен.
Сейдман до белеющих костяшек сжал рукоять и гневно поморщился, едва не рыча и скалясь. Моргану на мгновение показалось, что человеческое в нем совсем исчезло, уступая место Зверю… но не тому, которого он тогда видел в карцере, а яростному и абсолютно неуправляемому. Голубые глаза горели неприкрытой злобой.
— Это всего лишь я…
— «Всего лишь я», — свистящим шепотом повторил шаман, — если бы не ты, ЭТОГО бы не случилось… Посмотри на меня, Морган, хорошенько приглядись!
— Мне…
— Только посмей сказать, что тебе жаль! Вообще не вздумай даже пробовать что-то говорить, или, клянусь всеми своими богами, я отрежу тебе язык и зашью рот!
Внутри Моргана все похолодело, ведь сейчас он понимал, что слова сейдмана не были фигурой речи ни в одном из вообразимых значений.
— Не свались ты мне тогда на голову, ничего бы не произошло! Вы бы не осквернили мою землю своей жадностью! Жаждой наживы! ОН БЫ НЕ ПРИШЕЛ СЮДА! НИКТО БЫ НЕ УМЕР ЗДЕСЬ! — норманн не сдерживал себя и уже перешел на крик, — ОНИ НЕ БЫЛИ ВИНОВАТЫ В ТВОЕЙ И ВУДА АЛЧНОСТИ! ЖЕСТОКОСТИ! ТЫ ПРИВЁЛ СЮДА ЭТУ ТВАРЬ НИ СЕКУНДЫ НЕ КОЛЕБАЯСЬ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я СДЕЛАЛ, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ЕГО?! И ВСЕ ЭТО ПОСЛЕ ТОГО, КАК Я БУКВАЛЬНО ВЫРВАЛ ТЕБЯ ИЗ РУК У СМЕРТИ?!
Сакс с глухим звоном ударился о землю.
— Гюдер, хар йай икке мэр хъёммэ… Йай эр форбаннет, [1]— злые слезы покатились по щекам Ниссена, смывая кровь с кожи, но затихать он и не собирался, продолжая выплескивать на Моргана все, что долго держал внутри, — ЭТО БЫЛ ТЁМНЫЙ СЕЙД! ТЁМНЫЙ!!! Я КЛЯЛСЯ ЗАЩИЩАТЬ ЛЮДЕЙ, А НЕ УБИВАТЬ ИХ! МНЕ ПРИШЛОСЬ МСТИТЬ ЕМУ ЗА НЕСОДЕЯННОЕ!!!
Каждый крик беловолосого шамана врезался в Брауна подобно ножу. Чувство собственной никчемности, помноженное на бессчетное количество раз вкупе с безысходностью, накрыло сознание Моргана.
Потому что он действительно виноват.
— Я ПРОКЛЯТ, МОРГАН! Я БОЛЬШЕ НЕ СЕЙДМАН! МНЕ НЕЛЬЗЯ БОЛЬШЕ ЗДЕСЬ БЫТЬ!!! — охрипший Лаури схватился за голову и медленно осел на землю, — Теперь я НИКОГДА не смогу вернуться… Никогда…
Его колотила крупная дрожь. Ниссен сидел, подогнув ноги под себя, пытаясь сжаться в маленький комочек, чтобы стать более незаметным и отгородиться от окружающего мира. Он продолжал бесшумно плакать. Словно боясь, что сама местность оскалится на него, будто волчица.
Пират просто стоял напротив, утопая в болоте собственной вины перед сидящим на земле шаманом. Он осторожно сделал шаг в его сторону, но не встретил сопротивления. Лаури раскачивался подобно маятнику, крепко зажмурившись и прерывисто дыша, изредка вздрагивая всем телом. Морган коснулся плеча мужчины, аккуратно проскальзывая пальцами в слипшийся от крови мех и легонько сжимая их.
Ниссен на мгновение замер, а затем медленно повернул голову в его сторону, награждая пирата настолько убийственным взглядом, что все и без слов было понятно.
Ударом, которым сейдман сшиб пирата с ног, можно было спокойно убить лося или бычка, но Морган не был ни тем, ни другим. Лаури по-кошачьи перескочил упавшего и уселся на него сверху, осыпая южанина градом ударов, выкрикивая проклятья на норманнском. Браун даже не думал сопротивляться, смиренно принимая все, лишь прикрывая голову руками.
При очередном замахе, северянин болезненно вскрикнул и схватился за бок, на котором краснела пропитавшаяся кровью повязка, оказавшаяся бывшей рубахой. Мужчина зашипел от боли и повалился на другой бок, скатываясь с Моргана, который недвижимо лежал на спине, глядя на кроны вековых сосен. Раны от ударов болели и кровоточили, он не обращал на это внимания.