32

Выбравшись из колодца, Громов ощутил дикую усталость, которую списал на свою физическую неподготовленность и хронический недосып. Но причину эмоциональной тревоги, которую он почувствовал, покидая подземное озеро, объяснить было сложно, тем более что Андрей никогда не считал себя трусом. Ему показалось, хотя эта мысль казалась ему дикой, что озеро не хотело отпускать его, что оно всеми силами пыталось завладеть его разумом и удержать, хотя рядом с ним Громов не испытывал чувства страха и тревоги. Теперь в воздухе вокруг него порхали невидимые, но осязаемые молекулы страха, ему казалось, что из темных углов тянулись к нему шаркающие звуки, предупреждавшие о чем то неизбежном, а стены смотрели на него пустыми глазницами, сочась слезами бессилия от свершившегося. Комната дышала, сжимаясь вокруг него, воздух загустевал, он чувствовал, как в его легкие проникает желе из паутины растворенного вокруг кислорода и обволакивает все его нутро, растворяя в нем вчерашние воспоминания. В его голове пронеслась череда страниц его безвольной жизни, в которой прошлое выглядело скомканной, словно нарисованной слепым художником картиной, где поступки и люди накладывались разноцветными мазками друг на друга, образуя водоворот буйства красок, перемежающихся с выступающими над поверхностью рифами побед и свершений и темными закоулками поражений и неудач. Не в силах отвести взгляд от этих видений, он явственно ощутил за собой разгорающийся, ослепляющий и обжигающий его насквозь свет, как будто кто невидимый включил свое солнце и рассматривает его в лучах как подопытную мушку, оценивая его сущность, разглядывает, пронизывая рентгеновским испепеляющим взглядом, от которого не скроешься в складках времени. Перед его глазами снова возникла апокалиптическая картина его прошлой жизни и вдруг среди нагроможденья сумеречных видений, он увидел глаза своей погибшей собаки. Казалось, что он смотрел в них целую вечность, а преданное ему до смерти животное, смотрело ему в ответ и в этих глазах читалась тоска по ушедшей жизни, утраченному хозяину и чистая, всепоглощающая любовь к нему. Из его глаз полились невидимые слезы и в этот момент щелкнул невидимый выключатель и свет вокруг него потемнел, приняв знакомые очертания комнаты, а вселенская тоска ушла, уступив место усталости. Рука Андрея нащупала ручку кейса, он скосил глаза на него и понял, что сидит на полу, поджав ноги, раскачиваясь в такт своему дыханию. С трудом он смог подняться, его тело ломило, как после падения под многотонную махину, а в глазах все плыло и двоилось. Он добрался до лаборатории, плюхнулся в кресло, нащупав его трясущимися руками, затем распрямил спину и сконцентрировал взгляд на столе. Перед ним лежал лабораторный кейс. Ухватившись за него двумя руками, как за свою последнюю надежду, он рывком развернул его к себе и щелкнув застежками, откинул крышку. В глубине кейса, сверкали, отражаясь мириадами солнечных брызг в свете ламп, две пробирки с водой из подземного озера. Андрей аккуратно взял их, ощутив через стекло тепло воды, словно она и не думала остывать, оставаясь такой длительное время. Встав из за стола, Андрей потянулся к пластиковому кювету, в котором находилось с десяток разнокалиберных пробирок и раздвинув их, поставил туда одну из своих. Зажав вторую пробирку в руке, он подошел к зеркалу и только тут заметил, насколько бледно его лицо. Он с интересом продолжал разглядывать себя в зеркале, отмечая наметившуюся седину, набухшие мешки под глазами и усталые глаза тридцати трехлетнего человека.. Он смотрел на свое отражение, подмечая все, даже самые мельчайшие изменения, отразившиеся на его лице за его относительно недолгую жизнь и в какой то миг понял, что на самом деле пытается запомнить себя таким, какой он был, как будто прощается с собой и поэтому хочет навсегда запомнить этот момент. Нисколько не удивившись этой мысли, он широко улыбнулся глядя в отражение своих глаз, подметив, что его отражение ответило ему тем же, затем на ощупь отвинтил крышку с пробирки и резко вытянув руку перед собой, как будто приветствуя свой выбор, опрокинул содержимое в свой открытый рот. Струя сверкающей жидкости ввинтилась в него и из его глотки вырвался утробный звук, звук прощания с прошлой жизнью и возвещающий о начале новой.

33

Топот ног по лестнице заставил Кольку обернуться, на пороге кухни стоял всклокоченный Алекс, таращась на него и молчаливо курящего Генку. Курение на станции было строго запрещено, поэтому вид спокойного, задумчивого Генки с окурком в зубах вывел Кольку из себя.

– Ты что творишь, нелюдь!– Колька не узнавал сам себя – Ты что, белены объелся?

– Неплохо было бы.. свежей петрушки сейчас. – задумчиво ответил Генка, поднимаясь из за стола.– Вы простите ребята, распереживался я чего то – он виновато глянул на друзей и двинулся к выходу.

– Ничего, проветрится, всего делов.– Колька предпочел быть миролюбивым -Главное чтобы Иваныч не почувствовал.– он подмигнул Алексу, призывая его поддержать расстроенного Генку, но Алекс думал о чем то своем.

– Андрей Иванович не звонил больше?– лицо Алекса выражало явную озабоченность.

– Нет.– глухо ответил Колька – Как уехал с утра на объект, так ни слуху, ни духу. При тебе разговаривали в крайний раз, сами ждем как на иголках.– Колька понимал, что ситуация необычная, поэтому старался изъясняться предельно четко.

– Я поеду к нему.– Алекс решительно развернулся, но в этот момент ему на плечо легла тяжелая рука. Обернувшись, он с удивлением увидел насупленное лицо Кольки, какое ни разу не видел за время экспедиции.

– Вместе поедем.– Колька пригладил волосы шершавой ладонью, потом махнул рукой куда то в сторону, словно отгоняя от себя дурные мысли и продолжил, понизив голос – Мы теперь должны друг дружку держаться, бог его знает, что нас ждет.– он замолк на секунду, разглядывая застывшего Алекса, затем вдруг нервно рассмеялся,– Да ты не дрейфь пацан, какие наши годы! Нас ждут водка и девки, твои слова!– он дружески похлопал Алекса по плечу и подтолкнул к двери – Давай, собирайся, прокатимся до этой крышки, а то нам всем будет крышка! – его шутки были понятны только ему, но сейчас Алекс сразу понял скрытый смысл и даже нашел в себе силы улыбнуться в ответ.

Колька вышел из кухни, затем хлопнула дверь в отсеке Громова, загремели ключи от сейфа. Появившись снова в проеме, Колька молча протянул Алексу карабин, чего никогда не случалось, второй карабин был у него в руках. Это воинственность бросилась в глаза Алексу, но он предпочел не задавать никаких вопросов, а просто молчать. Выйдя в коридор, они так же молча натянули на себя комбинезоны, надели арктические сапоги и глянув напоследок друг на друга, вышли на улицу. День выдался солнечным, хотя солнце прошло свой зенит, светлого времени суток оставалось часа четыре, чего вполне хватало с запасом. Недалеко от них Генка заканчивал возиться с топливозаправщиком, он хлопнул крышкой капота и обернувшись увидел приближавшихся к нему Кольку с Алексом.

– Заводи – выдохнул большим белым облаком пара Колька и Генка согласно кивнул головой, нырнув в кабину, признав тем самым, верховенство Кольки на сегодня. Алексу такая метаморфоза не показалось странной, его мысли были выше горизонта, там, где летел самолет, который должен был прибыть в ближайшее время и эта мысль согревала его больше всего на стылом арктическом ветру. Все вместе они погрузились в кабину, мотор рявкнул, выпустив в небо струю черного дизельного выхлопа и прокрутив на месте всеми колесами с натугой тронулся в сторону защитной оболочки.

34

Его сердце прыгало на нитках сосудов, рискуя вырваться из их объятий, а воздух в легких катастрофически подходил к концу, когда он увидел над собой светлое пятно летнего неба, пробивающегося через толщу воды и взмахнув как птица руками-крыльями, выскочил на поверхность озера, издав при этом дикий вопль … Из последних сил, превозмогая усталость, ему удалось приблизиться к берегу, но попытавшись нащупать ногами дно, к своему ужасу понял, что его нет даже в паре метров от кромки воды. Обессилев и потеряв возможность сопротивляться невесомости воды, беспомощное тело погрузилось прибрежную тину, набирая в себя жидкость через беспомощно открытые рот и нос, заполняя желудок и легкие, растворяясь в крови и проникая в затухающий мозг, отключая разум и чувства. *Озеро не отпускает от себя никого* – было последнее, о чем он подумал, растворяясь в вечности..