Момент второй. Если в Евангелии от Иоанна речь идет об изгнании торговцев и меновщиков из храма в начале земного служения (первая Пасха, пришедшаяся на период служения Христа), то в остальных трех Евангелиях описывается изгнание Христом торговцев и меновщиков из того же храма через три года, в конце Его земного служения.

Существует, правда, мнение, что евангелист Иоанн говорило том же событии, что и другие евангелисты. Некоторые богословы обращают внимание, что св. Иоанн в своем повествовании не преследует цели последовательного, хронологического изложения евангельских событий, что, исходя из духовного замысла повествования, святой Иоанн поместил данный сюжет, относящийся к последним дням земной жизни Спасителя, в начало своего повествования. Однако большинство богословов все-таки придерживаются той точки зрения, что было два очищения храма от спекулянтов. Именно так толкуют евангельскую историю, например, св. Феофан Затворник и А. Лопухин («Библейская история Ветхого и Нового Завета»).

Итак, прошло три года. Грозная сцена изгнания из храма стала стираться в памяти меновщиков и торговцев, гневное предупреждение Христа не возымело должного эффекта. Все вернулось на круги своя. Тяга к барышам и процентам оказалась для этой публики сильнее слова Бога. О чем это говорит? Это говорит о том, что вирус торгашества и ростовщичества (а шире – вирус стяжательства) глубоко проник в организм человечества, что этот организм болен и этот вирус будет сидеть в этом организме до конца земной истории. У какого-то святого отца доводилось читать, что вирус стяжательства поселился в человеке в момент его грехопадения в раю…

Нынешний финансовый кризис – также яркое свидетельство стойкости вируса торгашества и ростовщичества в человеческом обществе. Осенью 2008 года, когда начали падать многие банковские гиганты на Уолл-стрит, некоторые духовно чуткие люди совершенно справедливо заметили, что это похоже на кару Божию. Целый ряд государственных деятелей и представителей бизнеса стали говорить правильные слова о духовно-нравственных причинах кризиса. Но вот прошло немногим более двух лет, возникла некоторая стабилизация (безусловно, временная, искусственная, обусловленная накачкой мировой финансовой системы дополнительными триллионами долларов; кризис не кончился, а лишь только прошел начальную свою фазу), и испуг мировых торгашей и ростовщиков стал испаряться как утренний туман. Некоторых среди них уже нет (обанкротились), но оставшиеся (а также некоторые новички, пришедшие на смену банкротам) опять расселись стройными рядами в притворе храма и принялись за прежнее ремесло.

Эффект «хлыста» финансового кризиса оказался очень кратковременным, даже более чем кратковременным, чем после биржевого краха в октябре 1929 года в США, когда в западной экономике произошла определенная перестройка и примерно полвека она функционировала на основе принципов Дж. Кейнса (государственное регулирование экономики и определенные ограничения алчности финансовой олигархии). Это свидетельствует, с одной стороны, о нарастающем бесчувствии и безрассудстве мировой финансовой олигархии; с другой, – о прогрессирующей неспособности общества противостоять алчности этой олигархии.

Уже если Бог не смог вразумить сребролюбивых и стяжательных иудеев, то вряд ли мы, слабые и грешные, сможем избавить человечество от этой болезни. Надо трезво оценивать духовно-нравственное состояние человечества и понимать: мы, немощные духом, можем лишь ослабить эту болезнь. А если мы дерзаем заниматься ее лечением, то надо помнить, что она заразная и что мы с нашим слабым духовным иммунитетом сами можем пополнить число тех, кто страдает этой болезнью стяжания и сребролюбия.

Достаточно вспомнить, как Мартин Лютер и прочие протестанты энергично начали бороться с заразой ростовщичества и стяжания внутри Католической церкви. А кончилось все тем, что в лоне протестантизма эта зараза перестала считаться болезнью и даже стала знаком богоизбранности. Как тут не вспомнить слова из Евангелия насчет того, что можно изгнать одного беса, а его место займут десять еще более злых.

Момент третий. Изгоняя торговцев и менял из храма, Христос замахнулся в первую очередь не на тех торговцев и меновщиков, которые находились в притворе храма, а на высшую власть в Иудее в лице первосвященников и их ближайшего круга.

К сожалению, не всегда в объяснении данного евангельского сюжета его толкователи акцентируют на этом внимание.

Иногда об этом торжище в притворе Иерусалимского храма пишут как о банальном базаре, который мало чем отличается от других базаров на Востоке. Приведем пример такого толкования: «Таким образом, двор язычников (та часть территории храма, где расположились торговцы и менялы. – В. К.) со временем превратился попросту в базарную площадь с шумом, гамом, толкотней, спорами, обманами – что так неуместно было в стенах зданий, причислявшихся к храму. Вся торговля имела характер личной наживы, торг необходимыми для жертвоприношений предметами производился не от храма, а по личной инициативе частных торговцев, которые преследовали исключительно корыстные расчеты»[21]. Далее подводится итог, что «этот торг ничем не отличался от обычного базара»[22]. С таким толкованием согласиться сложно.

Слава Богу, есть толкования, лаконично, но убедительно объясняющие, кто был истинным организатором торжища на территории Иерусалимского храма. Более полутора столетий назад святитель Иннокентий Херсонский (Борисов) в своей прекрасной работе «Последние жизни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа» писал: «Не недостаток другого места был причиною, что часть храма превратили в торжище. Внизу, при подошве горы, на коей стоял храм, и за его оградою довольно оставалось пустого пространства, где можно было расположиться торжникам. Но там надеялись получить менее выгод и не по столь многой и высокой плате за право торговли старейшинам храма; а в сем последнем и состояло дело. Корысть была душою беспорядка, который, находясь под покровительством самих начальников, усилился до высочайшей степени»[23] (курсив мой. – В. К).

Христос бросал вызов иудейской верхушке, которая фактически организовала под крышей Иерусалимского храма торгово-ростовщический бизнес и баснословно на этом бизнесе богатела. Торговцы и меновщики в притворе храма были лишь небольшой частью той разветвленной финансово-торговой системы, которая выходила за рамки не только храма, но также Иерусалима и всей древней Иудеи.

Вероятно, читателям Евангелия, жившим в первые века после Рождества Христова, многие новозаветные сюжеты, включая рассматриваемый нами сюжет, не надо было объяснять специально. А вот для современного читателя Евангелия сюжет очищения храма от спекулянтов Спасителем требует дополнительных разъяснений. Понимание отдельных деталей евангельских (библейских) повествований очень оживляет восприятие этих повествований. В результате современный человек (который, в отличие от наших предков, привык к конкретно-предметному постижению истин) более остро и живо начинает воспринимать то, что происходило две тысячи лет назад. Он неизбежно начинает проводить определенные параллели с современностью. В конечном счете это помогает ему глубже постигать духовный смысл библейских событий, метафизику мировой истории.

Две тысячи лет назад простые иудеи соприкасались с необузданным разгулом спекулянтов и торгашей лишь на ограниченном пространстве двора Иерусалимского храма, причем это соприкосновение для простого иудея, как правило, происходило лишь раз в году. Современному человеку приходится каждодневно сталкиваться с разного рода торговцами и меновщиками, при этом они заполонили все наше жизненное пространство и сделали нашу жизнь невыносимой. С учетом этого обозначенные выше три момента евангельской истории могут быть практически важными при ответе на вопрос «Как нам жить?».