Клодетт перевела его вопрос на арабский. Сирийцы нахмурились и переглянулись, прежде чем ответить.

По их словам сегодня он навещает немощных, – перевела она Адриану на французский. – Молится, чтобы те смогли освободиться от физических недугов.

Адриан тут же мысленно переместился в период за несколько дней до смерти его матери, когда та постоянно лежала в одной позе с открытыми глазами, но никак не реагировала на происходящее. От лекарств она была почти без сознания, но без них сильно мучилась от боли. Ситуация выходила двоякой, поскольку сами медикаменты практически вгоняли ее в состояние комы. Последние несколько недель она понятия не имела, что происходило вокруг. Шеваль часто молился о ее выздоровлении прямо у постели. Но уже перед самой смертью мамы он вдруг понял, что просит Бога о другом – о быстрой и безболезненной кончине.

– Что он будет с ним делать? – поинтересовался Адриан. – В смысле с образцом.

– Убедится, что твои опыты работают, – просто ответила Клодетт. – Тебе прекрасно это известно.

– Да, но… – Адриан замолчал. Он понимал, что не имеет права ставить под сомнение намерения Имама, но вдруг почувствовал, что не может промолчать. – Неужели он будет лично проверять все? Где-то удаленно? Очень важно не светиться на данном этапе. Оставшаяся часть партии пока не готова…

Клодетт что-то быстро сказала сирийцам, а затем взяла Адриана за руку и вывела его на кухню.

– Любимый, – тихо произнесла она. – Ты явно сомневаешься. Поделись со мной.

– Да, – вздохнув, согласился Шеваль. – Это всего лишь крошечная частица. Она не так стабильна, как остальные образцы. Что, если она поведет себя непредсказуемо?

– Все будет хорошо, – Клодетт обняла его. – Я полностью доверяю тебе, как и Имам Халиль. Тебе даровали эту возможность. Ты избранный, Адриан.

«Ты избранный».

Так же сказал и Халиль, когда они впервые встретились. Три месяца назад Шеваль со своей возлюбленной ездили в Грецию. Халиль, как и большинство сирийцев, был беженцем, но не политическим и не из тех, кто решился покинуть истерзанную войной землю. Он был религиозным беженцем, преследуемым и суннитами, и шиитами за свои идеалистические наклонности. То, во что верил Халиль, представляло собой смесь исламских законов с некоторыми эзотерическими философиями Друзов, включая правдивость и переселение душ.

Адриан встретился с проповедником в одном из отелей Афин. Имам Халиль, одетый в коричневый костюм, с темными волосами и аккуратной бородкой, показался ему интеллигентным человеком с приятной улыбкой. Молодой француз немного удивился, когда на первой же встрече Имам предложил ему помолиться вместе. Тогда они уселись на ковер лицом к Мекке и принялись молиться про себя. Аура вокруг Имама передавала такое спокойствие, которое Шевалю не приходилось испытывать с тех самых пор, как он, будучи еще малышом, сидел на коленях у тогда еще здоровой матери.

После молитвы они раскурили кальян и заварили себе чай, а Халиль принялся рассказывать о собственной идеологии. Они обсуждали важность того, чтобы быть верным своим принципам. Имам верил, что единственный способ избавить человечество от грехов – это быть честным, что в дальнейшем лишь поможет душе перевоплотиться в нечто более чистое. Он задавал Адриану множество разных вопросов, как о науке, так и о духовности. Он спрашивал о его матери и заверял, что она в любом случае родилась заново: чистой, красивой и снова здоровой. Молодого француза это утешало.

Затем Халиль рассказал ему об Имаме Махди – Спасителе и последнем праведнике. Махди должен был стать последним имамом, за которым последует Судный день и мир избавится от зла. Халиль верил, что все это произойдет очень скоро и после искупления Махди наступит утопия, в результате которой каждое существо во Вселенной станет безупречным, искренним и незапятнанным грехами.

Мужчины просидели за разговором несколько часов до поздней ночи. И когда в голове Адриана воцарил туман, не менее густой, чем тот, в котором они находились засчет кальяна, он, наконец, решился задать вопрос, крутившийся у него в голове.

– Это Вы, Халиль? – спросил он праведника. – Вы и есть Махди?

Имам Халиль лишь широко улыбнулся. Он взял руку Адриана в свою и тихо произнес:

– Нет, сын мой. Это ты. Ты избранный. Я вижу это так же четко, как и твое лицо.

«Я избранный».

Адриан прижался губами ко лбу Клодетт, стоя на кухне их марсельской квартиры. Она была права. Они дали обещание Халилю и были обязаны сдержать его. Он поднял стальной бокс с символом биологической опасности со столешницы и отнес его ожидающим арабам. Сняв крышку, он приподнял верхний пенопластовый слой и продемонстрировал им крошечную, герметично упакованную пробирку, спрятанную в самом низу.

Казалось, внутри не было ничего, кроме пустоты. Хотя именно она и было частью самого опасного вещества во всем мире.

– Милая, – произнес он, снова накрывая стекло пенопластом и плотно закрывая крышку бокса. – Я хочу, чтобы ты объяснила им, что ни при каких обстоятельствах они не должны трогать данную пробирку. С ней нужно обращаться очень аккуратно.

Клодетт перевела его слова на арабский. Сириец, взявший бокс в руки, вдруг явно растерялся. Его спутник благодарно кивнул Адриану и пробормотал что-то на своем языке. Эту фразу Шеваль понял.

– Да прибудет с тобой Аллах. Мир вам.

Сказав это, оба гостя покинули их квартиру.

Как только они вышли, Клодетт закрыла дверь на замок и надела цепочку. Улыбаясь, она повернулась к своему возлюбленному с мечтательным выражением лица.

Но сам Адриан застыл на месте с хмурым видом.

– Что такое, любовь моя? – осторожно поинтересовалась она.

– Что я наделал? – пробормотал он. Но молодой француз итак прекрасно знал ответ. Он передал смертельный вирус в руки не Имама Халиля, а двух незнакомцев. – Что, если они не передадут его? Что, если они уронят бокс, или откроют его, или…

– Любовь моя, – Клодетт обняла Шеваля за талию и прижалась лицом к его груди. – Они последователи Имама. Они проявят максимальную осторожность и доставят груз туда, где он и должен находиться. Прояви хоть немного доверия. Ты уже сделал первый шаг к изменению этого мира в лучшую сторону. Ты – Махди. Не забывай об этом.

– Да, – тихо ответил он. – Конечно. Ты, как всегда, права. И я должен дойти до конца, – Адриан понимал, что если мутация не сработает, как надо, или же он не доработает партию, то упадет в глазах не только Халиля, но и самой Клодетт. Без нее он никто. Она нужна ему, как воздух, еда и солнечный свет.

Несмотря на это, его все же не покидал вопрос, что произойдет с образцом. Будет ли Имам Халиль тестировать его лично, удаленно или на публике?

Хотя, ответ он узнает довольно скоро.

– Пап, тебе не нужно провожать меня до двери каждый раз, – резко сказала Майя, когда они пересекали университетский дворик по направлению к Хилли-Холлу в кампусе Джорджтауна.

– Я в курсе, – ответил Рид. – Но мне так хочется. Неужели ты стесняешься, что тебя могут заметить с отцом?

– Дело не в этом, – пробормотала Майя.

Поездка вышла даже чересчур спокойной. Дочь задумчиво смотрела в окно, а Лоусон все пытался придумать, о чем поболтать, но так и не нашел тему для разговора.

Майя пока лишь заканчивала девятый класс, но уже сдала экзамены по профильным предметам и стала посещать некоторые факультативы в Университете Джорджтауна. Это был отличный прыжок в сторону поступления в колледж, который определенно давал ей некие преимущества, особенно, если в результате она остановит свой выбор именно на Джорджтауне. Рид же настоял на том, чтобы не просто подвезти Майю к зданию колледжа, но и проводить ее непосредственно до аудитории.

Накануне вечером, когда Марии пришлось прервать их свидание, Лоусон поспешил домой к девочкам. Он был настолько встревожен новостью о побеге Раиса, что не мог остановить дрожь в руках, пока вел машину, хоть и старался сохранять спокойствие и мыслить логически. ЦРУ уже подключилось к его поискам, как, скорее всего, и Интерпол. Ему был известен протокол. Каждый аэропорт будет максимально тщательно досматривать подозрительных пассажиров, а на главных дорогах Сьона установят контрольно-пропускные пункты. У Раиса, к его глубочайшему сожалению, больше не было союзников, к которым бы он мог обратиться за помощью.