— Сидней, я думаю, что вы себя недооцениваете.

На мгновение улыбка стала шире, затем погрустнела.

— Нет. Я — нет. Это вы переоцениваете.

Что, чёрт возьми, это значит? Этот вопрос готов был сорваться с языка, но Лукас сдержался. Ни то, ни другое — её ответ и безумная потребность выяснить причины очевидной скорби, стоящей за её загадочной фразой, ничего не значили. Ничто не помешало бы ему осуществить свой план.

— Что он вам сделал? — продолжала девушка. — Отменил сделку? Вы понесли убытки? — её губы сложились в жёсткую, циничную усмешку, которая выглядела некоторым образом кощунственно на этих красивых губах. — Спит с вашей женой или подружкой? Это должно быть нечто совсем ужасное, раз вы рассматриваете женитьбу на женщине, не зная её сравнительной стоимости.

— О, это относительно, — пробормотал он.

— Другими словами, это не моё дело. А если раскрытие правды, стоящей за вашими мотивами, это часть моих условий?

— Мои условия вам уже известны, Сидней. И обсуждению они не подлежат.

Её плечи закаменели до такой степени, что Лукасу показалось, как один резкий порыв ветра может сломать её пополам.

— А как насчёт верности? — спросила девушка.

Он замер. Этот короткий вопрос пронзил его грудь и обнажил мрачное, нечистое место в его душе, с гневом, болью и унижением после подслушивания разборок родителей из-за бесконечных измен его матери. После того, как он был свидетелем тому, что на вечеринке по поводу его тринадцатилетия, мать с другом его отца выскользнули из дома, чтобы трахаться в бассейне.

Он потянулся, желая коснуться шрама через глаз, гася жаркую волну гнева и боли, пульсирующие внутри и изучающе глядя на светскую львицу, сидящую перед ним с гордой осанкой и непроницаемым лицом.

— Вы этого хотите? — прозвучал вопрос.

— Я требую, — решительно заявила девушка. — Если мы намереваемся убедить всех, что любим друг друга, тогда нарушение брачных обетов, пусть даже они формальные, будет выглядеть порчей имиджа.

— Не думаю, что требуется такое притворство. Мне в браке нужна ваша рука, а не ваша любовь.

— Я её не предлагала, — огрызнулась она. — А вы неправы. Людям будут сложно воспринять эту помолвку. Особенно, если они друзья или связаны с Тайлером и его семьёй. Они вас не знают, а после того, как новость о наших отношениях станет публичной, вас воспримут, в лучшем случае, как нежелательную персону. Да, они будут вести с вами бизнес, но большинство сделок будут инициированы и обсуждены на светских мероприятиях. А там заправляют женщины — жёны и дочери этих бизнесменов. Если они не захотят пригласить вас или меня по причине предполагаемой измены людям их круга — па и Тайлеру — женитьба на мне будет пустой тратой времени. Единственная вещь, которую люди, скорее всего, смогут простить, — это история о великой, страстной любви. В конце концов… — на губах Сидней появилась вымученная горькая улыбка, почему-то смотревшаяся несвойственной ей, — …все обожают любовные истории с «они жили долго и счастливо».

Чёрт. Она отлично во всём разбиралась. С момента своего прибытия в Бостон, его не особо принимали в узком кругу бостонской элиты и избранных. Этот социальный круг был спаянной группой, в которую проникнуть было нелегко, и похищение Сидней у одного из наиболее влиятельных членов, будет неприемлемой вещью. Он не мог позволить себе стать отверженным. Не сейчас, когда бизнес и социальная жизнь идут бок о бок, часто пересекаясь. И не сейчас, когда значительная часть клиентов фирмы Джейсона Блэйка по управлению их капиталом, была из большей части Бостона. После того, как Лукас заявит права собственника на эту компанию, которую он хотел, и осуществится вторая, финансовая часть его плана, — они станут его клиентами и акционерами.

В его венах полыхала злость. Злость на самого себя. Он не делал этого раньше, из-за пренебрежения взвесить и анализировать каждую составляющую своего плана, лично и профессионально. К тому же, желание отомстить «зашорило» его сознание. И вероятность облажаться, захватив контроль над вражеской корпорацией только для того, чтобы потерять клиентов, репутацию и деньги, ради ненадёжных верности и норм поведения некоторых личностей?

Но даже больше того... вселяло ужас… чёрт возьми, да, ужасало. Ещё более пугающим был факт, что он ставил себя в униженное положение, подобно своему отцу. Единственный выход, это приковать Сидней к своему запястью, он не мог бы больше контролировать её действия, особенно её возможное распущенное поведение, — как его отец не мог ничего сделать с поведением его матери.

Пока что он не встречал женщины, которая не шантажировала, лгала или изменяла. Лукас знал, что таковые существовали, но, видимо, его деньги притягивали худших из его окружения.

— Отлично, — протянул мужчина, вскидывая бровь. — Лично для меня не проблема, держать мой член в брюках, — он склонил голову набок. — Но, исходя из моего опыта, есть женщины, для которых, похоже, проблема держаться от него на расстоянии. Посмотрим, сумеете ли вы доказать обратное.

Её судорожный вдох взорвался в комнате за мгновение до того, как девушка резко вскочила на ноги так, что стул отъехал назад. Она рванулась вперёд, преодолев расстояние между ними за два коротких, решительных шага. Скулы вспыхнули возмущением.

— Катись. В. Преисподнюю.

Делало ли его развратным ублюдком понимание, что член твердеет от её ярости? Медленно, он выпрямился в полный рост. Преодолел последний, разделяющий их шаг. Он наклонил голову, пока не увидел тёмно-зелёные крапинки в карих глазах Сидней. Пока не почувствовал трепет её слабого прерывистого дыхания на своих губах. Пока не ощутил вкус её поцелуя.

Пока нужда вкусить этот сладкий запах и его владелицу, ревя, не пронзила его подобно товарному поезду с неисправными тормозами. Невиданный голод должен был оттолкнуть его прочь от неё, к тому же, на достаточно большое расстояние. Должен был отогнать его подальше от опасности, в которую уже ввязался его член.

Двигайся. Вперёд. Назад. Он должен...

Скользящим движением он провел рукой по её, до плеча, охватывая ладонью затылок. Тёплая, чувствительная кожа обжигала пальцы Лукаса, в то время как тёмные струящиеся пряди её толстого «конского хвоста» ласкали их. Он усилил давление, поглаживая кончиками пальцев с обеих сторон сухожилие в основании изящной точёной шеи. Она вздрогнула. Стоя так близко, было просто невозможно не заметить эту предательскую дрожь. В чём её причина? Страх? Нет, не страх. Несмотря на трепет, её взгляд выносил приговор идти всё в ту же чёртову бездну, куда она уже послала его несколькими мгновениями ранее.

Но там было ещё что-то, в смеси с гневом. Он вгляделся получше. Желание? Желание, требующее прижать её к стене, снять платье, состоящее из двух полос ткани, соединённых двумя простыми узлами, как обёртку, явив тело, о котором он фантазировал две долгих ночи, оставивших его в чертовски разбитом состоянии.

Возможно. В конце концов, между любовью и ненавистью всегда проходит тонкая грань. А в данном случае, похоть и ненависть.

— Уже познал его, дорогая, — прошептал Лукас. — Есть футболка и магнит на холодильник, как доказательства, — когда её взгляд метнулся к шрамам над и под его глазом, он ухмыльнулся и добавил, — и это тоже. — Его поглаживающие пальцы замерли, сжав Сидней крепче. — Если вы предадите меня, я сделаю вашу жизнь несчастной.

Длинные женственные пальцы скользнули по его руке вверх... обвили его шею. Сжали.

— То же самое с моей стороны.

Впервые за долгие годы, так что он даже не припоминал последнего раза, смех — настоящий, неподдельный смех — зародившийся где-то внизу, он прокатился по груди, вырвавшись наружу. Даже для собственных ушей Лукаса, раскаты его звучали хрипло и устало. Было кое-что, удивившее его, более того, искреннее восхитившее. Всего лишь единицы бросали вызов и вели себя смело перед «зверем». Сидней удались все эти три вещи.

И опять, тревога ударной волной пронзила Лукаса.