"Спокойно, Санчо, спокойно, мой мальчик, — зазвучал в голове голос отца. — Не торопись. Кто сказал тебе, что молодой Плантагенет бросит всё и примчится защищать нашу маленькую державу, затерянную в горах?"

Я даже вспотел. Действительно, что я могу предложить Роберу за помощь? Хотя… Есть у нас кое-что, что прячут монахи в подвалах де-Лейре… И это кое-что может сподвигнуть любого рыцаря на подвиги. А если нет?..

— Слушай, Диего. Помнишь, тут к нам дней пять тому назад приехал этот… наследник Сида? Валенсийский правитель?

— Да уж как не помнить, — Диего хмыкнул. — Не прошло и недели, а он уже вызвал на поединок двенадцать рыцарей, одного убил, а остальных так отделал… Только что-то мне не верится, что он — потомок Сида. Самозванец, неотёсанный самозванец, ваше величество…

— Плевать! Прикажи сообщить ему, что мы ожидаем его здесь. Пусть явится немедленно. У меня есть для него поручение…

— … Муж мой… Любимый… — и легкое касание… щеки… губами…

Я, точно взметенный ураганом, воспарил над лавкой, на которой бессовестно задрых, поверженный настойкой Нектоны, сграбастал Машеньку в объятия и закружил по комнате. Он счастливо запищала, оказавшись в полуметре от пола, но тут же болезненно скривилась…

— Больно, солнышко? Ох, прости меня, медведя неуклюжего…

Мы сидели на жесткой скамье и целовались. Она шептала мне какую-то восторженную ерунду, а я гладил ее по волосам и тонул в огромных, лучистых, синих глазах…

— Муж мой… Возлюбленный мой супруг… Я знаю, о чем вы мечтаете…

Х-ха! Я и сам знаю, о чем мечтаю, а толку? Бен Маймун строго-настрого запретил…

— Я хочу…

Чего?! Сам хочу, но ведь нельзя же…

— Я вижу и понимаю нетерпение, которым вы охвачены… и также желаю…

Но ведь нельзя же! Или?.. Может Айболит ошибаться?..

— Скорее же, мой дорогой… Следуйте за мной…

Да гори оно всё!.. Если Маше так хочется, то, наверное, можно. Организм всегда знает, чего ему можно, а чего — нет…

— Я уже иду, солнышко… Я так хочу…

ЁПРСТ!!! Это же надо так обломаться!!! Оказывается, Маша сгорала от желания показать мне нашего сына, а я-то губу раскатал. Бли-и-ин! Хорошо, что хоть раздеваться на ходу не начал…

— Ну, посмотрите же на нашего маленького Генри, друг мой!

Я осторожно подхожу к завернутому как капуста кульку и откидываю подбитое мехом покрывальце.

— Взгляните же, мой возлюбленный, как он похож на вас! — Маша прямо вся искрится от счастья, словно динамо-машина под дождем. — Он — вылитый отец!

… Ой! Мама! Что это?!! Тутанхамон, спеленатый с головы до ног какими-то причудливо вышитыми бинтами! Младенец кривит сморщенную красную мордочку… Нет, ну ничего себе, и вот это… с батон хлеба размером… оказывается — "вылитый я!" Положим, никогда не считал себя записным красавцем, но ведь я вроде как и не урод!..

— … Ах, если бы вы только могли себе представить, как он умен, требователен, настойчив и силен! — щебечет Машуня, наклоняясь рядом со мной над ЭТИМ. — Кормилица говорит, будто наш Генри так хватает её грудь, что…

Бог ты мой! Да что он там может хватать, и чем? Они ж его зафиксировали похлеще, чем психа в смирительную рубашку?! У него из всех этих одеял только кончик носа и торчит…

— Ну, правда же, он — прелесть?!

— Угу… Красавец… — с трудом выталкиваю я из себя. — В матушку твою пошёл…

— Ах, совсем нет! — Маша энергично встряхивает своими локонами. — Он удался в дедушек. Обоих! Такой же сильный, умный, благородный…

Угу… Скажи еще, что он на коне так же скачет… Хотя и правда — выглядит таким же помятым, как и его синешалый дед сегодня с утра, с перепою… Ладно, авось подрастёт — посимпатичнее станет.

— Ну, милый, ну возьмите же его на руки… Вот так… — и протягивает мне кряхтящий столбик.

Не сломать бы его ненароком, а то будет ему подарочек от папы… На всю жизнь. Будет как этот… Ричард III… Блин, а чего это он вообще не гнется? Фанерку они ему что ли в пеленки подкладывают?

Маша восхищенно смотрит, как я неловко и осторожно держу Генри на руках. Внезапно сверток начинает кряхтеть сильнее, а мордочка багровеет.

— Айрин! Позовите Айрин! — кричит Маша, и ей вторит надтреснутый сиплый альт Нектоны, — Кормилицу к принцу! Шевелись, коровы!

Одна из "коров" — достопамятная Елизавета де Эльсби, забирает у меня наследника Британской короны и утаскивает куда-то.

— Пойдемте, царственный супруг мой, — Машенька опирается на мою руку. — Нашему сокровищу пора кушать, да и нам не повредит скромная вечерняя трапеза…

Ужин был воистину скромным — всего пять или шесть перемен блюд, да и вина — не больше десяти литров на человека. Но тесть и тёща клятвенно пообещали, что уж вот завтра они покажут нам, как умеет гулять веселый Нотингем…

… На другой день в Ноттингем-холле все сопровождавшие меня с умилением рассматривали маленького Генриха. Хотя все, что виднелось из еще большего количества вышитых золотом одежек — это крошечная пуговица сморщенного носа, узкие заплывшие глазки и малюсенький рот. Малюсенький-то малюсенький, но орет он им — будь здоров, уже имел "счастье" убедиться. Но сейчас наследник был сыт, осоловело щурился и имел вид исключительно нарядный и царственный. Наследник спал, как и полагается в его возрасте после плотного перекуса. Рядом стояла его кормилица — крупная, фигуристая деваха по имени Айрин. Не понимаю: почему Маша не захотела кормить сына сама? Боится грудь испортить? Да глупости это всё! У неё грудь такая… такая… в общем, её не испортишь! Во всяком случае — на мой взгляд…

Надо сказать, что на эту самую дойную Айрин положил глаз батька Тук. Что-то там у неё с мужем случилось — я, честно, особо не интересовался, но бабёха осталась вдовой. В интересном положении. Не знаю, какая бы жизнь ожидала её дальше, но она подвернулась на глаза Машуне, и та, со свойственной ей простотой заявила, что кормилицей королевского отпрыска будет вот эта… Айрин Родионовна. Ну, что ж: может, из юного Генриха вырастет Солнце Английской поэзии? Вырастила же Арина Родионовна Пушкина…

Вот только наш бравый Адипатус просто-таки горит желанием исповедать кормилицу принца. Вон, опять встал так, чтобы иметь возможность ущипнуть дамочку за… Вот зараза! Уже ущипнул, да так, что та аж подпрыгнула. Балбес Кентерберийский! Торжественный прием, а он… Ему, между прочим, сейчас крещение проводить…

— Слышь, святой отец, — я дернул его за рукав сутаны. — Ты, давай-ка, не расслабляйся, и настраивайся на возвышенное. Тебе сейчас крестить…

Он кивнул и скорчил умильную физиономию:

— Окрестим, твое величество, вот клянусь Святым Дунстаном — окрестим! Всё будет хорошо, сын мой…

— А кого крестить? — встрепенулась Маша. — Генриха уже окрестили. Приезжал отец-настоятель из аббатства Святой Девы Марии. Который нас венчал…

— Как это?! — сказать, что я ошарашен — вообще ничего не сказать! — А чего же меня-то не дождались?!

— Но милый… — В голосе Машеньки звучит неподдельное удивление — Разве можно с этим медлить? И аббат сказал, и вообще… Ведь ты же не знаешь: наш Генри родился так быстро и так неожиданно, что мы все — и я, и матушка, и Нектона — все, буквально все, говорили, что Святое Крещение поможет малышу! А те целители, которых ты велел слушаться, как Беймамона, разрешили и сказали, что заступничество Иисуса Христа не повредит…

Вокруг все удивленно молчали. Наконец, Адипатус прокашлялся и спросил:

— А… Э-э-э… И кто же стал крестным отцом наследника?..

Машенька не успела ответить, как в дело встряла любимая тёща:

— Аббат сказал, что самым лучшим крёстным будет дедушка нашего маленького Генри — граф Солсбери.

— Дядя? — я пораженно уставился на Длинного Меча. — И когда же ты успел? Чего-то я не помню, чтобы три дня назад ты был достаточно трезвым для церемонии крещения. Да и в Ноттингем ты не ездил…