— Пошли, у тебя урок скоро.

Секунду после Роза постояла на месте, а затем почти вприпрыжку нагнала меня, сравняв ритм шага с моим.

— Сколько тебе тогда было лет? Ну, когда ты объяснил своему отцу кто есть кто.

— Тринадцать.

— Ты отколотил отца, когда тебе было всего тринадцать?

— Я тренировался с раннего детства и уже в то время был крепким и сильным, да и ростом не обделён. Я не мог и дальше смотреть на это. Хотел, чтобы он усвоил — быть мороем из королевской семьи не означает, что можно творить что угодно с другими людьми… даже с «кровавыми шлюхами».

На лице Розы читалось глубокое сожаление и внезапное удивление. Но сочувствие мне ни к чему. Я не принимал отца никогда, а мать… она сделала свой выбор, когда из раза в раз продолжала прощать его.

— Мне очень жаль.

— Не бери в голову, она любит его, а сердцу не прикажешь.

— Интересно, — задумчиво пробормотала Роза, — любила ли мать моего отца? Может он и не знает о моем существовании. Не хотелось бы оказаться дочкой одного из королевских.

Я не ответил. Мысль о том, что я стоял в родстве с самой королевой, меня тоже не особо радовала, тем более я не разделял ее системы правления и мнения насчёт дампиров, но ничего уже не мог исправить. Я тот, кто я есть.

Подойдя к корпусу, я по привычке открыл перед Розой дверь, держа все наши вещи одной рукой, но Роза запротестовала и попробовала отнять у меня свой рюкзак. Я накрыл ладонью её пальцы и почувствовал, как огрубела нежная кожа её маленьких ладошек. Опустив сумки на пол, я, не слушая протестов, взял руки Розы в свои и развернул к себе ладонями. Мы почти не тренировались на улице последние дни, но все же от холода нежная покрытая легким загаром кожа огрубела и пошла трещинами, некоторые из них даже кровоточили. Кое-где появились волдыри от турников и кола.

— Твою мать!

Я практически поволок девушку к тренажёрному залу, где в каморке преподавателей была аптечка со всем необходимым. Взбешённый беспечностью и безответственностью Розы к собственному телу, я был грубее, чем того требовала ситуация. Роза не имела никакого права подвергать совершенное творение таким издевательствам. Неужели ей совсем не больно? Или она настолько погрузилась в свои проблемы, что даже не заметила глубоких ран?

С силой зашвырнув сумки на узкий потрёпанный диван, я толкнул Розу к столу и приказал сесть. Она молча послушалась и не найдя стула, заняла место на краешке стола, пока я рылся на полках в поисках маленькой синей сумки с белым крестом.

— Где твои перчатки? — Почти рыча спросил я, все ещё вымещая свою злость на аптечке, молнию которой заклинило на полпути.

Роза безразлично глянула на свои руки. Её не смутил внешний вид израненных ладоней и пальцев.

— У меня нет перчаток. В Портленде в них не было нужды.

Тон голоса, которым она со мной разговаривала, заставил злость клокотать в моем теле сильнее. Сидя на краешке стола, она болтала скрещёнными ногами и следила за мной.

— Да и потом, ты можешь задать этот вопрос тому чертовски наглому дампиру, который собирал мой чемодан, когда за шиворот притащил меня в Монтану.

Я хлопнул ладонью по столу, Роза вздрогнула и ойкнула, но больше ничего не сказала. Я сжал кулак, направляя негативную энергию на выход. Давненько я так не выходил из себя, но после встречи с Розой, мои всплески эмоций стали нормой.

«Нет, эта девчонка и правда сведёт меня с ума! Это я ещё и виноват?!» — Я закрыл глаза и медленно вдохнул.

— В любом случае, это только начало. — Мне послышалась в ее голосе странная грусть.

— Начало чего?

Достав перекись и большой ком ваты, я подошёл к столу и грубо разведя коленом ноги Розы, занял место между ними. Мне плевать на то, как все это выглядело и ее прерывистый, полный возмущения вдох туда же. Если она сама не следит за своими руками, я сделаю это за неё, даже если на это потребуется каждая из наших тренировок.

— Превращения меня в Альберту, — немного помолчав, сказала Роза. В её голосе столько печали, но она, глупышка, не понимает, что ничего в этой жизни не в состоянии испортить ее красоту. — В нее и… в типичную женщину-стража, жёсткую, мускулистую. Постоянные тренировки и работа в любых условиях… где уж тут выглядеть хорошенькой.

Осторожно, боясь повредить эти нежные руки ещё больше, я промывал раны, стирая засохшую кровь с маленьких, но глубоких ранок куском ваты, смоченным в перекись. Роза не дрогнула, не ойкала, даже не моргала. Ей будто бы вообще не было никакого дела до боли.

— Просто мне пора начать привыкать вечно ходить в синяках и испытывать боль и дискомфорт. Хотя такая жизнь разрушает нас. Я имею в виду женщин, их внешний вид.

Я выпрямился и закручивая колпачок бутылочки с перекисью, непроизвольно стал разглядывать лицо девушки ставшей для меня всем. Она ещё так юна и по-своему наивна. Мне бы хотелось, чтобы эта прекрасная черта ее характера никогда не иссякла, прячась за грузом той ответственности, что ждёт не после выпуска. Я тонул в теплоте ее карих глаз. Роза подняла голову и ее лицо стало ещё ближе к моему, рот приоткрылся, кончик языка скользнул по губам. Я тяжело сглотнул и пробормотал, сам того не понимая.

— С тобой это не произойдёт. Ты слишком…

Сколько же разных комплиментов мне хотелось ей сказать. А лучше всего сейчас было снять с неё всю одежду и осыпать ее тело поцелуями. Каждый сантиметр молодого девичьего тела. Непрошеные образы нагой Розы, сидящей на этом чертовом столе, станут моим сегодняшним ночным кошмаром. Молча, я покопался в аптечке и достал мазь с пантенолом и выдавил на ладонь небольшую порцию. Но Роза внимательно изучала моё лицо и мне стоило что-то сказать или хотя бы закончить фразу.

— С тобой этого не произойдет, — выдохнул я, стараясь не смотреть ей в глаза.

Я снова сосредоточился на руках Розы, продолжая круговыми движениями втирать в огрубевшую кожу мазь. Зазубренные трещинки смягчались, а я уже не так массировал, сколько кончиками пальцев поглаживал каждую трещинку. Молчание нарушила сама Роза.

— Не произойдёт? А вот с моей мамой произошло. Раньше она была красавицей… Сто лет ее не видела, — добавила она с горечью. — Может, теперь вообще ее не узнаю.

— Ты так не любишь свою мать, ведь ты почти не знаешь ее. — Я сделал Розе замечание.

— Я знаю, что она бросила меня. Я выросла в Академии. Моя семья — это Лисса.

Втерев столько мази, сколько смогла впитать ее иссохшая кожа, я достал тонкие эластичные бинты и раскатал на ладошке Розы, медленно обвязывая каждый пальчик, как это делают боксеры.

— Ты так говоришь о ней… но как иначе она могла поступить? — Для меня решение Джанин казалось очевидным и правильным. Был бы у меня ребёнок, я бы мечтал, чтобы он или она стал выдающимся стражем. Я бы гордился им и знал, что он в безопасности и сможет защитить себя в этом суровом мире. Не знаю насколько сурова и строга Джанин как мать, но зато Розе не пришлось в своё время испытать все издевательства и насмешки школьников, издевающихся над тем, что ты сын «кровавой шлюхи».

Закончив с повязками, я все ещё держал руки Розы в своих. Иногда мне просто необходим телесный контакт с ней. Такое чувство складывается, что стоит мне отойти от неё хоть на шаг, то я просто перестану дышать и мое тело умрет само по себе. Большими пальцами я поглаживал тонкие нежные запястья.

— Знаю, ты хочешь стать стражем. Знаю, как много это значит для тебя. — Я смотрел Розе прямо в глаза. — Думаешь, она испытывала другие чувства? Как сложилась бы твоя жизнь, если бы она не оставила тебя здесь?

— Это не убило бы ее — повидаться со мной, — Роза попыталась вступиться за собственные убеждения. — Но наверно, ты прав…

— Твоя мать очень уважаемая женщина-дампир. И направила тебя по тому же пути.

Длинные темные ресницы коснулись порозовевших щёк. Роза, сама того не замечая, кусала нижнюю губу, понимая, что я прав.

— И ты безусловно станешь таким же бесстрашным и уважаемым стражем.