— У тебя хорошее настроение, — заметил я.
— Да, есть немного.
— Разговоры стихли?
— Лисса переключила всеобщее внимание на себя, возобновив свои отношения с Дроздовым.
Мы уже дошли, я кинул сумку на помост и осторожно сложил мусор рядом, намереваясь выкинуть его в академии. Роза оставила рюкзак рядом и начала растяжку, выполняя наклоны из стороны в сторону.
— Дроздов? Зачем?
Мне хотелось поболтать с ней по-приятельски. Позволить ей немного довериться мне и раскрыться. Поэтому я отступил от привычной мне здесь манеры разговора и прислонившись к перилам, следил за движениями Розы. Она сменила наклоны на разминку шеи, попутно разговаривая со мной.
— Она считает, что так закрепиться в здешнем гадюшнике и сможет пресечь многие вещи и поведение народа.
— Зачем же ей этот парень? В ней самой хватает обаяниях и шарма, чтобы расположить к себе округу. Я видел их пару раз вместе. Очевидно, что она несчастна.
— Ты наблюдателен… Аарон ей вообще неинтересен, — Роза продолжила махи руками, попутно приседая на месте.
— Зачем же тогда все это?
— Я уже говорила. Так она старается решить несколько проблем сразу.
Я нахмурился, не видя в девичьем поступке никакой логики, да и смысла тоже.
— Чем сегодня займёмся?
— Будем бегать, — бодро ответил я.
— Будем? — Она переспросила не ошибся ли я в множественном числе и я утвердительно кивнул.
Несколько «джампинг джеков» и тело Розы было достаточно разогрето. Я побежал медленнее, чем обычно, напоминая себе, что преследовал сегодня совсем иные цели.
Ноябрьское солнышко приятно ласкало кожу яркими лучами, приходилось все время щурится. Роза старалась сосредоточится на пути, но все равно нет нет, да улыбалась, а порой и посмеивалась собственным мыслям. Затем сама же пожурит себя, украдкой краснея и качнет головой, возвращаясь к пробежке. Думала ли она обо мне?
Я бежал не спеша, просто наслаждаясь тем, насколько близко сейчас Роза и я мог в открытую любоваться ей, такой замечательной и смешной. Один из наших немногих моментов уединения, который останется в моей памяти, как нечто сокровенное.
— Ты побиваешь личные рекорды молчания. — Я придал голосу веселость. Ни к чему сегодня быть хмурым и строгим преподавателем, Розе итак досталось ночью негативных эмоций.
— Есть над чем подумать.
— Ты все ещё расстроена из-за сплетен?
— Да нет, естественно, носить клеймо «кровавой шлюхи» это высшая степень унижения, но… главное — Лисса.
Украдкой я следил, как напряглись уголки губ Розы, а на самих губах образовались морщинки, края слегка покраснели и обветрились. Мне это совсем не нравилось. Раньше эти губы покрывал еле заметный бежевато-розовый оттенок, но сейчас его нет и губы, которые мне так хочется целовать, страдают.
— Я вырос в дампирской общине. — Внезапно признался я, продолжая смотреть в упор, не моргая. — Они не так плохи, как тебе кажется.
Мне хотелось донести до Розы, что проблема не в имени, а в самом человеке, везде найдутся и хорошие и плохие люди. Моя семья — добрые, честные, простые люди и мне не стыдно признаться в том, откуда я родом и где вырос.
— Ох! Я не хотела…
Я замедлился, чтобы мы могли спокойно продолжить разговор, не испытывая желание отдышаться.
— У вас большая семья?
— Мать, три сестры и бабушка. Я мало виделся с ними после того, как пошел в школу, но мы поддерживаем связь.
Постепенно мы перешли на шаг, завершив десятый круг вокруг академии и добравшись до тренировочной площадки, присели на скамейку. Роза натянула рукава тонкой спортивной куртки вниз, спрятав ладони, продолжая смотреть на меня. Этим утром она открыла для себя новую деталь моей жизни. Откровением для меня стало то, насколько легко и приятно рассказывать о себе, ведь я так редко мог кому-то доверится. Здесь в академии, многие даже не знали толком сколько мне лет и откуда я родом. А с Розой все проще, слова сами льются, как если бы во мне был заложен проигрыватель, который срабатывал на голос Розы.
— В основном дампировские общины возникают вокруг семей. Там хватает любви, какие бы рассказы о них ты ни слышала. Для дампиров это единственный выход иметь потомство, ты должна понимать это. А все общественное мнение построено на россказнях и сплетнях. Морои редко строят семьи с дампирами и многие девушки соглашаются на единственную связь только из желания быть матерями.
Я помнил, что Роза не питала нежных чувств к своей матери и не понимал этого. Разве Джанин не сделала для своей дочери как можно лучше? Многие матери остаются растить своих детей, но существуют и такие, кто предан делу до последнего и понимают, что мы в этой жизни всего лишь результат кровосмешения и наша расса угаснет, если угаснут морои.
— Да, но… разве это не странно? Разве многие мужчины-морои не бывают там? Я слышала о тех, кто трахается со всеми подряд и за деньги и для удовольствия… — Роза задала вопрос поспешно и уже терзала зубами и без того обветренные губы.
— Всякое бывает. Например мой отец является отцом и для моих сестёр, хотя он и не женился на моей матери никогда, но она любила его, а он… он зверски избивал её.
Непрошеный ужасный образ моего ублюдка-отца возник перед глазами. Заплаканная мать, забившаяся в угол. Каждый раз, когда он приезжал, она запирала нас у соседей, зная, что даже оттуда мы услышим её отчаянные крики.
Почувствовав в моем голосе грубость, Роза коснулась моего плеча и я постарался улыбнуться, хоть и получалось крайне натянуто.
— Я… Извини. Я не имела в виду ничего плохого…
— Знаю… Ты встречала своего отца?
Она покачала головой, наматывая прядь на палец. Каштановые волосы блестели солнце и я не мог оторвать свой взгляд от разноцветной палитры, отражающейся в каждой волосинке.
— Нет. Мне известно лишь, что у него были карие глаза и классные волосы. Хотя… говорят, что он турок.
— Теперь ясно откуда у тебя такая уникальная внешность.
Наши взгляды встретились, румянец окрасил щеки Розы, но она первая отвела глаза в сторону, попытавшись замять неловкую паузу очередным вопросом.
— Твоя мать и сейчас терпит его? Неужели она позволяла ему это?
Мысль о подобной жестокости привела Розу в бешенство. Я разделял её чувства. Этот заряд проник в нас одновременно. Мы сжали кулаки и стиснули зубы.
— Она — да. — Я до сих пор с удовольствием вспоминаю испуганное лицо этого мерзавца, когда я впервые прервал его экзекуцию над мамой, сломав нос, челюсть и добрую половину рёбер. Я больше не мог смотреть на кровавое месево, которое он оставлял после своего ухода. — Я — нет.
— Расскажи мне, расскажи! Ты выбил из него это дерьмо? — Роза подпрыгнула на месте, ухватив меня за рукав. Кто бы знал заранее, что подобные разговоры могут восхитить девичье сердце.
— Именно. — Я широко улыбнулся.
— Класс! Ты отдубасил своего папочку! В смысле, это, конечно, ужасно, но… Здорово! Значит все эти рассказы правда.
«Рассказы? Неужели я пропустил какой-то слух, да и кто осмелится болтать обо мне?»
— О чем ты?
Вскочив на ноги, Роза сделала несколько шагов в сторону корпуса, но я быстро нагнал её, перехватив за локоть и развернул к себе.
— Роза?
— Так, ничего. Это просто болтовня, которую мне рассказывали ещё в первый день после возвращения…
Я не понимал, почему краска так сильно залила её лицо. Она переминалась с ноги на ногу, но я упрямо ждал ответа, не отпуская не руки. Пусть уворачивается сколько угодно, но любопытство уже взяло верх.
— Ну… в академии у тебя есть своё прозвище…
«Конь в пальто? Черт из табакерки? Дьявол? Гестапо? Гитлер?»
— Я весь во внимании.
— Все называют тебя богом. — Сказала она еле слышно, почти пропищав. — С восхищением и опаской, конечно же.
Закатив глаза, я со смехом выдохнул и покачал головой. А я то уж переживать стал. С моей то репутацией могло быть и хуже. Вернувшись к помосту, я подхватил все наши вещи, все ещё прокручивая в голове это странное, не соотносящееся со мной — простым парнем, прозвище.
