Анжелика, взволнованная его словами, отвела взгляд и застыла в ужасе. В просвете между деревьями мелькнуло серебристо-серое существо – на миг ей, перепуганной, показалось, что это и есть огромный Зверь, но через мгновение Анжелика поняла, что перед ней обычный волк – светлый, почти белый, с острой мордой и тонкими сильными ногами. Он одним большим лёгким прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от тропы, и в этот миг его заметили спутники Анжелики.

Она не видела, кто вскинул пистолет раньше, Рауль или Шанталь, но Рауль был ближе, и она, метнувшись к нему, изо всех сил ударила по оружию снизу. Грохот выстрела разорвал воздух, почти следом грохнул второй выстрел, но волк был быстрее – он белой молнией кинулся прочь и скрылся в кустах.

– За ним! – Анри, опомнившись, вскочил в седло, но Анжелика преградила ему путь.

– Вы что! – она широко раскинула руки, словно закрывая волка собой. – Это же был обычный волк!

– Откуда тебе знать? – Леон стремительно подошёл к ней, стряхивая с плаща еловые иголки.

– Он белый, а месье Шанталь только что сказал, что Зверь тёмного цвета, – Эжени всё ещё не оправилась от потрясения, и её голос дрожал.

– Это верно, – признал охотник. – Кроме того, зверюга, что я видел, была раза в два больше этой.

– Мы приехали сюда убить Зверя, а не охотиться на волков, – Анжелика всё ещё стояла перед нервно похрапывающим конём Анри.

– Ладно, – он осадил коня. – Думаю, наши выстрелы распугали всех в лесу, и теперь Зверь точно не появится. Возвращаемся домой, господа!

– Рауль, простите меня, – только сейчас, когда опасность была позади, Анжелика ощутила стыд и прижала ладони к покрасневшему лицу. – Если бы не я, вы бы попали в него… но ведь это был не Зверь!

– Успокойтесь, баронесса, я вас ни в чём не виню, – мягко сказал Рауль. – Этому волку повезло, что вы оказались столь милосердны.

– У меня с этим волком есть кое-что общее, – усмехнулся Леон, помогая сестре сесть в седло. – Нас обоих спасло милосердие Анжелики.

Анжелика покраснела ещё сильнее, и весь путь до замка Себастьяна де Шане она проделала в молчании – впрочем, остальные дети мушкетёров тоже не стремились обсудить произошедшее.

***

Эжени де Шане отпустила служанку Симону, задула свечу, устало откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в густые рыжеватые локоны. Корнель возился, устраиваясь на ночлег в своём гнезде из лоскутков ткани, но Эжени была слишком взволнована, чтобы ложиться спать. Сегодняшняя поездка утомила её больше, чем она ожидала, помимо того, наблюдательность, которой Эжени всегда гордилась, нынче обернулась против неё.

Так получилось, что младшая из сестёр де Шане всегда была ярче, наряднее, красивее и на виду у всех. Отец и мать не скрывали, что любят младшую дочь больше, чем старшую, и Эжени даже примирилась с этим. Наряды Инессы всегда были богаче, она умела кружить головы мужчинам, улыбаться и кокетничать – качество, которого Эжени была лишена напрочь. Неудивительно, что Бертран де Мармонтель соблазнился младшей сестрой и из двух «малюток де Шане», как он называл их, когда они ещё были детьми, выбрал «малютку Инессу».

Ситуация, когда у младшей дочери есть жених, а у старшей нет, создаёт определённые проблемы. Себастьян де Шане пытался найти Эжени жениха – впрочем, гораздо реже с тех пор, как она заикнулась о своём желании уйти в монастырь. Поначалу это было шуткой, но со временем становилось всё более осязаемым и весомым желанием. Себастьян де Шане уже примирился с выбором дочери, но появление в его владениях троих молодых мушкетёров воскресило его надежды. И пусть один из них был женат, а другой вёл себя как солдафон, всё ещё оставался третий – граф Рауль де Ла Фер.

Сегодня утром Эжени трижды выдержала оборону – сперва Симона расхваливала ей гостя («И такой воспитанный, не сказал мне ни одного вольного слова, даже не подмигнул!»), потом Инесса шептала на ухо заманчивые слова («Богат, хорош собой, и граф, подумай только, Эжени, граф!»), а в заключение отец произнёс целую речь («Я непременно поговорю с ним, ведь не станешь же ты хоронить себя в монастыре, в самом деле!»). Всем им Эжени отвечала, что молодой граф не в её вкусе, что она твёрдо решила посвятить себя Господу, что она, с её невысоким ростом, будет нелепо смотреться в паре с высоким Раулем. Абсурдность последнего довода так потрясла отца, что он оставил Эжени в покое.

И вот теперь, после поездки в лес, у неё появился ещё один довод. Она точно знала, что Рауль любит другую – знала по мимолётному вовсе не злому взгляду, брошенному им на Анжелику после того, как она оттолкнула пистолет, по заботливому тону, с каким Рауль обращался к баронессе, по тому, как он протягивал ей руку, помогая спуститься с седла… Мало того, он был любим – достаточно было поймать пару случайных ласковых взглядов, посланных Анжеликой Раулю, или увидеть её улыбку, когда он заговорил о Звере. Нет, Рауль никогда не станет мужем Эжени де Шане, потому что ему суждено стать мужем Анжелики дю Валлон!

«Интересно, а её брат знает?» – подумала Эжени, разглядывая свою недавнюю находку. Сегодня в лесу, следуя за Леоном, она наткнулась на чёрно-золотую ленточку, повисшую на кусте. Должно быть, дю Валлон потерял её, зацепившись за ветку, подумала Эжени, и уже собралась окликнуть Леона, когда её внимание привлекли инициалы «J. A.», вышитые на ленточке. Они явно не принадлежали капитану, и Эжени, отчего-то смутившись, спрятала ленточку в перчатку.

Теперь же она сидела за столом, разглядывая свой трофей, и не знала, как быть. Инициалы принадлежали Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, и Эжени видела, как она собирала свои золотистые кудри похожей ленточкой. Значит ли это, что Жаклин подарила свою ленточку Леону? Или она потеряла её, а он подобрал и оставил у себя? Или же он собирался подарить её Жаклин? Так или иначе, Жаклин и Леона что-то связывало, и Эжени не особенно хотелось выяснять, что именно. Она понимала, что следует вернуть Леону ленточку, но как сделать это, не дав понять, что она знает его тайну? Или лучше хранить ленточку у себя, и пусть Леон думает, что обронил её в лесу?

Постепенно голова Эжени склонилась на грудь, ресницы сомкнулись, ленточка выскользнула из ослабевших пальцев, тело обмякло, и девушка погрузилась в сон. Она не видела туч, собравшихся на потемневшем небе, не слышала раскатов грома и шума дождя, забарабанившего по окнам, но отголоски грозы достучались до её разума, находившегося в плену сна, и она вздрогнула, не просыпаясь.

Она снова была в лесу, совершенно одна, вокруг неё сомкнулась тьма, а где-то далеко гремел гром. Ветер заставлял Эжени дрожать, ветви хлестали её по лицу, но она не знала, куда бежать, и лишь топталась на месте, неловко поворачиваясь из стороны в сторону. Среди деревьев мелькнула тень, но на этот раз Эжени видела не волка – перед ней предстал сам Зверь, угольно-чёрный, окутанный облаком тумана. Его глаза сияли, а из алой пасти вырывалось шумное дыхание. Эжени хотела бежать, но ноги отказались её слушаться, и она сумела сделать лишь несколько шагов назад.

– Нет, – выдохнула она, чувствуя, как спина прижимается к бугристой коре старого дерева. – Нет, пожалуйста…

Зверь ухмыльнулся – она готова была поклясться, что различила на его морде ухмылку – и прыгнул вперёд. Эжени в ужасе закрыла лицо руками, ожидая, что острые зубы вот-вот разорвут её тело, но ничего подобного не случилось. Она отняла руки и замерла в изумлении – перед ней был не зверь, а человек – он стоял, совершенно обнажённый, не стыдясь своей наготы. Лицо его скрывали длинные спутанные светлые волосы, но вот он поднял руки, отвёл пряди – и Эжени вскрикнула.

На неё смотрел Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон.

«Сказки про оборотня оказались правдой», – подумала Эжени, находясь на грани потери сознания, и тут случилось нечто ещё более невероятное, чем превращение волка в человека. Леон опустился на колени, не сводя с неё пристального взгляда, скользнул рукой под юбку, и Эжени только сейчас поняла, что стоит перед ним в одной ночной рубашке. Она хотела закричать, вырваться, убежать, ударить Зверя палкой, как это сделала Жанна Валли, но всё тело охватила странная истома, и Эжени хватило сил лишь прошептать: «Не надо…»