Входная дверь распахнулась, впуская в дом шум ветра и стук дождя. В воздухе проплыла насквозь промокшая черная фетровая шляпа с широкими полями и приземлилась на балясину лестницы. Балясина была круглой, и отец Маркуса сделал из нее подобие глобуса для преподавания сыну азов географии. Черными чернилами па нарисовал очертания Восточного побережья Америки. Чернила глубоко въелись в древесные волокна. Несколько клякс изображали океан, по другую сторону которого находились Англия и король. Па утверждал, что громадное расстояние не мешает королю наблюдать за своими американскими подданными. Приходя к ним в дом, Элли каждый раз надраивала балясину, но въевшиеся чернила не оттирались.

– Кэтрин, где ты? – В прихожей отец обо что-то споткнулся и выругался.

– Она здесь, па! – крикнул Маркус, не дав матери ответить самой.

Маркус давно отучился выбегать отцу навстречу, когда тот возвращался домой. Отец не любил быть застигнутым врасплох кем-либо, даже если этот кто-то являлся его маленьким сыном.

Обадия Макнил, слегка покачиваясь, вошел в комнату. От него пахло табачным дымом и чем-то удушливо сладким. В руках отец держал тяжелое железное приспособление для снятия сапог, которое обычно стояло возле входной двери.

Глядя сквозь щель в спинке стула, Маркус не увидел на отцовской шее теплого шерстяного шарфа. Отец всегда надевал этот шарф цвета плодов шиповника, хваченного первым морозцем. Сегодня воротник полотняной рубашки Макнила-старшего был расстегнут, обнажая косо повязанный грязный шейный платок.

– Стулья предназначены для задниц, а не для колен. – Обадия провел грязной ладонью у себя под длинным острым носом, оставив желтоватое пятно. – Малец, ты меня слышал?

Маркус перевернулся, быстро усевшись как положено. Щеки у него пылали. Отец повторял эту фразу десятки раз. Грубая рука толкнула спинку стула. Маркус вылетел с сиденья и ударился о край стола. У него перехватило дыхание.

– Я задал тебе вопрос.

Обадия уперся руками в стол, окружив Маркуса запахом мокрой шерсти и сладковатого дурмана. Отцовская рука по-прежнему сжимала приспособление для снятия сапог. Оно было сделано в виде фигуры черта с загнутыми рогами и длинным туловищем. Каблук снимаемого сапога просовывался между рогами. Черт подмигивал Маркусу черными дырочками глаз и скалил зубы в ухмылке.

– Прошу прощения, па, – быстро произнес Маркус, стараясь не заплакать, ведь солдаты не плачут.

– И не заставляй меня это повторять. – Обадия распрямился, выдохнув запах яблок.

– Обадия, где ты был? – спросила мать, укладывая Пейшенс в колыбель возле очага.

– Не твое дело, Кэтрин.

– Бьюсь об заклад, что на Уэст-стрит. – (Отец не ответил.) – Поди и Джосайя был с тобой? – задала новый вопрос мать.

Двоюродного брата Джосайю Маркус недолюбливал. Когда тот говорил, глаза у него всегда бегали, а голос звучал отвратительно громко, отдаваясь эхом от потолочных балок.

– Не любопытствуй, женщина, – устало произнес Обадия. – Я пойду в хлев. Посмотрю, как там Зеб управляется со скотиной.

– Я помогу! – вызвался Маркус, вскакивая со стула.

В отличие от Джосайи, Зеб Пруитт вызывал у него искреннюю симпатию. Зеб научил его привязывать леску к удилищу, ловить мышей в сарае и залезать на яблоню. А еще Зеб накрепко вбил в голову Маркуса, что городские гуси опаснее собак и могут сильно покусать.

– Зеб не нуждается в твоей помощи, – сказала мать. – Оставайся здесь и доделывай урок.

У Маркуса вытянулось лицо. Ему совсем не хотелось читать. Он хотел пойти в хлев и поиграть в солдата, маршируя в главном проходе и выполняя команды Зеба. А если туда проберется враг, он спрячется за корытом с водой.

Мать поспешила за отцом, оставившим дверь открытой настежь.

– Следи, чтобы Пейшенс не выпала из колыбели, – велела мать, сдергивая со стенного крючка теплый платок.

Маркус хмуро посмотрел на младшую сестру. Пейшенс сосала кулачок. Тот блестел от слюны и был ярко-красного цвета от постоянных кусаний.

Солдат из Пейшенс получился бы никудышный. Но тут у Маркуса мелькнула мысль, и его лицо просияло.

– Слушай, а хочешь быть моей пленницей? – шепотом спросил он, вставая на колени перед колыбелью.

Пейшенс что-то прогукала в ответ.

– Отлично! Тогда оставайся там, где находишься. Не шевелись. И не ной, иначе тебя выпорят.

Забыв про уроки, Маркус слегка покачивал колыбель, представляя, что находится сейчас в лесной пещере и ждет, когда появится командир и похвалит его за мужество.

– Должно быть, вы глаз не сомкнули из-за этого шума. А повозки так и ездили всю ночь из города на кладбище и обратно.

Старая мадам Портер поставила перед матерью Маркуса изящную фарфоровую чашечку с блюдцем. Фарфор был тонким, как яичная скорлупа. Сквозь стенки чашечки Маркус без труда видел обои цвета весеннего неба.

Дом мадам Портер считался одним из лучших в Хедли. Снаружи его стены были обшиты ярко раскрашенными панелями, а стены комнат обклеены узорчатыми обоями. Стулья имели резные спинки и мягие сиденья. Окна, следуя новой моде, открывали, поднимая их вверх. И никаких тебе створок и оконных переплетов. Маркус любил здесь бывать; не столько из-за богатого убранства, сколько из-за угощения. Обычно мадам Портер предлагала гостям бисквит «мадейра» с прослойками из джема и ягодами черной смородины, украшавшими верх.

Маркус успел сосчитать до пяти, прежде чем мать потянулась к чашке. В семье Чонси не набрасывались на еду и не вели себя так, словно забыли, когда в последний раз ели.

В ребра Маркусу ткнулось что-то острое. Деревянная юла, которую держала мисс Анна Портер, внучка мадам Портер. Эта девчонка постоянно напоминала Маркусу, что она старше его на целый год и один месяц. Выпученные карие глаза и кивки рыжей головы подсказывали, что Анна предлагала ему не мешать взрослым вести свои разговоры, а пойти поиграть.

Однако Маркусу как раз хотелось остаться и узнать о происшествии на кладбище. Должно быть, там случилось что-то скверное, раз взрослые не говорили об этом в присутствии его и Анны. Может, призраки появились. Маркус на это надеялся. Он любил истории про призраков.

– Меня попросили помочь, а мне было некого послать, кроме Зеба. – Мадам Портер тоже села и тяжело вздохнула. – Когда ненастной ночью стучат в дверь, я вспоминаю, каково жить без мужа.

Мать Маркуса сочувственно вздохнула и отхлебнула из чашечки.

Муж мадам Портер участвовал в сражении и геройски погиб. Зеб много рассказывал о мастере Портере, но Маркус так и не мог понять, был ли тот хорошим человеком.

– Честное слово, Кэтрин, вам следует нанять дом в городе. Жизнь рядом с кладбищем не лучшим образом сказывается на здоровье, – сказала мадам Портер, поменяв тему разговора.

Она придвинула к себе рукоделие. Игла в ее пальцах запорхала, вышивая яркий узор.

– Бабушка говорила, что твой па – пьяница, – шепотом сообщила Анна, прищурив глаза с веснушчатыми веками.

Она размахивала юлой, отчего руки фигурки двигались медленными кругами. Физиономия юлы с черными курчавыми волосами и смуглой кожей здорово напоминала лицо Зеба Пруитта.

– Неправда, – возразил Маркус, хватаясь за голову юлы.

– А вот и правда, – все так же шепотом продолжала дразнить его Анна.

– Возьми свои слова назад! – потребовал Маркус и вырвал у Анны юлу.

Крик заставил мадам Портер и мать повернуться в его сторону.

– Ой! – Анна держалась за свой длинный рыжий локон, губы у нее дрожали. – Маркус дернул меня за волосы.

– Врешь ты! – возмутился Маркус. – Я тебя и пальцем не тронул.

– Еще и мою игрушку отобрал. – Из глаз Анны хлынули слезы и потекли по щекам.

Маркус усмехнулся.

– Маркус Макнил, – тихо, но сурово произнесла мать, – джентльмены не обижают беззащитных женщин. Тебе известна эта азбучная истина.

У Анны были сильные руки, да и бегала она быстрее, чем ошпаренная кошка. К тому же у нее хватало двоюродных и троюродных братьев – мальчишек крепких и решительных. Кто-кто, а уж она никак не относилась к числу беззащитных.