Цезарь постоял. Потом подошел к столу. Улыбнулся. Грустно и удивительно человечно. И глаза у него были больные.
- Ничего-то ты не понял, - спокойно, без ненависти, сказал он. Совсем ничего. Отец сегодня потерял крестницу. Я - невесту. Думаешь, нам важен какой-то гешефт? Нет. И деньги я сейчас требую только потому, что надеюсь - у тебя их нет. Если я расстреляю вас всех прямо здесь - а это именно то, чего мне хочется больше всего - получится вроде как беспредел. Если ты не внесешь выкуп - другое дело. А на самом деле я могу на твоих глазах взять и сжечь эти деньги. Они мне просто не нужны. Мне уже больше ничего не нужно.
Он замолчал, глядя Гончару в глаза. И так жутко становилось от этой простой, почти доброй, всепрощающей улыбки... Цезарь прощал его. Как там говорится? "Прости врага своего перед его смертью"?
- Ну хорошо. Не хочешь так, давай по-другому. Я могу через Солдата устроить тебе практически бесплатный сквозной канал в Европу. Я же примерно знаю, как у вас в Организации обстоят дела с контрабандой. Ваши туннели прикрылись. Будет новый. Это уже не деньги. Это гарантия процветания команды. Конечно, это похвально, что ты так переживаешь, но на одной романтике далеко не уедешь. У тебя горе, а твои люди думают иначе. Им деньги необходимы, им пить-есть хочется. И не хлеб с водой.
Цезарь, не изменяя выражения лица, оглянулся на своих.
- Скажите ему сами, что ли. А то он решит, что я самодур какой-нибудь, своим людям жрать не даю.
Финист сделал резкий отрицательный жест, Яковлев пожал широченными плечами:
- Не о чем с ним разговаривать.
- Я, что ль, крайним остался? - уточнил тот, которого Цезарь назвал ВДВ. - Без базара, я ему скажу. Мужик, нам платят достаточно. И мы твердо знаем, что должны делать за эти деньги. Многое в нашей команде бывало, но такой херни, как здесь - ни разу. Мои парни и дрались между собой, и до поножовщины доходило. Но когда надо - все личные проблемы отходили на второй план. Когда я узнаю, что два моих человека не могут поделить что-то, я сам иду и выясняю, как их помирить. Потому что мне на фиг не нужно, чтобы они стали врагами. Мне надо, чтобы они в бою стояли плечом к плечу и в любой момент готовы были прикрыть соседа своим телом, а не целились в спину своему же. Сейчас ты сидишь здесь и пытаешься вызвать раскол в наших рядах, - ВДВ фыркнул. - Мои люди - не роботы и не отморозки. Все думают и переживают. За эту операцию нам обещали премию помимо обычной ставки. Мы радовались - приятно, когда твоя хорошая работа хорошо оплачивается. Чувствуешь, что тебя ценят по достоинству. Когда приехали сюда, узнали, что погибает девчонка, работавшая с нами. Мои люди - все до единого - заявили, что откажутся от денег, если она умрет. Потому что наша задача - вытащить ее живой. И дело не в том, что она крестница Ученого. Она наша, а своих мы не бросаем. За любого из нас остальные встанут безо всякого приказа. И когда заходит речь о наказании, которое должен понести виновный, того, кто в этот момент подумает о собственном кармане, а не о том, что при смерти его друг, я застрелю сам. Без сожаления.
- Цезарь, где ты набрал этих фанатиков? - не выдержав пафоса, ехидно спросил Гончар. - Ничего им не надо - ни денег, ни власти. Одна религия приказ командира. И высшее счастье - святая дружба. При этом забывается, что среди друзей могут числиться смазливые девчонки. Ну, с боевиками все ясно. А вот что касается тебя, сомневаюсь, чтобы тобой двигали такие же чистые устремления. Крестница Ученого - девочка наверняка перспективная в плане наследства. Не потому ль ты так разоряешься сейчас, что с ее гибелью теряешь куда более солидный куш, чем двадцать пять лимонов? Эйфель, я бы тебе трижды советовал призадуматься после таких заявлений, стоит ли сотрудничать с Ученым. Ты же тоже метил на девочку. Цезарь тебе этого не простит. А если она выживет - то и ликвидирует тебя как возможного соперника.
- Я здесь шел как ширма, - очень устало отозвался Эйфель. - Я женат.
- Что? И ты впрягался за нее бескорыстно? Что я слышу? Эйфель, ты проникся этой пропагандой?
- Заткнись, Гончар, - еще более равнодушно сказал он. - Надоело мне тебя слушать. Со своими бригадирами я уже договорился. Твой Алекс подставил меня, и плевать я хотел на то, жив он или мертв. Из союза я выхожу и намерен работать либо один, либо с Ученым. Мне и под Цезарем после такого не в падло ходить будет. Он своих людей бережет. Цезарь, выкуп за себя и своих людей я буду платить сам. И можешь рассматривать его, как вступительный взнос в Организацию. Стефан, ты себя уважаешь?
- Не жалуюсь на отсутствие достоинства. И думаю о том, что Гончар не самый лучший партнер. Цезарь ни разу не платил неустойку. И бьют его так редко, что об этих случаях никто не знает. Шесть с четвертью лимонов - не самое крупное вложение. Лучше отдать их один раз за право работы под более верной "крышей" и свалить отсюда к чертовой матери, чем платить каждый год за проигранные разборки.
Раскол. И вряд ли удастся что-то переиначить. Цезарь, грустно улыбаясь, покачал головой.
- Жаль мне тебя, Гончар. Очень жаль. Но можешь радоваться - платить уже меньше. Кстати, Ираиду я верну только после того, как вся сумма будет у меня. Так что заявления типа того, что ты не отвечаешь за бывших партнеров или с удовольствием избавишься от Хирурга моими руками, меня не колышут. На момент сбора твой союз еще существовал, и ты нес за него полную ответственность. Что случилось потом, уже не играет роли. Вноси деньги, а потом можешь хоть до скончания века собирать долги партнеров. Меня не касается, как вы распределите доли выкупа. Эйфель, за твою разбитую физиономию сквитаемся позже. И я напоминаю - все планы на будущее действительны только в одном-единственном случае. Если Света проживет хотя бы сутки. И плевать я хотел на то, что ты перед смертью будешь думать о моих чувствах и намерениях. На результате это не скажется нисколько. ВДВ, Эйфеля и Стефана, а также их людей поселишь отдельно от прочей швали. Да, и пришли кого-нибудь из Серегиных медиков рожу Эйфелю заштопать.
- Без базара, - откликнулся тот.
Цезарь повернулся спиной и, сгорбившись, медленно двинулся к выходу.
И ушел.
Когда раздался звонок в дверь, Вика даже подскочила на кровати. Стиснув зубы, сдержала крик боли, на лбу выступили капли ледяного пота. Руки и ноги затряслись, а мысли лихорадочно заметались в поисках путей бегства из квартиры. Будь она здорова, перелезла бы на соседний балкон, но сейчас об этом нечего и думать. Может, распахнуть окно и закричать на всю улицу? Вдруг кто-нибудь откликнется, милицию вызовет...
Нет, все не то. Черт, как же ее угораздило так ошибиться... Вика жалела о содеянном с того самого момента, как "заказала" Алексу Свету Антонову. Нет, не раскаивалась, а именно жалела. Слишком она поторопилась. Не подготовилась, следы не замела, не просчитала ситуацию... О господи, наверняка Цезарь уже все понял. Он обнаружил труп во время налета, тряхнул Алекса, тот заложил Вику... И в дверь звонят Сашкины киллеры. Ч-черт, что делать?
Какая же это была глупость... И ведь знала, что плохо это кончится. Надо было подлизаться к Антоновой, втереться к ней в доверие, Цезарю в ноги упасть, и, выждав хотя бы пару месяцев, убрать девчонку. Тогда оставался шанс, что Вику не раскроют.
А вдруг это не Цезарь, а Алекс? Вику обожгла надежда. А что - очень может быть. Как раз по времени выходило, что налет закончился, и Алексу хотелось найти укрытие. Давай, давай, голубчик... Ты лишний и оч-чень опасный свидетель. Два грамма некоего специфического вещества в любую жидкость - и сердечный приступ с летальным исходом. То, что надо. Зато никто никогда не раскроет тайну Вики. Эх, надо было в свое время Егоршину этой дряни подсыпать, а не подставлять его. Подстава - вещь весьма ненадежная. Особенно, если твой противник - матерый шпион.
Пожалуй, Алексу стоит открыть дверь. Вика со сдавленным стоном спустила ноги на пол и застыла: а как она узнает, Алекс там или кто другой? Для этого нужно пройти по коридору и выглянуть в "глазок". Звуки движения явно долетят до ушей тех, кто за дверью. И если там не Алекс, а киллеры? Так она, по крайней мере, может сделать вид, что никого нет дома, пусть сидят в засаде на лестничной клетке... Нет уж, лучше не шевелиться. Береженого Бог бережет.
