========== Глава 1 ==========

От Переводчика

Эта вещь никогда бы не смогла появиться, если бы не постоянная и великодушная помощь тех, кто, в отличие от меня, владеет английским. Пользуюсь случаем, чтоб еще раз поблагодарить их всех и назвать поименно.

Вот они:

Консультанты - со-переводчики

(в алфавитном порядке):

J.Sigerson

Lileia (мой давний pen-friend)

Little_Unicorn

PulpFiction

Siberianbat

Tammka

Исторические справки и комментарии:

J.Sigerson

Выражаю также искреннюю признательность Gerenuk за «связи с общественностью» – установление контакта с англоязычным Автором данной трилогии.

Текст оригинала некогда произвел на меня сильное впечатление, хотя я читала его тогда в ужасающем «машинном» подстрочнике. Но сюжет «зацепил» – он достаточно оригинален и, что называется, неизбит.

Хочу также сказать, что это – трилогия, неразрывное целое, и, чтобы составить полное впечатление об этой истории и ее событиях, нужно прочесть все три части.

Те, кто знает язык, не раз говорили мне, что изначально оригинал очень сложно написан, так что приходилось порою устраивать просто-напросто «мозговые штурмы», чтобы докопаться до сути и постичь смысл авторских фраз. Я, шутя, называла это кооперативом имени Юрия Кнорозова – человека, расшифровавшего некогда тайну письменности древних майя. ;-)

Еще раз – всем спасибо за помощь.

А теперь начнем…

___ЧАСТЬ 1___

ОТКРЫВАЯ ДУШУ

Примечание Автора:

«а от древа познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь».

Книга Бытие 2:17 (русский синодальный перевод)

Примечание Переводчика:

Первая часть этой трилогии по какой-то странной ассоциации (берег моря) напоминает мне одну из самых ярких работ Бенедикта – в фильме «Третья звезда», работу над которым актер завершил буквально накануне съемок первого сезона «Шерлока». Фильм, конечно, трагический, и редко кто ценит его, хотя если ценят – то по-настоящему. И вот где-то в Сети мне попались слова, связанные с тем фильмом и с его обсуждением. Они запомнились, и я их процитирую здесь (с благодарностью), потому что они, как нельзя лучше, подходят к этим трем фикам, так что их буквально можно поставить эпиграфом к ним:

«Дело не в том, какие карты сдала тебе жизнь, а в уверенной руке при любом раскладе». (с) Third Star

“В этом мире можно искать всё, кроме любви и смерти. Они сами тебя найдут, когда придет время” (с)

И еще:

«В жизни обязательно должны быть паузы. Такие паузы, когда с вами ничего не происходит, когда вы просто сидите и смотрите на Мир, а Мир смотрит на вас».

Карл Ренц

ГЛАВА 1

Несчастье произошло в начале беременности. Джон только-только успел сообщить ближайшей родне хорошую новость, прежде чем та стала отрезвляюще-мрачной и кровоточащей раной в сердце и в памяти: у Мэри случился выкидыш. Карточки с поздравлениями от его родителей и сестры всё еще приходили, отправленные до этого, но Джон всегда видел их и тут же выбрасывал, ради Мэри, вместе с прочей нежелательной почтой. Это было почти буквально наименьшее, что он мог сделать, наряду со словами поддержки и утешения. Говорить «мы беременны», было глупо, считал он, и не соответствовало действительности, но вполне справедливым было сказать: «мы потеряли ребенка». И он говорил только «мы» и никогда – «она». Не нужно было быть акушером, чтобы знать, что женщины не повинны в своей биологии.

Для недавно вступивших в брак это было тяжелым ударом, но Джон чувствовал, что они справляются хорошо. Мэри только раз на него накричала, обвиняя его, что он, врач, ничего не мог сделать со всеми своими познаниями. Он тоже однажды накричал на нее, за то, что она отказалась от контрацептивов, а ведь даже разговора о детях до того у них всерьез не было. Он лег спать на диване; она ушла к его матери. Но следующим утром они говорили за чаем и плакали. С тех пор стало легче.

Шерлоку Джон ничего не сказал об этом.

«Я, наверно, не должен тебе рассказывать о таком, конфиденциальность и всё прочее, но я думал, ты должен знать …»

Вещей, о которых они не рассказывали друг другу, после свадьбы Джона, казалось, становится больше и больше. И теперь Джон чаще узнавал о Шерлоке из газет, нежели от него самого; да и Майкрофт больше не похищал его. Всё было прекрасно и мирно. Он мог наслаждаться семейным счастьем без того, чтобы Шерлок закатывал глаза, с неодобрительной или даже жестокой насмешкой. Джон скучал по нему, но недостаточно, чтоб выносить его едкие замечания, пока его сердце всё еще болело после случившегося. Недели «медового месяца» стали месяцем прерванной связи, когда не было никаких известий и сообщений, когда Джон занят был работой и домом. Один месяц легко стал двумя, тремя, а потом и полгода как-то прошло – с женой и работой, и личной драмой, так что это целиком поглощало его. Порой он выходил с коллегами в бар, чтобы выпить, и всё еще не терял контакта и с теми, кого знал по армейской службе, так что мог разделить с ними чипсы и пинту лагера.

Шерлок был всегда в глубине сознания, как запретная мысль, прося о внимании: словно некий зуд, дающий знать о себе, или как влечение, что испытывает наркоман, стремящийся получить еще одну дозу…

«С ним нехорошо в последнее время. Истощение. Усталость. Ты знаешь, каким он бывает. Если честно сказать, он совсем не заботится о себе…»

Шерлок был навязчивой идеей, которой человеку женатому нельзя было чересчур потакать. Телефонный звонок по дороге домой, сообщения и фотографии случайных вещей, предназначенные, чтобы вызвать улыбку, – таковы были масштабы событий в холодные осенние и зимние месяцы первого года женитьбы Джона.

«Так или иначе, я прошел мимо его квартиры…»

Потому звонок Лестрейда, сообщившего, что он арестовал Шерлока за хранение наркотиков, стал неожиданностью.

«Джон, я больше ничего не могу для него сделать, он не станет слушать».

«Меня – тем более…»

Такие вещи, как «для его же собственной пользы», часто упоминались вместе со словами «снова» и «реабилитация». Джон ожидал приказного вызова Майкрофта, подключившего бы его ко всему этому, но никаких распоряжений не поступило. Посещения же разрешались только членам семьи, таким образом, вновь между ними пролегли недели молчания, и Джон сердился на Шерлока, остающегося глухим ко всем поучениям. И отчасти сердился и на себя, хотя это и было глупо.

«Я знаю, что вы отдалились сейчас, и не говорю, что ты должен что-то делать. Просто подумал, что ты должен знать обо всём».

Это была идея Мэри, благослови ее бог. Она пришла вместе с Джоном, чтоб помочь найти скрытые тайники в его старой холостяцкой квартире, готовясь к возвращению Шерлока, чтобы тот мог начать всё с чистого листа, не имея под рукой ничего опасного, если вдруг заскучает. То, что поначалу казалось глупой и смешной идеей, превратилось в реально упакованные вещи Шерлока, которые они забрали домой, чтоб на следующее утро завезти ему на такси. Планы строились второпях, но так было лучше.

Прислонившись к черному кэбу, Джон отправил последнее сообщение Мэри, прямо от ворот реабилитационного центра, написав ей, что любит ее. Центр был меньше, чем он ожидал, и камни его были старыми и покрытыми трещинами, словно у какой-нибудь исторической реликвии. Он мог видеть блеск стекла, стойкого к разрушениям, и решетки вдоль подоконников. Это было скорее тюрьмой, чем больницей. Не хотелось думать, что происходило внутри, когда пациенты проходили «ломку» и детоксикацию. В случае кокаинозависимости это было, по крайней мере, не столь тяжело. Тем не менее, пребывание Шерлока здесь сродни было, скорее, тюремному сроку, чем нахождению пациента в больнице. То, что тот остался и прошел курс, обнадеживало.

Он ждал не больше пяти минут после того, как ему сообщили, что это – стандартная проверка, а потом его друг появился с небольшим несессером в руке. Шерлок с его идеально подогнанным по фигуре костюмом и темными вьющими волосами в идеальном порядке, выглядел так, что, казалось, вышел из модного салона, а не из медицинского учреждения. Хотя даже в нескольких ярдах Джон мог видеть темные круги под его глазами и болезненно-желтоватый цвет лица. С ним что-то было нехорошо. Кокаин, на самом деле, был только симптомом того, что было что-то очень неправильно в этой забавной небольшой голове. Шерлок всегда был блестящим и потрясающим, когда требовалось узнать, что скрывали другие, и ужасным в сокрытии того, что касалось его самого. Он носил усталость так, как Мэри носила косметику, и глаза его излучали депрессию, словно та была инфекционной болезнью. Даже совершенно чужой человек сказал бы, что тот утомлен. Друг, подобный Джону, мог сказать, что Шерлоку требовалась вся его воля, чтобы продолжать двигаться.