Ещё одна глубокая затяжка, никотин обволакивает мои лёгкие. Я смотрю, как дым поднимается от моих губ. В последнее время всё, что я могу делать, это размышлять о своей жизни. О том, кем я стал. О Лиле, обо всех девушках, которых я раздевал, о людях, которых я убил, но в основном об Аве. Я часто задавался вопросом, почему я? Но вскоре я понял, что ненависть к самому себе не поможет изменить ситуацию.

Я докуриваю сигарету, бросаю её в воду и наблюдаю, как рыба срывает ее с поверхности. Я неторопливо иду обратно к дому, наступаю на ветки и слышу, как они ломаются под моим весом. Когда я провожу рукой по изношенным деревянным перилам, ведущим к крыльцу, щепка вонзается мне в кожу, и я резко отдёргиваю руку, ругаясь про себя. Я беру кусок дерева из-под моей ладони и открываю входную дверь.

Свет здесь не горит. Тёплое летнее солнце льётся из окон, и я вижу пыль, кружащуюся в воздухе. Я делаю глубокий вдох и кашляю. Воздух здесь ещё спёртый и затхлый. Я пробыл здесь всего неделю, и у меня не было достаточно времени, чтобы убрать вонь из этого дома. Я пересекаю зал, иду в столовую и замираю в дверях. Мой взгляд останавливается на коврике под обеденным столом. Если бы я положил его назад, то дерево под ним всё равно осталось бы немного обесцвеченным, в том месте, где была смыта кровь.

Это дом, в котором были убиты мои отец и мать, и, хотя я уже много лет думаю его продать, я просто не могу этого сделать. Часть меня, наверное, суеверна, обеспокоена тем, что их души всё ещё блуждают где-то в этом доме. Возможно, именно поэтому я оставил его, или, может быть, есть какая-то болезненная часть меня, которая чувствует связь с этим местом. Возможно, мне нравится жить там, где играют скелеты и демоны. Честно говоря, на данный момент я сомневаюсь почти во всём в моей жизни.

Покачав головой, я исчезаю на кухне и беру шесть упаковок пива из холодильника, прежде чем отправиться в кабинет и развалиться на диване. Я открываю первую банку и с жадностью пью сразу половину. Со стоном я откидываю голову на подушку. Самое ужасное, это то, что я хотел бы быть на самом деле куском дерьма, потому что тогда я бы удержал Аву, и она была бы здесь со мной, её голова лежала бы у меня на коленях, а мои пальцы расчёсывали её густые волосы. Я бы сказал ей, что люблю её, но слова, которые она сказала бы мне в ответ, были бы бессмысленны.

Именно это я и делаю.

Каждый день.

Я сижу здесь и думаю обо всём, что я потерял в жизни, и с каждым прошедшим днём я осознаю, что из всего того, что я потерял, потерять Аву, на самом деле, труднее всего.

Глава 37

Ава

День 96 — дома

Влажный августовский воздух прилипает к моей коже, и я приветствую ветер, дующий по открытой лужайке. Я выбираю место на траве и плюхаюсь вниз. Между моими занятиями целый час перерыва, и это стало ритуалом — приходить сюда и сидеть, думать, писать.

Я расстёгиваю молнию на рюкзаке и вынимаю блокнот, который дал мне Макс. Ветер переворачивает несколько первых страниц. И как будто какой-то маленький Бог проводит пальцем по моим словам, листы перестают трепетать. Я смотрю на страницу, улыбаясь, и читаю слова:

День 24

Тьма и тишина прокрались в мои вены.

Где-то глубоко внутри я чувствую, что что-то меняется,

Я превращаюсь в создание мрака, в одного из мерзких вещей и грехов.

Я полюбила жить в логове дьявола,

Мерцание света, вспышка почерневшей чешуи.

Сказала бы всем, что ад прямо здесь,

Но когда ты входишь, в твоих глазах глубина.

И я знаю, что ты не тот человек, который позволил бы умереть падшему ангелу

Глубоко, глубоко в этом аду.

Хотя я зла и, возможно, слишком слаба,

Я всё ещё достаточно умна, чтобы осознать свою судьбу, когда она входит,

Даже если он окружен черной пеленой греха.

Некоторым существам место во мраке и холоде,

Я просто втайне жду, пока еще одна разбитая душа удержится.

Да, я пленница этой ночи, этого страха и этой комнаты,

Но больше всего, дорогой дьявол, я готова быть взятой в плен тобой.

Он зацепил меня ещё раньше, даже когда я думала, что он убьёт меня, глубоко внутри я знала, что он спасёт меня. Они могут говорить, что хотят, но то, что я чувствую к Максу, это правда. Это не результат манипулирования — и на самом деле, даже если это так, скажите мне, чем это отличается от любви? Любовь — это манипулирование сердцем и душой. И то, что каждый сделает для любви, — разве это не признак безумия? Нет разумного объяснения этой эмоции. Никакого. Эта одна эмоция сама по себе является манипулятором.

— Ава? — звук моего имени отвлекает меня от моих мыслей.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю Меган, единственного друга, которого мне удалось сохранить после всего, идущую ко мне с двумя чашками Starbucks в руке. Она опускает свой рюкзак, а затем протягивает мне одну из прозрачных пластиковых чашек и убирает свои светлые платиновые волосы со своего лица. — Ванильный латте со льдом, — улыбается она.

— Спасибо, — говорю я, закрывая книгу.

— Так странно видеть тебя с этой штукой, — её глаза поворачиваются к книге, и моё сердце подпрыгивает в груди. Я быстро расстегиваю сумку и запихиваю блокнот внутрь.

— Да, просто записанные мысли.

— Агаааа, — её взгляд сужается. — Ава, я беспокоюсь за тебя, — говорит девушка.

Вздохнув, я хватаю рюкзак за ремни, встаю с газона и направляюсь к гуманитарному зданию.

— Я в порядке, Мег. В самом деле. Просто отлично, — я не хочу это обсуждать. Мне надоело это обсуждать.

Она изо всех сил пытается догнать меня, прежде чем я уйду.

— Ава, подожди!

Я останавливаюсь на краю тротуара, люди чуть не сталкиваются со мной.

— У меня занятия, — говорю я, прикусывая язык.

— Через сорок пять минут.

Я продолжаю идти, проталкиваясь мимо людей.

— Ава?

Я злюсь. Я не должна, но я злюсь. Это происходит, то, что не должно беспокоить меня, раздражает меня до такой степени, что у меня повышается давление. Она волнуется — и хотя не должно, но меня это бесит. Почему? Потому что она должна беспокоиться? Я единственная, кто пережил какой-то испорченный фильм. Я единственная, кого все считают ненормальной из-за любви к мужчине, который держал её в плену. И она беспокоится. Беспокойство — это состояние тревоги… почему, чёрт возьми, другие люди беспокоятся о том, через что я прошла?

— Ава…

Я останавливаюсь и оборачиваюсь, стиснув челюсть.

— Что? — рычу я сквозь стиснутые зубы.

— Я просто подумала… — она примерзает к месту, нахмурив брови от замешательства.

— Ну, перестань думать! Я в порядке. Не о чем беспокоиться, — и моя ярость стихает ни с того, ни с сего. Мой пульс медленно возвращается в норму, и волна смущения накрывает меня. Я слишком остро отреагировала. — Извини, Мег. Прости, — говорю я, качая головой. — Я просто... Я не люблю говорить или думать об этом. Мне не нравится… я просто не хочу… я просто хочу забыть, — но я не могу. Я никогда его не забуду.

— Всё в порядке, — она кладёт руку мне на плечо и улыбается. — В абсолютном порядке.

И мы идём обратно к траве, чтобы сесть. Она читает помощника по анатомии, и я слышу только половину этого, потому что, как всегда, мой разум возвращается в ту комнату. Шестьдесят четыре дня — это даже не полпроцента моей жизни, но он сформировал меня больше, чем что-либо ещё. Я считала дни, когда была там, и теперь, ну, теперь я всё ещё считаю дни. Я считаю дни с тех пор, как в последний раз видела Макса. Сегодня девяносто шестой день.

Мне каким-то образом удаётся выбросить его из своих мыслей, и моё внимание возвращается к Мег.

— …ты должна увидеть, как он смотрит на меня, Ава. Я гарантирую, что смогу уложить его. Может быть, это то, что тебе нужно.