— Рад вас видеть, командир, — сказал Брагерт (он как-то незаметно перенял у Бравой Компании их обычное обращение к Сварогу. Сварог не имел ничего против).

— Садитесь, — сказал Сварог. — Келимаса хотите?

— А когда это я отказывался от генеральских келимасов?

Сварог пошел к бару за всем необходимым. Бар ему соорудили роскошный — и резиденция тоже была отделана весьма роскошно, что в данных условиях выглядело чуточку нелепо: всей этой роскоши через несколько месяцев предстояло рассыпаться прахом. Но таковы уж законы бюрократии: где бы ни происходило дело, генерал, камергер и прочая и прочая просто обязан восседать в роскошном кабинете.

Разлив по стопкам нектар происхождением с острова Ройге (и в самом деле генеральский), Сварог, чуть подумав, протянул Брагерту послание Марлока:

— Вот, ознакомьтесь.

Ни на письме, ни на конверте не было ни единой пометки секретности, даже самой низшей — а в Проекте Брагерт относился к тем, кто имел право на высшую степень доступа.

Брагерт пробежал глазами письмо словно бы небрежно, сказал:

— Это я уже знаю, командир. И знаю обо всем последовавшем — о чем вам сейчас расскажу. Канцлер решил вас ознакомить, когда прибудете сюда — несколько часов никакой роли не играет. Вы ведь не в претензии? Это вовсе не срочная информация.

— Ну, если не срочная, тогда не в претензии, — сказал Сварог. — У меня и на Нашей Стороне вплоть до отбытия хватало дед, пришлось, коли уж мне тут сидеть пару-тройку дней, кое-что закончить, распоряжения отдать… Рассказывайте.

— После того как все определилось и группа Марлока одержала решительную победу, меня вызвали туда. Канцлер там уже был. Меня как раз и назначили главой спецкоманды, которая будет собирать намеченных к изъятию, как грибы…

— Подождите, подождите… — сказал Сварог. — Но ведь преграда непроницаема… Что, отыскали какой-то способ с этим справиться?

— Все оказалось еще проще, командир, — сказал Брагерт прямо-таки торжествующе. — Один из молодых, но чертовски способных ребят Марлока высказал идею. Достаточно элементарную. Ну, знаете, как это бывает — в сущности, простая мысль, но никому прежде она в голову не приходила. И все дружно стенают: где были наши мозги? Это же элементарно… Короче говоря, «завеса» задерживает исключительно неорганические предметы. Этот ученый парень оттолкнулся от простой мысли: многие ведь едят и пьют здесь, но с чужеродным содержимым в желудке через «завесу» преспокойно проходят. И сделал вывод: очень похоже, органику здешнего происхождения «завеса» пропускает свободно. Еда и питье — это ведь тоже органика. Коньяк в здешней бутылке «завесу» ни за что не преодолеет, а вот в желудке — запросто. Кстати, это означает, что мы можем проносить отсюда к нам и еду, и напитки, достаточно их переложить или перелить в нашу посуду. Есть один ресторанчик…

— Не отвлекайтесь, — сказал Сварог служебным тоном.

— Ох, у нас столько свободного времени впереди…

Сварог усмехнулся:

— А вам не приходит в голову, что я сижу как на иголках? Что мне хочется побыстрее узнать обо всем, что за победой Мардока последовало?

— Извините, командир, — сказал Брагерт без особого раскаяния на веснушчатой физиономии. — Я как-то не подумал… В общем, проверить эту гипотезу поручили мне — а я задействовал людей Родрика в Саваджо. Мы с самого начала решили не размениваться на пустяки вроде котов и прочей подопытной живности — мы, в конце концов, не ученые, мы спецслужбисты, и мне была предоставлена полнейшая инициатива. А потому я приказал провести опыт сразу на человеке. Благо человеку это абсолютно ничем не грозило. Парни Родрика вечерком подыскали в одном из кабаков подходящего туриста — приехал без жены или любовницы, а здесь еще не успел найти ночную пташку и отчаянно скучал. Они представились такими же туристами, знающими нужные места, вмиг подружились — он уже принял на грудь изрядно — и очень быстро подкинули ему в очередной бокал таблеточку, которая его моментально вырубила на пару пасов. Как вы понимаете, не было ничего из ряда вон выходящего в том, что подвыпившая компания уволакивает из кабака вовсе уж вырубившегося друга. Мы его привезли сюда, раздели догола и подняли по лестнице, к «завесе» подносили довольно медленно — чтобы в случае чего не набил шишку и носа не разбил… Командир, он прошел! Без малейшей задержки! Он лежал голый на балконе и мирно храпел, а мы чуть не плясали от радости… Я не думаю, что мы наткнулись на какого-то уникума. Вывод однозначный: совершенно голый человек на Нашу Сторону пройдет, как нож через подтаявшее масло. Конечно, надо проверить, как обстоит дело с пломбами в зубах и искусственными зубами — полагаю, в этом случае «завеса» не пропустит, поскольку — неорганика… У меня по этому случаю родилась версия… Точнее говоря, я укрепился во мнении, что «завесу», а то и сам проход мастерили на Нашей Стороне. Ведь если подумать, «завеса» — идеальная защита от вторжения с Той Стороны, она не пропустит не то что пулю или снаряд, но и камешек из рогатки. Вздумай кто-то отсюда вторгнуться на Нашу Сторону, ему пришлось бы посылать ораву совершенно голых вояк с голыми руками — но у любого хватило бы ума этого не делать, ясно, что с такой «армадой вторжения» случилось бы на Нашей Стороне…

— Что-то в этом есть… — кивнул Сварог. — Дальше.

— Ну, а дальше у них началась долгая и азартная дискуссия — кого именно следует спасать из ученых. Сгоряча насчитали с полсотни кандидатов, но по размышлении остановились на дюжине. Вот тут слово взял Канцлер. И сказал: несмотря на все кажущиеся выгоды, он категорически не поддерживает идею забрать сюда тамошних ученых. Поскольку палка о двух концах. Невозможно предсказать, какие именно последствия вызовет их работа, идеи, не открытые нами самостоятельно, а занесенные извне. Возможно, одну пользу. А возможно, и неприкрытый вред — вполне может оказаться, что наши ученые, воспользовавшись чужими, заемными научными мозгами, пройдут мимо чего-то крайне важного, что уже не смогут вовремя заметить и открыть, увлеченные разработкой «заемных» знаний. Сначала они там взвились, словно уколотые шилом в известное место. Потом, когда гомон малость приутих, Марлок первым сказал: Канцлер может оказаться совершенно прав. Последствия внедрения в нашу науку «заемных» умов непредсказуемы. Они еще с полчаса дискутировали, мучили компьютеры, перекидывались вычислениями — но потом все же большинством голосов признали правоту Канцлера. Канцлер умеет убеждать…

— Да, есть у него такое обыкновение, — сказал Сварог. — Что же, из затеи с вашей спецкомандой ничего не вышло?

— То-то и оно, что вышло! Канцлер предложил другой вариант — спасти определенное количество людей искусства: в этом случае наше искусство — откровенно говоря, не такое уж развитое — нисколечко не пострадает, а вот обогатиться кое-чем может. На сей раз обошлось без долгих дискуссий. «Ну, хоть так… — проворчал Марлок. — Хоть какая-то польза…» После консультаций с искусствоведами, привлеченными в Проект, отобрали девять кандидатур — три художника (впрочем, мужчин только двое, третья — женщина), три скульптора, три композитора. Все — по-настоящему выдающиеся в своем деле. О восьмерых я услышал только на совещании, а вот Галета Сумбарата точнее, его музыку, подхватил вскоре после того, как сюда попал. Вы, наверное, тоже ее знаете. «Осенняя рапсодия», «Корабли в гавани», «Очаровательная беда». К тому же он написал музыку к доброй половине песен Тарины Тареми.

— Ну как же, знаю, — сказал Сварог. — Все, что вы назвали — и еще многое крутят в Академии Боярышника… куда, хочу вас обрадовать, Канилла решила вас принять. Вот только насчет Тарины я не знал, я как-то не интересовался происхождением стихов и музыки ее песен…

— Кстати, вся музыка к концерту «Печальные рыцари» — его.

— Ну, такого человека безусловно нужно вытаскивать, — сказал Сварог. — Всех мы все равно не можем спасти, попробуем хотя бы нескольких… Ученые и творческие люди — те, кому хуже всего придется в века Хаоса. Да и их собратья появятся сотни лет спустя — насколько я помню, зачатки науки и искусства стали появляться лишь лет четыреста после Шторма…