В его глазах вспыхивает темнота, но на своем лице он держит восторг, пока собирает свои инструменты.

— Итак, когда уезжаешь? Через пару недель?

— Завтра.

ГЛАВА 41

Кэри

Шайло следует за мной, когда я, развернувшись, и поднимаюсь по лестнице в свою квартиру. Никто из нас ничего не произносит, проходя в дверь. Черт, я все еще пытаюсь понять слово «завтра», не теряя при этом самообладания.

Но в основном, пытаюсь подготовиться к ее потери. Снова.

Я наблюдаю, как она садится, вжимаясь в изношенный диван в углу комнаты и держа руки на коленях. Рассказывает мне, что уходит, что планирует позволить ножу пластического хирурга вырезать душу, которую она недавно открыла.

Как, черт возьми, она может быть такой спокойной, когда все, что я могу делать — это сдерживать себя от того, чтобы не сжать ее в объятиях и никуда не отпускать?

— Скажи что-нибудь, Кэри.

— Никакая операция не обходится без риска, Шай.

Она хмурит брови, и клянусь, я вижу в ее глазах сомнения.

— Знаю, но модельный бизнес — это единственное, что я умею. А Лос-Анджелес — мой дом.

— Как и Миртл Бич.

— Нет, это твой дом. — Не в состоянии встретиться со мной глазами, она фокусируется на подоле своего черного платья, проводя по нему пальцами. — Как только принудительные работы закончатся, что мне делать, Кэри? Выйти замуж за богатого козла, как моя мать? Устраивать чаепития каждые выходные, чтобы он мог уехать из города «по делам» и потрахаться с секретаршей? Нет, спасибо, — фыркает она.

Скользнув по дивану, я прижимаюсь к ее щеке с рубцом, обводя его большим пальцем.

— Ты так и не поняла, Шайло. О том, кто ты и где твое место. Но когда-нибудь поймешь...

Закрыв глаза, она тянется к моему прикосновению.

— Мне страшно.

— Все как всегда. С самого начала ты бежала от того, что больше всего хотела.

— Попроси меня остаться, Кэри.

Боже, да она понятия не имеет, как сильно я хочу сказать эти слова. Но я бы обманывал себя, посчитав, что она пришла сюда не ради успокоения совести. Шайло не хочет, чтобы я велел ей остаться. Она хочет, чтобы я подтолкнул ее уйти.

— Не могу. — Я отвожу руку и провожу костяшки пальцев по ее подбородку. — В итоге возненавидишь меня за это, а это хуже, чем потерять тебя.

Взрослея, моя мама любила цитировать всякие ванильные глупости, от которых мне приходилось закатывать глаза. Но когда Шайло со слезами на щеках сидит передо мной, держась за мое запястье, я, наконец, понимаю ее любимые строки.

Если любишь что-то любишь — отпусти. Если оно вернется, то это твое. Если нет, то твоим никогда и не было. 

— Тебе стоит ехать, — говорю я, осторожно убирая ее руки с моих.

Слизнув слезу со своих губ, она сжимает мою руку.

— Давай со мной. Обещаю, ты полюбишь Голливуд.

Она хватается за соломинку, но я не могу вечно ее защищать.

— Ты же знаешь, что я не могу. Здесь моя жизнь, я нужен своим ребятам.

— Почему все так сложно? — Она рыдает, закрывая лицо ладонями. — Я уже уходила от тебя. Это не должно быть таким сложным.

Я опускаю ее руки и заставляю посмотреть на меня. Ее глаза покраснели и опухли, на щеках потеки размазанной туши. Еще никогда она не выглядела красивее.

— Ты была рождена для великого, Шайло. Теперь ты владеешь миром, а не он тобой.

— Ты меня забудешь?

— Как я могу? Ты незабываема. — Проведя большими пальцами под ее глазами, я ловлю еще две падающие слезинки. — Никаких сожалений, Звездочка.

Нельзя сказать точно, кто из нас двинулся первым, но наши губы оказываются прижатыми друг к другу, смакуя. Никакой спешки. Я не тороплюсь, запоминая, как двигаются ее губы и незабываемый вкус дождя и солнца.

Подхватив ее, крепко прижимаю к груди и отношу в спальню. Она закрывает глаза и запутывает пальцы в моих волосах, целуя меня так же медленно.

Думаю, она тоже создает собственные воспоминания.

ГЛАВА 42

Шайло

— Останови машину! — кричу я.

Малкольм смотрит в зеркало заднего вида, но его глаза больше не полны сострадания, которое было ранее, когда он тащил мои чемоданы вниз по двум лестничным пролетам сегодня утром.

— Мисс Уэст, мы уже опаздываем в аэропорт, потому что вы заставили меня объехать каждую улочку и переулок в городе, чтобы вы могли «впитать все это», как вы это называете. Я не могу остановить лимузин посреди улицы.

У меня нет времени на это дерьмо.

— Останови машину, или я выпрыгну из нее.

До Малкольма доходит, что либо я серьезна, либо психопатка, потому что он резко поворачивает направо и врезается машиной в бордюр. Я даже не жду, пока колеса перестанут катиться, прежде чем открыть дверь и вывалиться на тротуар.

— Черт возьми, — бормочу я, перепрыгнув через бордюр, бегу назад по дороге, где я ее видела.

Приблизившись, замедляю свой темп в попытке перевести дыхание. Она сидит на корточках возле левой задней части своей машины, таращась на спущенную шину, как будто это неразрешимая задачка века

Если у Сьюзи двенадцать яблок, а у Бобби четыре, сколько пирогов испечет Сьюзи, если украдет семь бананов и подставит подружку Бобби для контрабанды фруктов?

Ответ: нисколько. Потому что задница Сьюзи гниет в тюрьме.

Она не замечает, что я позади нее, поэтому я наклоняюсь над ее плечом и осматриваю повреждения.

— Жалость-то какая! Не думаю, что ты входишь в Ассоциацию автолюбителей?

Испуганно вскрикнув, ноги Тарин вылетают из-под нее, и она приземляется на свой зад.

— Пошла на хуй, Шайло.

— Смотрю, папочка заплатил за тебя залог, — говорю я, пнув шину. — Когда начинается судебный процесс?

— Катись в ад.

— Нет, спасибо. Я уже там была. Отвратная еда и слишком большая влажность.

Тарин рычит — буквально рычит, как собака — и поднимается на ноги.

— Разве тебе больше нечем заняться, кроме как разрушать жизни людей?

Я прищуриваюсь. Может пнуть ее, чтобы она снова обтерла асфальт своим задом? Может, я смогу заставить Малкольма случайно переехать ее несколько десятков раз. Не то чтобы она это не заслужила...

Тем не менее, я перевернула лист, поэтому подавляю свои убийственные побуждения и пожимаю плечами.

— Нет. Ну, это не самое главное мое хобби.

— Мы были совершенно счастливы, пока ты не вернулась в город и не раздвинула ноги. — Она стоит и ухмыляется мне в лицо. — Сколько раз ты предлагала ему свою киску, прежде чем он, наконец, сдался? Это твоя фишка, Шайло? Ты не можешь найти себе собственного мужчину, поэтому трахаешься со всеми подряд?

За все оскорбления. За все время, что она красовалась с Кэри передо мной. За время, что я провела взаперти в темном шкафу. За проведенное время на узкой вонючей койке в тюремной камере за преступление, которого не совершала. Ярость проходит через мою руку и оседает в сжатой ладони.

Взмахнув рукой, я наношу настолько сильный удар по ее физиономии, что ее голова откидывается назад, и она-таки падает на асфальт.

Черт, давно пора было это сделать.

Я сказала, что начала с чистого листа. Но я не говорила, что этот лист из другого материала.

— Ты глупая стерва! — кричит она, садясь и вытирая кровь возле рта. — Я могу подать на тебя за нападение!

Я стряхиваю руку, пытаясь вернуть чувствительность.

— Оглянись, — говорю я, указывая вокруг нас. — Здесь никого нет, и даже если бы кто-то был, как думаешь, кто-нибудь стал бы за тебя заступаться?

Она начинает отвечать, когда Малкольм появляется рядом со мной. Он бросает один взгляд на Тарин, растянувшуюся, как сбитое на дороге животное в дизайнерском тряпье, и качает головой.

— Мисс Уэст, вы пропустите свой рейс.

Я киваю ему и следую за ним, но вдруг зеленый уличный знак бросается в глаза. Не знаю, как я этого не заметила, когда мы подъехали. Я снова читаю эти слова, и уголки моего рта вздымаются, когда я вижу два знакомых контура вдали.