Мне грустно, что я так и не узнала, как могло бы у нас всё сложиться с Кэри. Теперь, когда я думаю об этом, возможно, тюрьма — это не мой реальный приговор. Может быть, истинное наказание — это вкусить то, что могло бы быть, а затем все это потерять.

Впервые с момента ареста, моя маска трескается, позволяя слезинке сползти по левой щеке.

— Со мной покончено семь лет назад.

***

Мир полон причудливых высказываний, которые люди любят поцитировать, услышав сплетни.

Что посеешь то и пожнешь.

Те, кто не в состоянии изучать уроки истории, обязательно повторят ошибки других.

Если справедливость не восторжествовала, судьба не заставит себя ждать.

Карма — это как поза 69.Что даешь, то и получаешь.

Последняя — моя любимая.

Знаете, что хуже толпы возле полицейского участка, которая пытается вмешаться в вашу судьбу? Ваша мать, извергающая одно и то же дерьмо, которая сидит перед тобой в солнечных очках и желтом шарфе, обернутом вокруг ее головы, словно является реинкарнацией Джеки-О.

Поправляя огромные солнечные очки, она гладит меня по руке, будто я пятилетка.

— Дорогая, иногда нужно просто сдаться и позволить судьбе взять верх.

— Тебе действительно нужно носить их в помещении? Ты похожа на пчелу.

Она снимает очки и прячет в сумочку от Fendi.

— Шайло, пожалуйста, я тебя умоляю. Спаси себя.

Ну вот опять.

Я скрещиваю пальцы и смотрю на них сверху вниз.

— Не хочешь, чтобы я втаптывала имя Уэст в грязь?

Я ожидаю драматического протеста. Может быть речь об ответственности, которая приходит с известным во всем мире именем. Но нет. Получаю злючку средних лет, выпрыгивающую из кресла, как обезьяна-паук с фейерверком, засунутым в ее задницу.

— Мне плевать на имя Уэст, — шипит Бьянка. Она склоняется над столом, приблизив ко мне свое лицо. — Ты моя дочь, и я только тебя вернула. Я не могу потерять тебя снова. Не сейчас.

— Что значит «не сейчас»? — интересуюсь ее странными словам. — Что случилось?

— Сейчас не самое подходящее время.

— Серьезно? — Я смеюсь, обводя взглядом крошечную комнату. — Время — единственное, что у меня есть. Говори.

Огонь исчезает с ее лица, когда она медленно опускается обратно в кресло.

— Твой отец подал на развод.

Слова больно по мне бьют, и я даже не знаю, почему. Может быть, из-за ее замешательства, хотя мой отец никогда не был самым лучшим мужем. Мы не видели от него ничего, кроме денег и фамилии.

Я протягиваю руку через стол и хватаю ее за запястье.

— О, мама…

— Все в порядке, — успокаивает она, пытаясь улыбнуться. — Со мной действительно все в порядке. Знаешь, такое не приводит в шок. Ой да бррось, Алистер живет в Европе десять месяцев в году.

— Мне так жаль. Хотела бы я чем-нибудь помочь.

Она сжимает мою руку.

— Ты можешь. Не будь мной. Я не лучший образец для подражания, Шайло. Всю свою жизнь я наблюдала, как ты идешь по моим стопам и совершаешь мои ошибки. Алкоголь и таблетки помогали мне притворяться, что в этом не было моей вины, но мы обе знаем, что это не так.

— Мой выбор был моим. Ты не можешь винить себя за него.

— Нет, но я могу винить себя за то, что заставила тебя ставить себя превыше всего. За то, что научила ценить красоту и деньги больше, чем любовь и честность. — Она изучает мой шрам, и я отворачиваюсь. Я знаю, о чем она думает, но она не виновата, что я спровоцировала несчастный случай.

— Мне трудно изменить свое мышление, ведь я прожила с ним долгую жизнь, — продолжает она, пока я пялюсь на свои коленки. — Но, ты, дорогая... У тебя еще есть время, чтобы побороться за перемены.

— Его маловато для такого боя, мама, — шепчу я, убирая нитку на моем комбинезоне до боли знакомым движением.

— Как насчет Кэри? У тебя достаточно сил, чтобы бороться за него?

И как мне на это ответить? Сказать, что у меня достаточно сил, чтобы выбить дерьмо из каждого папарацци отсюда до Антарктиды ради него, но я слишком его люблю, чтобы быть с ним? Что лучше отпущу его, чтобы он нашел того, кто сможет дать ему нормальную жизнь?

Я люблю его достаточно, чтобы сделать все это и многое другое. Я люблю его. И думаю, что всегда любила Кэри Кинкейда. Даже когда он был Кэрриком Кинкейдом. Даже когда он был просто садовником, который стриг мой газон. Даже когда я отняла у него все без причины.

Никто не говорил, что это не извращенная любовь.

Но любовь, тем не менее. Просто такой вид. Вид, что заставляют вас сидеть в комнате для допросов в час дня, обсуждая вашу предстоящую экстрадицию с матерью.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, дамы, что невежливо говорить о людях за их спиной?

Услышав глубокий, раскатистый голос позади, у меня перехватывает дыхание. Кажется, что все происходит вокруг меня, а не со мной.

— Помяни дьявола, — усмехается мама.

Кэри подходит ближе и смеется.

— Меня называли и похуже.

Я не смею поворачиваться. Сосредоточиться на дыхании и без того достаточно трудно.

— Как ты здесь оказался? — шепчу я.

— Пару друзей Уилла ему задолжали , — поясняет он, обдувая мое плечо своим дыханием. Он так близко, что я чувствую его запах. Не одеколон. Он в нем не нуждается. Он пахнет мылом и тяжелым рабочим днем.

Понятия не имею, как долго мы остаемся в таком положении — я вдыхаю его, а он дышит в мое плечо — когда мама прочищает горло.

— Ну что ж, — говорит она, вставая со стула, — думаю, что Малкольм уже заждался меня. — Она подходит и чмокает меня в щеку. — Подумай о том, что я сказала, дорогая. Я вернусь завтра утром. — Прежде чем я могу ответить, она похлопывает Кэри по плечу и подмигивает. — Рада снова тебя видеть, Кэррик. Давно не виделись.

— Да, мэм.

— Ты выглядишь немного иначе, чем в нашу последнюю встречу.

Он снова хихикает, и мой живот делает сальто.

— Совсем немного, мэм.

— Позаботься о моей девочке, — шепчет она, закрывая дверь.

Кэри обходит стол и притаскивает стул Бьянки к моему. Оседлав его так, что спинка оказывается между его ног, он складывает руки сверху и сканирует все мое тело.

— Какой интересный у тебя наряд.

Мне хочется прикрыться от его взгляда, но одновременно с этим, хочется запрыгнуть к нему на колени и расцеловать, пока его дыхание не станет таким же затрудненным, как мое. Хочу сказать ему, что люблю, а потом как следует отпинать за то, что влюбилась.

— Ты об этом старье? — спрашиваю я, зажимая ткань на плечах. — В тюремном бутике не особо широкий выбор. Оранжевый не мой любимый цвет, но я подумала, какого черта, почему бы не попробовать?

Кэри смотрит так, словно видит меня насквозь.

— Это не твои наркотики.

— Ты уверен? Я обманщица, Кэри. Пустышка, не забывай. Все это про меня. Меня, меня, меня, меня…

Не дав сказать мне еще раз «меня», Кэри наклоняет стул на передние ножки и целует меня. Его губы мягкие, но настойчивые, и вот так я оживаю. Наши танцующие языки заставляют меня забыть, где мы находимся. Кто мы такие. И почему мы.

Остановившись, чтобы отдышаться, он прижимается своим лбом к моему и перебирает пальцами мои волосы.

— Нет, ты была пустышкой. Ты изменилась. Это не спасет твою душу, Шай.

— Я не пытаюсь спасти душу, — настаиваю я, отстраняясь, чтобы создать пространство между нами. — Я спасаю жизнь Фрэнки. Они хорошие ребята, Кэри.

По-видимому, мой ответ недостаточно хорош, потому что тычет пальцем мне в лицо и орет, как разъяренный бык.

— Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, что я не знаю, что ты жертвуешь собой ради чего-то, о чем не имеешь понятия?

Я не в настроении для игр, поэтому сужаю глаза, отмахнувшись от него.

— Что, черт возьми, это должно означать?

— Я знаю, как все произошло. Знаю, кто виноват, но почему и как — слишком сложно объяснить прямо сейчас.

Нерешительный взгляд на его лице скручивает мое сердце узлами.

— Тебе лучше начать говорить, Кэри.

— Это Тарин, — признается он, сжимая металлические перекладины стула. — Это она заперла тебя в шкафу, и я не сомневаюсь, что это она подбросила наркотики и вызвала полицию.