Секретарши не было. Видно, шеф отпустил ее по причине практически полного отсутствия дел.

Я постучал в дверь.

— Войдите, — донеслось из кабинета.

— Можно? — спросил я, приоткрыв дверь.

Разумеется, в отличие от всех остальных Генрих Афанасьевич был весь в делах. Удивительно — он всегда умудрялся найти себе занятие, даже в самый что ни на есть мертвый сезон. Вот и сейчас он был весь обложен бумагами и читал сразу несколько документов, делая заметки в большом блокноте.

Я вошел в кабинет. Здесь работал кондиционер! Внезапно я почувствовал, что больше всего на свете хочу остаться тут, в этой райской прохладе.

Он поднял голову и знаком предложил мне сесть. Я выбрал стул и сел. Пусть вас не удивляет, что я не бухнулся на первый попавшийся. Для того чтобы это объяснить, нужно знать психологию нашего шефа. Последнее время он увлекся разными умными книжками по психологии. И теперь считал, что по одним только жестам и мимике может сказать о человеке буквально все. Ну, скажем, если посетитель кладет ладони на колени, значит, он о чем-то умалчивает, если складывает руки на груди, значит, пытается защититься… Я бы добавил: если у него уверенное выражение лица, дорогой перстень на пальце, а приехал он на «мерседесе», значит, у него много денег и упускать такого никак нельзя… Короче говоря, теперь Генрих Афанасьевич все время следил не только за посетителями, но и за сотрудниками вверенного ему учреждения. Все это давно заметили, прочитали книжку «Азбука телодвижений» и вовсю пытались произвести своими жестами самое благоприятное впечатление на Розанова. А тот, бедный, никак нарадоваться не мог, какие у него служат трудолюбивые, энергичные и исполнительные коллеги-адвокаты.

Итак, я выбрал стул, чтобы Генриху Афанасьевичу было удобно наблюдать за моими телодвижениями, сел на край сиденья, принял независимую позу, одной рукой теребя ручку, а другой сжимая папку. По моему замыслу, эта поза должна была обозначать спокойную уверенность вкупе с тревогой по поводу незначительных проблем и энергичной готовностью к действию.

Судя по всему, беглый взгляд, который Генрих Афанасьевич бросил на меня, вполне его удовлетворил.

— Ну что, Гордеев? Как успехи?

Я пожал плечами:

— Похвастаться не могу. Сегодняшний процесс закончился… ну не совсем так, как бы мне хотелось.

— А что такое?

— Моему подзащитному, это Тепцов, который магазин ограбил…

Розанов кивнул, хотя я могу поставить ящик пива, что никакого Тепцова он не помнит.

— Ну вот, ему дали на два года больше, чем его подельникам — другим подсудимым. Но он сам виноват. Колоться надо, а он уперся рогом — и ни в какую.

— Да, бывает, — промямлил Генрих Афанасьевич. — Но ты, я вижу, бодрость духа не теряешь?

— Да нет… Вот только проблемка одна у меня, Генрих Афанасьевич…

— Какая? — насторожился Розанов.

— Машина сломалась. Карбюратор полетел.

— Ц-ц-ц, — поцокал языком Розанов.

— А зарплату все задерживают, — заключил я.

— Да, задерживают. И что же ты от меня хочешь?

— Нельзя ли мне, Генрих Афанасьевич, некую сумму получить? На ремонт машины?

Розанов покачал головой:

— Ты же знаешь, Юра, касса пуста. Отпуска, расходы всякие, туда-сюда… Откуда я тебе денег возьму?

Я пожал плечами:

— Ну тогда я, пожалуй, тоже в отпуск уйду. Отпускные-то вы мне обязаны заплатить.

Я знал, что Розанов не пойдет на такой вариант. В консультации и так оставалось всего два или три работающих адвоката. Не может же он вообще закрыть контору на летние месяцы.

— Ну нет, Гордеев, в отпуск я тебя не отпущу.

— Почему? — недоуменно поинтересовался я. — По трудовому законодательству имею полное право.

— Ты, того… — Генрих Афанасьевич поискал аргумент, но не нашел ничего лучше, как сказать: — Молодой еще. И работаешь у нас всего пару лет.

— Интересно, — вежливо улыбнулся я, — значит, у нас в консультации существует что-то типа дедовщины? Старослужащие имеют право отдыхать в летние месяцы, а новички — только в зимнюю стужу? Вот в президиуме городской коллегии адвокатов удивятся…

Розанов запыхтел как паровоз. Было видно, что он потихоньку созревает. В моем воображении все более явственно появлялась картина: я на берегу Химкинского водохранилища… Красота!

— Ну ладно, — произнес наконец Розанов, — выпишем мы тебе немного денег.

Победная улыбка появилась было на моем лице, когда Генрих Афанасьевич все испортил. Он сказал:

— Но только одно условие. Ты возьмешь одно дело…

Ну вот… Удружил.

— Но, Генрих Афанасьевич! — взмолился я.

— Никаких «но»! У меня людей нет. Простенькое дело. По назначению, в порядке статьи 49 Уголовно-процессуального кодекса. Разберись с ним и езжай куда хочешь. Вот видишь — письмо прокуратуры, просят прислать адвоката по делу об умышленном убийстве.

Он протянул мне пару листов бумаги в прозрачной папке и принял позу, которая недвусмысленно означала: «аудиенция закончена».

— Но тогда, — выпалил я, — чтобы и на накладные расходы хватило. Как вы понимаете, без машины я тоже не могу.

Розанов вздохнул:

— Ну ладно, Гордеев. Выпишем тебе деньжат. Только смотри. Дело хоть и простое, но очень важное. Все-таки статья 105 пункт 3 Уголовного кодекса…

— Умышленное убийство из корыстных побуждений? — напряг я память.

— Вот-вот, — одобрительно кивнул Генрих Розанов.

Так я и знал!

— А что за дело? — Я поднял правую бровь, что означало крайнюю заинтересованность.

— Сходи к следователю, посмотри материалы дела. Ты же должен присутствовать при предъявлении обвинения.

Какая потрясающая заботливость. Голос Розанова приобрел явно отеческие интонации. Неспроста это… Гордеев, кажется, тебя поймали на тобой же приготовленную наживку.

— А что за дело-то?

— Да так, пустяки, — Розанов как-то странно улыбнулся. — Ты телевизор-то смотришь?

— Смотрю…

— Небось «Угадай мелодию»?

— Бывает, а что?

— Слышал, что с Суреном Осепьяном случилось?

Знакомое имя… Кажется, в школе, на уроках истории…

— Да-да! Вспомнил. Был такой бакинский комиссар. Ну из тех, которых было двадцать шесть. Его расстреляли.

Розанов как-то странно поглядел на меня.

— Расстреляли — не то слово. Просто застрелили. И никакой он не бакинский комиссар.

— А кто?

— Заместитель председателя Спецстроя, вот кто.

Ну я же говорил. И зачем мне это на голову?

— В убийстве подозревается его любовница. Вот ее-то ты и будешь защищать. Дело почти доказанное. Везет Мосгорпрокуратуре. Тебе там делать почти нечего. Дави на смягчающие обстоятельства. Понятно?

Как не понять?

— Кем доказанное? — иронически поинтересовался я.

Розанов молча поднял глаза к давно не штукатуренному потолку, что должно было указывать на какие-то высшие силы, решившие для себя исход этого дела. Честно говоря, это мне совсем не понравилось.

— Но позвольте, вы же сказали, что дело простенькое.

— А оно и есть простое. Защищать ее — нечего делать. Обвинение доказано. Просто формально поприсутствуешь, и все дела.

Он выразительно подмигнул.

Что мне оставалось делать? Конечно, я бы мог пойти на принцип и отказаться. Но тогда плакал мой гипотетический отдых. И «жигуленку» пришлось бы стоять в чужом дворе до осенних дождей.

Розанов между тем написал записку нашему бухгалтеру и выразительно поднял ручку, чтобы ее подписать, одновременно глядя на меня. К сожалению, суммы, которую он указал, мне видно не было.

— Ну ладно, Генрих Афанасьевич, — наконец вздохнул я, — согласен.

— Вот и славненько, — проговорил Розанов, подписывая записку и вызывая бухгалтера, — в добрый путь. Если что — заходи, не стесняйся.

Надо сказать, Розанов не пожадничал. В кассе мне выдали изрядную сумму. Моих же, надо сказать, денег. Не к добру все это, помяните мое слово…

Километрах в десяти от древнего русского города Тверь, над кольцевой развилкой, возвышался автомобильный мост. На обочине моста, неприметно для проезжающих внизу водителей, стояла патрульная машина ГАИ. Перегнувшись через полосатые черно-белые перила, младший сержант дорожной милиции наставлял на ни о чем не подозревающих автомобилистов датчик, указывающий превышение скорости, и передавал по рации сидящим в засаде коллегам, машину с каким номером следует остановить. Капитан Бирюков устраивал такие засады постоянно. Добычу делили честно — согласно субординации. Любимым местом для засады служил разросшийся березнячок в полутора километрах от кольцевой. Там-то и поджидала зазевавшегося водителя неприятная встреча с представителями дорожной власти.