Всё лежит на поверхности, – думал Табунов, как бы не старался скрыть человек, что-то его да выдаст. Нужно проверять дальше контакты, кому он чаще звонил, с кем встречался, где бывал. Семья отпадает напрочь, родителей в живых нет, с женой и сыном он проживал номинально. Нужно в плотную заняться коллегами, переговорить с теми, кто его окружал в деловых поездках и с кем сложилось более или менее личное общение. Вдруг Спартак Петрович, остановился и прервал свои размышления: – Губарев ведь не совсем прав, или не прав совершенно, ведь если на всё посмотреть через личный пример, то близкого человека, с кем у него самого, у Табунова сложились особые отношения, то его попросту нет, не существует и никогда не было, а всё простая и жалкая попытка не чувствовать себя совершенно одиноким, общаться с коллегами по работе или обсуждать что-то по приятельски с знакомыми, не пуская далеко в душу и не рассказывая самое сокровенное, всё в границах, всё на дистанции и в определённых рамках, но как версия подходит и её нужно отработать.

Деревья покорялись ветру, сгибаясь от его мощных порывов. Они от части сбросили листву, остальное дорвёт он, оставив исхудалые, невзрачные ветки на мощном стволе. Тяжелые, чёрные тучи давлели над городом, веяло печалью, упали первые капли дождя, а в след за ними, слившись в сплошной, шелестящий звук на землю обрушились остальные.

В домах на окраине затопились печки, газ сюда не пришёл, дружно повалил дымок из труб, зажегся свет, на улице запахло гарью и сыростью, стало неуютно и темно, люди устремились к теплу, город быстро опустел, заметно похолодало.

В углу небольшой комнаты, свернувшись клубком, спал пес, он прятал нос в своих задних лапах, хвост поджат, дыхание глубокое и частое. Собака обычная, без определенной породы, окрас черный, только на груди выделялось крупное белое пятно, кабель тревожно вздрагивал от звуков стихии за окном. В небольшом помещении, которое служило жильём, свет не горел, углы скрывала тьма, постепенно наполняя все пространство, но ещё можно было различить скромное убранство: старый, платяной шкаф, стол, несколько стульев, кровать полуторка, помещение плохо отапливалось. Остатки дневного света заглядывали в единственное окно без занавесок и жил здесь человек, на столько одинокий, на сколько возможно себе это представить, он был высокого роста, широкий в плечах, лицо морщинистое, с тяжелым взглядом глубоко посаженных карих глаз, крупным перебитым носом, острым подбородком и тонкими губами, заметно сутулился, округляя спину, под его тяжелыми шагами поскрипывали полы, одевшись и накинув плащ, мужчина открыл дверь, в просвет рванула собака, щелкнул замок и помещение опустело.

Путь лежал на погост, где работал мужчина, охраняя покой совершенно покойных людей. Он брёл знакомым маршрутом: прошел два квартала вверх по улице старательно обходя крупные лужи, свернул на небольшую площадь, непривычно пустынную и безлюдную, миновал рынок с одинокими торговыми рядами, прошел мимо светящихся окон городской больницы и уперся в бетонный забор, дойдя до калитки пересек границу, между миром мёртвых и живых.

В сторожке было жарко натоплено, стоял стойкий запах спиртного, сменщик, сухой, дряхлый старик по имени Степан, успел изрядно выпить и долго фокусируя взгляд произнес:

– Погода дрянь, – заплетающимся языком промямлил он – и продолжил: никто не жаловался, все спят, живые не шлялись, начальство не наведывалось.

– Я смотрю, ты тоже торопишься на вечный покой? С весны трезвым не вижу.

– Я жизнь прожил и побывал уж в переделках поверь! Расхорохорился Степан, – поэтому придет время, лягу и есть кому проводить и поплакать, а тебя твой пес сожрёт, сначала пару дней потоскует, а потом за милую душу слопает. После этой шутки он громко рассмеялся, оголяя редкие зубы и вытирая выступившие слезы тонкими, грязными пальцами.

– Иди уже, подарок судьбы! Тебя ждёт дома сковородка, которой и проломят твой лысый череп, – огрызнулся мужчина.

– Странный ты Григорий, – подытожил Степан: – одинокий, злой, ну как собака ей богу, – ладно, пойду, сиди тут не скучай и про печку не забывай, а то после тебя как в склепе.

Старик постоял на крыльце, долго не решаясь выйти под дождь, повздыхал, осмотрелся и устремился в мир живых, останавливаясь на мгновение отхлебнуть из бутылки, судя по походке, путь ему предстоял не простой, извилистый и долгий…

Кладбище было крупным, хоронили на нём усопших уже больше века, на нём вся история событий в стране: эпидемии, войны, катастрофы и просто естественный процесс. У каждого своя судьба, своя прожитая жизнь с достижениями или отсутствием таковых, наполненной смыслом и яркими мгновениями или пустая и бессмысленная, всё это большая разница, только конец один и отличие лишь в цифрах, дата начала и окончания пути…

Григорий вышел на обход, так требовала инструкция, по установленному маршруту от старых захоронений к новым участкам, дело привычное, хоть и не из приятных, бродить в одиночестве вдоль могильных плит, вглядываясь в темноту и слушая тишину, вздрагивая от шорохов. Неожиданностей быть не должно, дождь не прекращается, достаточно зябко и совсем поздно. Вот и первая линия, совсем старые могилы, часть заброшенные и не ухоженные, датированы 1835 годом и позже, все обитатели давно знакомые, памятники привычные, имена прочитаны и заучены, их можно читать не глядя, лишь только выхватив взглядом силуэт холодного гранита. Из-за дождя и ветра это тихое место наполнилось звуками, то и дело заставляя фигуру человека замереть, оглядываться назад и по сторонам, пытаясь сохранить самообладание и хладнокровие, собака не реагировала и это успокаивало, хотя и бывали случаи, что «Пират», напряженно вглядываясь в пустоту лаял, он явно что-то видел, что не доступно человеческому зрению. Сейчас же он лениво брёл в след за хозяином, местами стряхивая с себя воду. Из-за плотной посадки деревьев, погост больше напоминал лес, с той лишь разницей, что тут не водились дикие звери, забор был надежным, ворота и калитки плотно закрыты, что внушало уверенность, что других живых душ тут быть не может. Пройдя до конца линии, тропа поворачивала, можно пройти и вдоль могил, но не в такую погоду, грязи и так достаточно, хоть основные дорожки и посыпаны гравием, но идти по нему не хотелось, звук раздражал, шаркающий, а намокший еще и противно чавкающий, громкий, не совсем уместный. Главное здесь тишина и покой и это правило всегда выполняется.

Путь лежал дальше по тыльной части, именно тут покоился особенный человек, традиция велела, ему откланяться и доложить, что все спокойно и ничего не произошло. На этой могиле всегда много людей, одна из самых посещаемых и почитаемых, последнее пристанище святого человека, старца Ивана Спиридоновича Митрофанова, годы жизни 1840-1918. Легенда гласила, что много светлого и хорошего он сделал для людей, вел праведный, духовный образ жизни и примером своим, своими словами и молитвами наставлял остальных, помогал при болезнях, где доктора были бессильны, всегда приходил на помощь он. Одно из свидетельств гласило: тяжело заболел человек, безнадежно, с каждым днём жизненная энергия иссякала, лекарства не помогали, лежал он и не вставал уже, а только молился, подготавливаясь к своему главному, последнему путешествию в жизни. Увидел старец сон, что страдает человек от боли и безнадежности, что нужен он ему и пробудившись в тот же день отправился в путь, шёл пешком, точно зная куда и зачем идёт и утром третьего дня, постучал в ту самую дверь. Пустили его родственники, наслышаны были об этом человеке, вселил он в них надежду, сказал: – молиться будем мы с больным всю ночь, останемся только вдвоём, а на остальное воля божья, отмолим – будет жить и уйдет хворь, а нет, на утро призовёт его господь. Так и поступили, говорили они с Иваном, об ошибках жизненных и грехах, был человек честен с ним и открыт, ночь молились, а с рассветом старец ушёл, очень удивились близкие больного, что утро он встречал на крыльце, хоть и не вставал с кровати последнее время, а лицо больше не выражало боль и страдания, он улыбался прекрасному утру своего выздоровления.