На этом видения обычно обрывались. Я пробуждался в холодном поту, балансируя на грани между сном и явью, не в силах сразу обуздать мощный эмоциональный напор ночного кошмара. В эти мгновения сердце готово вырваться из груди, глухими частыми ударами отдаваясь в висках. Я задыхаюсь; подобно рыбе, выброшенной прибоем на горячий песок, жадно ловлю воздух пересохшими губами. Мозг плавится в полубредовой горячке, призрак сна продолжает осаждать его с настойчивостью голодного вампира. Кошмар ещё долго преследует меня, и в такие ночи мне уже не удаётся уснуть.

Со временем подобные видения стали посещать меня всё чаще и чаще, и скоро уже каждая моя ночь была отмечена печатью кошмара. Сюжет оставался всё тем же: я пытался столкнуть своего двойника под колёса несущегося поезда, но в последний момент сон прерывался — и я просыпался. В конце концов силы мои истощились настолько, что я уже просто боялся уснуть: страх перед ночным кошмаром овладел всем моим существом, не оставив места ни желаниям, ни надеждам. Долгими осенними вечерами просиживал я у телевизора либо искал какое-либо иное занятие — лишь бы отсрочить тот страшный миг, когда нужно будет отходить ко сну. Но усталость всё-таки брала своё, сон медленно подкрадывался ко мне, обволакивал мягкой паутиной амнезии, и тогда я прибегал к последнему средству: вливал в себя лошадиную дозу кофе. На первых порах эти инъекции приводили к должному результату, однако уже очень скоро обычной дозы становилось недостаточно: сон валил меня с ног с внезапностью морского шквала. Увеличил дозу, перешёл на чистый кофеин, но все мои ухищрения остались втуне. В конце концов, этого следовало ожидать — ведь не мог же я совсем обойтись без сна! Восставать же против незыблемых законов человеческой природы было не в моей власти.

Я высох, пожелтел, стал похож на мумию с болезненно-горящими глазами и движениями прогрессирующего паралитика. Начались осложнения и на работе: всегда лояльное ко мне начальство всыпало мне по первое число, когда я запорол два важных проекта и сорвал подписание контракта с одним очень серьёзным зарубежным партнёром. Что и говорить, весь этот сонм неприятностей осложнял моё и без того катастрофическое положение. Дальше так продолжаться не могло, нужно было принимать кардинальные меры. Вот только какие? И тут меня осенило. Есть выход!

Я взял отпуск. Проблем с его оформлением я не встретил: конец октября — сезон явно не отпускной, и желающих составить мне конкуренцию не оказалось. А расчёт был простой: в течение целого месяца я буду обходиться без ежедневных поездок на метро! Быть может, исключив главную причину моего патологического, ничем не управляемого страха, я смогу наконец обрести покой и надежду на исцеление? По крайней мере, это был шанс, и не малый.

Я оказался прав. Уже через неделю сон мой почти нормализовался, видения само-убийства посещали меня всё реже и реже. Я вздохнул с облегчением. Кажется, среди мрака безысходности наметился просвет. К концу же месячного срока я окончательно утвердился в мысли, что кризис миновал и я вновь обрёл вожделенную свободу — свободу от ночных кошмаров, навязчивых идей и кровавых сцен в метро. И теперь с трепетом ждал только одного — окончания отпуска.

Увы! Все мои надежды развеялись, словно дым, стоило мне после месячного перерыва вновь спуститься в подземку. Страх с прежней силой обрушился на мою бедную голову. Болезнь дала рецидив, я это понял сразу, как только оказался в вестибюле метро. Платформа гудела от обилия пассажиров, поезда подходили и уходили, а я… я стоял в стороне от людской толчеи и с ужасом думал о своей злосчастной судьбе. Всё пошло прахом, вся моя жизнь вновь покатилась под уклон, дала гигантскую трещину. И трещина эта продолжала разрастаться.

Снова потекли бессонные ночи и бессмысленная борьба с ночными кошмарами. Снова жуткие видения, питаемые страхом перед краем подземной платформы, настойчиво преследовали меня. Снова образ самоубийцы стоял перед мысленным взором и жёг, иссушал мозг своей неотвязчивой очевидностью.

И вновь я там, в метро… перед глазами возникает всё та же картина неоконченного самоубийства… я делаю отчаянную попытку столкнуть самого себя в бездну, но… попытка опять заканчивается неудачей — я просыпаюсь. Кошмар повторяется снова, и так из раза в раз, из ночи в ночь, без конца, без просвета, без проблеска надежды на избавление. И сколько бы кошмар ни повторялся, он никогда не приходит к своему логическому завершению: я всегда просыпаюсь до того, как это должно произойти.

Что только я не перепробовал в эти сумасшедшие дни: и кофеин (в который уже раз!), и сильнодействующее снотворное, и водку, и даже разного рода сеансы медитации — всё напрасно. Более того, с некоторых пор положение ещё более усугубилось, и теперь кошмары заканчивались не пробуждением, как это бывало прежде, а новыми же кошмарами — словно одну и ту же киноплёнку с обрезанным концом прокручивают по кругу много-много раз. Дни смешались с ночью, сон — с явью, плоды больного воображения — с безотрадной действительностью. Я с трудом контролировал ситуацию и свои поступки, рассудок всё более и более застилало мутной пеленой ирреального тумана, всё глубже и глубже засасывало меня в пучину безумия.

В один из солнечных морозных дней (стоял уже декабрь), когда голова моя была на редкость ясной, а мысли вновь текли в обычном для нормального человека направлении (уж не агония ли это моего рассудка? не последний ли всплеск накануне мрака полного сумасшествия?), — итак, в один из ясных декабрьских дней странная мысль родилась в моём мозгу: чтобы раз и навсегда покончить с этой паранойей, необходимо пережить сон до конца. Именно до конца! Дождаться, когда мой двойник, моя вторая ипостась окажется под колёсами поезда. Да, да, да!.. Заставить, заставить себя добраться в своём кошмаре до финиша! Пройти весь путь от «а» до «я», до последнего предела — и тогда… О, я бы всё отдал за это «тогда»!..

Но властен ли я над собственным сном?..

Я рассекаю поток пассажиров с отчаянием обречённого… они больше не похожи на безликих истуканов, эти люди на платформе… чувства обострены до предела, мысль пульсирует чётко и быстро… Скорее, я должен успеть!.. поезд вот-вот вырвется из тоннеля… уже слышен глухой нарастающий рёв — где-то там, во мраке тёмных подземных лабиринтов… гневные окрики пассажиров летят мне вдогонку, когда я поневоле задеваю их при своём движении вперёд… вперёд… вперёд… к краю платформы… туда, где стоит (я уже вижу его!) тот, кому суждено освободить меня… освободить от страха… великого страха, который перевернул всю мою жизнь… превратил её в один бесконечный кошмар…

Он передо мной. Он — это я сам… я знаю это по моим прежним видениям… кожаная куртка, дипломат в правой руке… русые волосы, небрежно зачёсанные назад… нетерпеливое постукивание пальцев по крышке дипломата… всё это мне до боли знакомо…

А поезд уже совсем рядом… всего в нескольких шагах от нас…

Я наваливаюсь на него всем телом… он оборачивается, неуклюже взмахивает руками — и падает… падает… падает… медленно парит в воздухе, медленно исчезает в бездне… Глаза… нет, глаза не мои… чужие глаза… они лезут из орбит… разверстая дыра рта издаёт вопль, от которого стынет в жилах кровь…

Это не тот!.. Это другой, совершенно незнакомый мне человек… Но поздно: поезд, пронзая пространство истошно-тревожным гудком, накрывает упавшее тело… Крики ужаса, вопли, суматоха, топот множества ног… Кто-то крепко держит меня за руки, скручивает их за спиной… Но я не сопротивляюсь, не делаю попыток вырваться… мне уже всё равно: ведь я сделал это! И неважно, что на месте моего двойника оказался кто-то другой — я сделал это! Сделал!..

Всё кончено — я у долгожданного финиша… Рухнула стена страха, мощные, доселе дремавшие потоки пробили брешь, прорвали, смели́ плотину, выросшую до гигантских размеров в моём сознании. Её больше нет, я — свободен!..