Кайл толкает дверь паба, молча кивает заседающим у стойки парням, смотрит наверх.
– У себя?
– Да. Только не один, – отвечают ему.
– Ага. – Кайл топает вверх по лестнице, на второй уровень, где располагались студия Коула и несколько вписок, в которых отдыхали-отсыпались после дела их ребята. Протирая слипающиеся от усталости глаза, он давит вниз ручку и делает нетвердый шаг внутрь, задевая косяк плечом, словно пьяный. Смена выдалась тяжёлой, он едва не уснул за рулём по дороге сюда.
– Вот же ж… блять…
Выражение «не один», кажется, выветрилось из его лексикона. Кайл жалеет, что не постучал. Он вываливается обратно за порог, пытаясь выбросить из головы увиденное, явно не предназначенное для чужих глаз. Коул трахал плотно сбитую блондинку в кружевном лифчике прямо на диване в гостиной, игнорируя перепаханную постель спальни. Член, блестящий от смазки, вторгался в узкую щель между больших загорелых ягодиц с бледными полосками от стрингов. Ярко горел верхний свет, и два маленьких камушка пирсинга, вдетого в половые губы девчонки, переливались на нём и невольно притягивали взгляд. Коул держал перед собой телефон на вытянутой руке – кажется, снимал хоум-видео.
– Да стой ты. Мы всё уже. Так, хуйнёй страдаем, – долетает Кайлу в спину, и он тормозит в коридоре, рассеянно водит взглядом по потолку, изредка поглядывая на блондинку, натягивающую на обнажённое, ладное тело платье-чулок.
– Привет, красавчик, хочешь, я и с тобой поиграю? – сладко поёт она, застревая в проходе так близко, что Кайл чувствует тепло её груди и остроту её коленей даже сквозь одежду. На её раскрасневшихся щеках чернеют комки осыпавшейся туши, переливаются на свету блёстки, упавшие с век, а в её абсолютно неосмысленных после секса глазах читается готовность к очередному раунду.
– Благодарю, леди, но, увы, – Кайл строит из себя джентльмена, хотя с такой дамочкой явно вёл бы себя далеко не как джентльмен, с улыбкой подаёт ей забытые на комоде красные трусики в стразах (видимо, в стразах она души не чает) и учтиво, жестом руки напоминает ей, где дверь.
Кайл никогда не делил с братом девушек, даже тех, что годились только на одну ночь, чтобы потом не вляпаться в какой-нибудь треугольник, несмотря на то, что за молнией штанов начинало оживать желание. После Риты у него никого не было, да и её он радовал редко – поздно возвращался после смен, усталый, как чёрт, а потом спал, как сурок. Может, поэтому она и начала изменять. А может, дело было не в нём, а в ней, точнее в его к ней отношении. Он так и не смог принять тот факт, что «мелкая» давно превратилась в молодую женщину со своими потребностями.
– Где ты ее откопал? – спрашивает Кайл, проводив взглядом плотные, покачивающиеся в такт шагам бёдра, едва прикрытые полоской ткани. Кажется, ничего интересного в ней больше и не было.
Обычно брат брезговал девками, склонными к промискуитету, но, видимо, с недавних пор перестал быть таким разборчивым. Кайл забыл, когда они в последний раз говорили по душам – каждый был слишком занят своим заботами. Они оба изменились, стали старше, злее, борзее, словно никогда не были теми пятнадцатилетними пацанами, которые не знали, как жить дальше.
«Я никогда тебя не сдам, понял? Под пули лягу, но не сдам!»
В тот вечер, когда Кайл получил документы, где чёрным по белому было написано, что он – выпускник-отличник Полицейской Академии, они с братом вусмерть напились. Словно в последний раз. Словно прощались. Он – брат, младший всего на несколько минут, получил билет в лучшее будущее, о котором Коул и не мечтал никогда, просто не видел его для себя. Слишком велика ответственность, которую он взвалил себе на плечи – за свой район, за своих людей, за свои убеждения, и она росла день ото дня.
«Захочешь назад – не вопрос, мы – семья, помнишь? А если кто недоволен будет, нахуй зубы повыбиваю!»
Кайл понимал, брату нельзя соскочить, не теперь, когда за Хантерами стоят крупные теневые фигуры. Выйти из игры он может только героически сдохнув в очередной перестрелке. Как и Кайл – патрульные в гетто мрут пачками. Каждый день мог оказаться последним для любого из них, они понимали это оба. Идеологические разногласия перед этим фактом не имели смысла.
– Да внизу, в баре. Сама подошла.
Густо забитая татуировками кожа натягивается на раскачанных руках, когда Коул надевает майку, до рези в глазах белую по сравнению с яркими, цветными рисунками на его теле. Кажется, он только ноги ещё не трогал, скоро живого места не останется.
– Анаболики жрёшь?
Брат явно стал шире и больше за то время, что они не виделись. Неделя, может две или три – Кайл застрял в круговороте ночных и дневных смен. Шутка «а какой сегодня год?» грозилась перестать казаться такой уж смешной. Никто не обещал, что будет легко, судьба с самого детства не давала обоим послабления, а сейчас нечего и надеяться. «Высплюсь в гробу», – со смехом говорила мать, вставая в полшестого утра после ночной работы, (если, конечно, возвращалась с неё трезвой), чтобы помочь сыновьям собраться в школу, приготовить завтрак, заштопать порванные в бесконечных драках вещи. Кто знал, что её слова сбудутся так скоро.
– Да прям. Просто жру. Масса типа, – Коул сгибает руку, демонстрируя бицепс, бросает в мусорку упаковку из-под куриных грудок и пустую упаковку из-под презервативов. – Я тебя сегодня не ждал. Думал, ты у себя будешь. Парни секли твою квартиру, видели, мелкая вроде забрала шмотки. Два чемодана вынесла. Машину ей эта падаль купила.
Значит, всё у неё на мази. Девчонка давно выросла. Кайл не ощущает ничего, кроме горького чувства разочарования – всё, что делали для неё мать и сестра, оказалось ей не нужно. Рита предпочла стать содержанкой самого отбитого ублюдка района, вместо того, чтобы получить образование и из этого района выбраться. Что ж, каждому своё.
– Бабу тебе надо. Помятый ты какой-то.
– У тебя один рецепт от всего. Не до чего мне сейчас, – Кайл хватает из рук брата запотевшую бутылку пива, словно заблудший в пустыне – до того доканала жара, откидывается на спинку дивана, игнорируя сладковатый запах женского тела и простеньких, незамысловатых духов – запах секса, рассеянный в воздухе плотной мглой. Брат давит на больное, и Кайл ему даже отчасти завидует. Ни у одного из них никогда не было проблем с женщинами, только у Кайла они теперь появились. Отсутствие времени и эмоциональный раздрай – пора с этим заканчивать, брат прав, иначе совсем выпадет из обоймы и при случае не сможет двух слов связать.
– Я тебя предупреждал. Вообще не понимаю, нахрен тебе вся эта головная боль была?
Коул снова включает заезженную пластинку – видно, что эта скотсткая история с Ритой его беспокоит даже больше, чем Кайла, непосредственного её участника. Такая вот братская забота и очередное серьёзное различие между ними – Кайл предпочитал молча переваривать всё в себе, а Коул без устали, мстительно перемалывал одно и то же, распаляя себя злостью.
– Сам не знаю.
Кайл вспоминает вечер, когда лишал её невинности. Нервничали тогда оба. Рита влезла на него сама, решив, что пора, но после сачканула и чуть не пошла на попятный. Тогда инстинкты диктовали свои правила. Он довёл дело до конца, решив, что глупо оставлять девчонку надорванной, а надо было включить верхнюю голову и оставить всё, как есть.
– Мне больше интересно, как много она Гарсии слила.
– Она особо ничего не знала, чтобы что-то сливать.
– Да и насчет работы я тебя предупреждал, будешь без понту горбатиться. Кстати, долю твою я тебе на кредитку кидаю. Проверяешь хоть? – доходы от деятельности группировки «Хантеры» позволяют каждому из парней не заботиться поисками стабильной работы с соцпакетом, налогами и отпуском два раза в год. Это устраивало всех тех, кому обрыдла жизнь в кредит, кто вырос, промышляя мелкими кражами или угоном машин, тем, кто хотел закрепиться на районе, не имея ни малейшего шанса слинять в лучшую жизнь. Коул установил чёткую иерархию и заботился о своих людях, как мог, предоставляя им защиту, крышу над головой и честно разделённый на всех общак. Для Кайла же было принципиально делать всё по-белому, жить, как живут люди внутри закона, а не вне его, иначе, какой тогда во всём этом смысл?
