Дума боярская встала на защиту князя Старицкого, так утвердив подозрения царя в существовании заговора боярского. Не мог тогда Иоанн перебороть эту силу, поэтому ограничился наказанием мягким: конфисковал княжество Старицкое в казну государеву, но тут же и вернул его обратно, наполненное другими людьми – боярами, стольниками и дьяками, князю Владимиру после новой клятвы крестоцеловальной указал жить в Старице безвылазно, а матери его Евфросинье настоятельно посоветовал постричься в монахини. Даже лишившись главы своей, боярство мятежное не смирилось. Устроили бояре торжественные проводы Евфросиньи Старицкой в монастырь, поезд, что за ней до самого Белозера тянулся, превосходил даже царский во время паломничеств ежегодных. И в той поездке, как доносили царю, продолжали они умышлять против государя и всей Земли Русской.

[1562 г.]

За сварами внутренними забылись дела внешние. А между тем новый магистр Ордена Ливонского Готгард Кетлер заключил вассальный договор с королем польским, получив за это корону наследственного герцога Курляндского. По договору тому король Сигизмунд обязывался не изменять в Ливонии ни веры, ни законов, ни прав гражданских, за то получал город Ригу и земли вокруг нее и выход к морю Северному, давно им лелеемый. Не все города ливонские с решением своего магистра согласились. Ревель с Эстляндией не захотели поступать под власть Польши и отдались Швеции, а остров Эзель – королю датскому, который сразу же посадил там своего брата Магнуса.

Так Швеция с Данией, ранее вяло вступавшиеся за землю чужую, теперь готовы были яростно защищать землю свою, благоприобретенную. Польша же стала заносчиво требовать от царя Русского возврата всех городов, нами в Ливонии завоеванных. И литовские паны были в том с поляками согласны, ибо земли те ливонские к ним прилежали. Но наиболее возмутило царя Иоанна то, что король польский в грамоте, им в Москву присланной, именовал его великим князем.

Царь Иоанн повелел готовиться к войне с Литвой. Близость большой войны, а более надежда на добычу богатую в обширных землях литовских, заставила бояр забыть распри. Никого призывать не потребовалось – сами слетелись. Ратников было, как говорят, двести восемьдесят тысяч, да обозников за восемьдесят тысяч, пушек же всего двести. Во главе войска находился сам царь Иоанн, а при нем Никита Романович Захарьев-Юрьев и помимо воевод знатнейших двенадцать бояр думских, да пять окольничих, да шестнадцать дьяков. Сразу после Светлого Рождества Христова Русская рать обрушились на Литву.

[1563 г.]

Князь Андрей Курбский, стремившийся вернуть себе любовь и благоволение царя, в начале февраля осадил и взял главную твердыню литовскую – град Полоцк, а князь Юрий Репнин и князь Дмитрий Палецкий отогнали гетмана Радзивилла, спешившего на выручку с сорока тысячью воинов. Потом, не теряя времени, устремились к Минску, Вильне, Мстиславлю, в Самогитию, разоряя все земли невозбранно. Тут король польский запросил перемирия, кое было ему дано. Ушло всего времени на тот поход – два месяца, царь же Иоанн помимо земель обширных приобрел новый титул – великого князя Полоцкого.

Блестящая победа сия оказалась последней в числе побед царя Иоанна. Счастие военное, казалось, отвернулось от него, то же и в делах внутренних, где ширилось недовольство боярское и общее неустройство, сам же царь Иоанн все более впадал в подозрительность и свирепство. Многие люди, глядя на царя, вспоминали необузданность его юношеских лет, скорбели о прошедших тринадцати годах его правления, блестящего и в то же время благочестивого, и убеждались в том, что свершилось оно во многом благодаря влиянию благотворному царицы Анастасии и советам братьев ее и других родственников, Захарьиных-Юрьевых, ныне от двора почти удаленных.

[1564 г.]

Король польский недолго соблюдал дарованное ему перемирие, коварно воспользовавшись непонятным легкомыслием князя Петра Шуйского. Воевода шел с двадцатитысячной ратью в лесах под Оршей без всякого охранения, везя доспехи и оружие на санях в обозе. На рать нашу напали лучшие полки литовские, ведомые Николаем Радзивиллом, и всю ее рассеяли, захватив обоз, пушки и пленных. На поле брани пали князь Петр Шуйский, головой заплативший за свою неосторожность, и князья Палецкие, а воевода Захарий Плещеев-Очин и князь Иван Охлябинин были взяты в плен, доставлены в Краков и представлены королю польскому. Радзивилл же дошел до самого Полоцка, бомбардировал его, но, не сумев взять, отправился восвояси.

Царь Иоанн открыто обвинил в измене бояр, которые хотели рать нашу погубить и сами литовцев на нее навели.

Улучив момент, в поход двинулся крымский хан, несколько лет сидевший тихо за своим Перекопом, не смея южных рубежей наших тревожить. Мы там и войска большого не держали за ненадобностью, поэтому набег крымский мог много бед принести. На счастье наше в это время под Рязанью в своем поместье богатом отдыхали Басмановы, Алексей с сыном Федором, они первые вооружились с людьми своими и, отослав гонцов в Москву за подмогой, заперлись в Рязани. Крымчаки несколько дней безуспешно приступали к стенам крепости, но взять их не смогли, когда же войска наши придвинулись, то быстро отступили. Басмановы с великой честию воротились в Москву, а царь наградил их знатно.

Но самый большой урон державе и самолюбию царя Иоанна нанесло бегство князя Андрея Курбского в Литву из Дерпта, где он после Алексея Адашева наместничал над Ливонией. Темной ночью князь Курбский перелез через стену городскую и сопровождаемый одним только стремянным ускакал в сторону литовской границы, бросив в городе и жену с сыном малолетним, и богатую казну полковую, и все свои ливонские и литовские трофеи.

Направился же Курбский прямиком в городок Вольмар, где его уже ждал гетман литовский Радзивилл, и был принят там с большим почетом. Но еще более роскошной была встреча в Кракове с королем польским, тот принял его в присутствии всего двора и шляхты не только как героя величайшего, но и как друга, посочувствовал ему за потерю жены и сына, что же касается поместий и богатства, то обещал возместить ему это сторицей. Курбский же принял все это с благодарностью, и в слове ответном не только короля прославлял, но и корил за слабость в войне, призывал его не жалеть ни сил, ни казны, ни рати, чтобы сокрушить богопротивную власть царя Иоанна.

Вскоре был изловлен слуга князя Курбского, тот самый, что один бежал с ним в Литву, а затем почему-то тайно вернулся назад. Холопа сего, именем Васька Шибанов, доставили в Москву в клетке и железах, а с ним ларец из тайника, этим Васькой под пыткой указанного.

В ларце том были разные бумаги Андрея Курбского. Первая – короткое, на трех листах, письмо царю Иоанну. "Ты называешь нас изменниками, потому что мы принуждены были от тебя поневоле крест целовать, а если кто не присягнет, тот умирает горькою смертию; на это тебе мой ответ: все мудрецы согласны в том, что если кто присягнет поневоле, то не на том грех, кто крест целует, но преимущественно на том, кто принуждает, если б даже и гонения не было; если же кто во время прелютого гонения не бегает, тот сам себе убийца, противящийся слову Господнему: "Аще гонят вас во граде, бегайте в другой", – так писал князь Курбский царю и далее обвинял его во многих других грехах.

Еще в том ларце потаенном были грамоты от короля польского и гетмана литовского, в коих они Курбского на измену склоняли и всякие милости ему обещали, и копии его ответов, где он все секретные планы наши врагам выдавал и прямо указывал, где и как лучше против нашей рати действовать, чтобы вернее ее погубить. Нашлись там и наметки, как державу Русскую изничтожить, власть царскую сокрушить, а страну на уделы поделить, как встарь, себя же Курбский мнил великим князем Ярославским по отчине его.

Вскоре князь Курбский во главе рати литовской вторгся на нашу землю, загнал один из полков царских в болото и там разгромил. Доносили, что призывал он короля польского дать ему еще большее войско, тридцатитысячное, и похвалялся, что дойдет с ним до самой Москвы и царя Русского скинет.