– О, это Бредбери? Прекрасный писатель! – воодушевилась мама девочки, заметив книгу, – взахлеб читала его Марсианские хроники и многие рассказы. Что у вас?

– Это «Фаренгейт».

– 451 градус по Фаренгейту – температура, при которой воспламеняется и горит бумага, – воодушевление мамы нарастало, – Давно хочу прочитать эту книгу. Стоит того?

Семен молча расплылся в улыбке. В груди стало тепло и впервые за день тихо… Он достал книгу из рюкзака и протянул ее девочке: «на, держи!».

– Что вы, не стоит! – удивилась мама, – зайду в книжный и куплю.

– Нет, не купите. Поверьте, – с этими словами Семен закинул рюкзак на плечо, развернулся и медленно пошел в сторону метро. Лишь на секунду он замедлил шаг, проходя мимо двери двухэтажного кирпичного здания. Дверь была закрыта, в окнах темно.

Телефон зазвучал новой мелодией. Семен открыл глаза и потянулся к прикроватной тумбочке. На телефоне была надпись: «Марат Аркадьевич Селиверстов».

– Только этого не хватало, – сквозь зубы пробурчал Семен и нажал кнопку «Принять вызов». Кинув телефон обратно на прикроватную тумбочку, Семен снова лег, чтобы обдумать такой странный поворот в посланиях Создателя. Из тишины утра доносились тихие сотрясания воздуха: «Алло! Алло! Семен Викторович!».

– Твою мать! – неожиданно громко вскрикнул Семен, резко подскочил и схватил телефон, – Марат Аркадьевич, слушаю! Я проспал? Сколько времени?.. Простите, я вас с программой перепутал… – наступила пауза.

– Семен Викторович, последние дни у вас странное поведение, я вас совершенно не узнаю, – голос Марата Аркадьевича был как всегда дьявольски холоден. – Тем не менее, сейчас половина седьмого. И я звоню сообщить, что в девять утра будет выездное совещание по нашей тематике, я не смогу присутствовать и прошу вас заменить меня. Все подробности уже на вашей почте. Как вернетесь в офис – доло́жите! Всего доброго.

Собеседник отключился, на экране было 6:32.

– Это надо ж было так… второй день подряд, – Семен отрицательно покачал головой, вспоминая свои промахи перед шефом, и принялся проверять почту.

Не то, чтобы он сильно любил выездные совещания, но некоторое разнообразие в рабочем процессе его всегда оживляло. Более того, предстояло ехать в центр Москвы, который Семен любил и отлично знал еще с университетских времен. Будучи студентом, он часто приглашал потенциальных возлюбленных погулять по центру города. Это позволяло убить сразу трех зайцев. С одной стороны, давало возможность похвастаться знанием истории тихих центральных улочек и выставить себя с лучшей стороны. С другой, позволяло незаметно для попутчицы обходить места с дорогими кафе. Бонусом шла старенькая и уютная квартира его бабушки на Чистых Прудах, которая в те годы по шесть месяцев была свободна – бабушка проводила все лето в деревне. Сквер возле бабушкиного дома как-то случайно всегда становился конечным пунктом маршрута со всеми вытекающими из этого последствиями.

Бабушка всю жизнь работала библиотекарем и знала историю Москвы от А до Я. В ее квартире было не так просторно, как дома, зато район был красивый и тихий, а время от дома бабушки до университета сокращалось почти в два раза. А еще бабушка очень любила Семена, поэтому, начиная со второго курса, Семен окончательно переехал жить к ней. И жил вплоть до ее смерти три года назад. После находиться в квартире стало невозможно, все напоминало о любимой бабушке. Поэтому Семен принял тяжелое для себя решение переехать, хотя очень сопротивлялся этому. Но изменить себе окончательно он не смог, поэтому переехал в похожую по планировке квартиру, в похожий по внешнему виду дом, в похожий по тишине и зелени район.

Постоянно отвлекаясь на воспоминания, Семен чуть не опоздал на встречу.

Еще раз убедившись, что все подобные мероприятия проходят по принципу «хочешь усложнить задачу – собери совещание», Семен вышел из душного офиса и направился медленным шагом к метро, во всех деталях обдумывая свою речь перед Маратом Аркадьевичем.

Район был знакомый, хотя за те три-четыре года, что Семен здесь не был, обстановка успела значительно поменяться. «Надо почаще бывать в центре, – подумал Семен, – особенно летом». Только вот перспектива гулять по центру одному была не столь воодушевляющей, чем снова напомнила о необходимости заняться личной жизнью. Неожиданно, Семену страшно захотелось свернуть в соседний переулок, чуть удлинив свой маршрут. И пусть он рвался загладить свою вину перед Маратом Аркадьевичем, но возможность отыграть у работы еще десять-пятнадцать минут казалась весьма себе привлекательной.

Семен свернул, и тут же невероятно сладкий и манящий запах свежесваренного кофе поймал его на крючок. Примерно посередине переулка рядом с крохотным сквером, утопающим в зелени, уютно расположилось кафе с несколькими уличными столиками на европейский манер и неприметной, но элегантной вывеской «кофе по-турецки».

Кофе Семен любил, хотя не сильно в нем разбирался. Это был скорее обязательный утренний ритуал, а также гарантия, что ударная доза кофеина спасет от возможного приступа мигрени, которые начали периодически мучать Семена после смерти бабушки.

Но именно здесь и именно сейчас Семен почувствовал, каким может быть кофе на самом деле: в меру крепким, в меру терпким, с удивительно нежными и одновременно насыщенными нотками восточных пряностей. От кофе еще шел пар, но он совершенно не обжигал, а плавно растекался каким-то неземным теплом по всему телу.

Официант, с довольной улыбкой наблюдавший за Семеном, подсел рядом с начал разговор. Других клиентов в это время не было, атмосфера сопутствовала размеренной беседе. Спустя минут двадцать беседы Семен значительно пополнил свой багаж знаний о этом чудесном напитке и, казалось, сам может выступать гуру в вопросах кофейного дела. Семен испытывал необычное ощущение внутренней свободы, правильности и какой-то даже магии происходящего. Его даже не смутил чек за одну кружку кофе сильно выше среднего. Семен знал, что именно про такие моменты говорят «товар стоит своих денег». И оставил щедрые чаевые.

Вернувшись в офис, Семен сразу направился к Марату Аркадьевичу. Он успел продумать и заучить свою речь в лучших традициях корпоративной этики и морали. Ведь именно за это его и ценили. Но когда до кабинета руководителя оставалось буквально пару шагов, и силуэт Семена проявился с обратной стороны полупрозрачной двери, телефон в заднем кармане джинсов предательски завибрировал. Зазвучала та самая мелодия.

«Семен Викторович, заходите», – раздался голос из кабинета.

– Да как вы все не вовремя! – ругнулся Семен. Растерянный, он быстро достал телефон, взглянул на экран и нажал «Принять». Надпись на экране состояла из одного слова «Зачем?», написанного в вопросительной интонации. Никаких тебе мудрых изречений или отсылок, одно совершенно непонятное слово. Это и озадачило Семена. С каким событиям этой пятницы связан вопрос, почему он появился перед дверью Марата Аркадьевича. Вереница мыслей ураганом пролетела в голове, нарушая так тщательно выстроенный в ней порядок.

– Семен Викторович, ЗА-ХО-ДИ-ТЕ! – голос Марата Аркадьевича становился настойчивее.

Зайдя в кабинет, Семен почувствовал себя очень растерянным и неготовым к докладу под холодным и тяжелым взглядом руководителя. Запинаясь и оговариваясь, он безуспешно пытался делать все, чтобы попасть в ту манеру доклада, которая так нравилась Марату Аркадьевичу. От этого рассказ Семена казался еще более комичным и нелепым.

Марат Аркадьевич, будучи человеком военным, еще со времен службы возненавидел тягомотину и разгильдяйство даже больше, чем вранье и лесть со стороны подчиненных, от которых что в армии, что на гражданке было не спрятаться даже в библиотеке. И карал он за тягомотину по всей строгости военного времени, в котором провел первые годы службы после военного училища. То были конец девяностых – начало нулевых.