— Как ты можешь говорить об этом с таким равнодушием? Тебе же на самом деле на всех плевать, только и суёшь свой нос в чужие жизни, а когда дело доходит до такого — так ты белый и пушистый, готов угодить всем, — в его пронзительно-голубых глазах заметались искры ненависти. Его друг лишь опустил голову, но не от стыда, а чтобы только не видеть эти глаза — слишком чужие, слишком холодные и безразличные. Слишком жестокие. Он не понимал, почему тот ведёт себя так, в чём именно его — Юджина — вина. «Впрочем, каждый воспринимает смерть по-своему», — подумал Юджин, пытаясь найти его поведению хоть какое-то оправдание. — Проваливай лучше отсюда, пока я… — Оскар, покачиваясь, сделал пару шагов и вдруг зашёлся кашлем. Юджин лишь покачал головой, почувствовав в воздухе лёгкий запах спиртного. Вот и причина. — Знал же, что с таким, как ты… — прохрипел Моррей сквозь кашель. Он прошипел ещё что-то, но из-за кашля уже было почти невозможно понять. Юджин не стал даже пытаться разобрать его слова: сейчас говорил не Оскар, а несколько бутылок дешёвого вина.

— Она, она была такая… — прошептал Оскар, снова отвернувшись к надгробию.

На мгновение Юджин и сам попытался вспомнить, какой была эта девушка — она как будто бы уже исчезла из его памяти без следа. Хотя, казалось бы, он видел её в последний раз всего неделю назад. Как раз перед тем, как Оскар разругался с ней. И перед тем, как она умерла. Пожелтевшие от неудачного осветления, сухие волосы, кончики которых были раскрашены в голубой, яркий розовый и что-то, когда-то похожее на красный. Крайне сомнительный стиль в одежде. И крайне сомнительные знакомства. Но для Оскара Ниджелия была прекрасной нимфой, музой, бесконечные ссоры с которой заставляли его писать тысячу и одно однотипное стихотворение про «ненависть, мирскую грязь и саморазрушение». Юджин был более чем уверен, что он специально нашел себе девушку из таких — во имя творческих и душевных страданий — всё, лишь бы подражать столь любимым им декадентам.

— Она была такая… тварь, — вдруг закончил Оскар. Юджин настороженно посмотрел в его сторону: тот едва стоял на ногах и склонился над могилой, видимо уже будучи не в силах держать голову прямо.

— Не стоит, — только пробормотал он, но его снова прервали:

— Как будто я не знаю, что ты её ненавидел! Просто за то, что она была. Нарушала твой прекрасный идиллический мир, полный гармонии и доброты! — глаза Оскара снова наполнились злобой.

— Как и ты, — глухо прибавил Юджин. Он тут же осёкся, осознав, что именно он сказал. Оскар лишь бросил на него потерянный взгляд, словно растерявшись. Он спрятал лицо, отвернувшись, и всё, что видел Юджин, — лишь ссутулившаяся фигура в тонком пальто, временами подрагивающая, точно от холода, и пряди волос, разметавшиеся по ветру. Где-то с минуту Оскар так и стоял, ничего не говоря, пока, так и не обернувшись, не пробормотал:

— Вызовешь такси?

Спустя полчаса они уже поднимались в квартиру Оскара. Тот изначально протестовал против того, что кто-то будет его провожать, однако после очередного приступа кашля, заставившего его потерять равновесие и на радость всем прохожим упасть на тротуар, был вынужден согласиться. Оскар отчаянно цеплялся руками за перила, а Юджин следовал за ним, внимательно следя за каждым его движением. На одном из поворотов Оскар наступил на полы своего же пальто и обязательно бы упал, если бы не стоявший рядом друг.

— Крайне своевременно, — слегка улыбнулся он, уже, казалось, совершенно пьяной улыбкой, и запрокинул голову, находясь в неловких объятиях Юджина. — Как там было в той песне? When I get drunk, you take me home and keep me safe from harm? — он кое-как, зацепившись за перила, выпрямился и продолжил подниматься.

Юджин никогда не бывал в квартире Оскара. Хоть они и были давно знакомы. Оскар всегда отмахивался, что ему важно сохранить атмосферу, что ему не разрешает арендатор, что у него не прибрано, но, очевидно, ему было просто стыдно. Дом, в котором он снимал квартиру, располагался в одном из тех полуглухих районов Кардиффа, где можно было без всяких дополнительных вложений снимать фильмы ужасов или что-то крайне претенциозное, на грани здравого смысла и тошноты. Причём при свете дня.

Оскар отчаянно возился с ключами, пытаясь попасть в скважину, но руки предательски дрожали.

— Можно? — тихо спросил Юджин. Он и сам не понимал, почему с каждой секундой он говорит всё тише и тише, точно ему сложно говорить вообще. Как будто станет лучше, если он не произнесёт ни одного звука. Оскар со слабой улыбкой передал ему связку ключей.

— Мне просто интересно, — пробормотал он, прислонив голову к стене рядом, — не лень ли тебе сейчас возиться со мной? Мог бы сидеть в своём уютном архиве. А не стоять со мной, полупьяным, в отвратительно воняющем подъезде.

— Я не могу тебя оставить в такой день, ты сам это прекрасно знаешь, — не поднимая головы, прошептал Юджин. — Готово, — он открыл дверь и жестом пригласил владельца квартиры зайти первым. «Не могу оставить в такой день. И в любой другой», — пронеслась запоздалая мысль где-то на задворках сознания.

Внутри было едва тепло. Старые, ободранные желтоватые обои, такой же старый, покосившийся торшер, потрёпанные диван и кресло. «Как-то так я себе это и представлял», — подумал Юджин. И дело было не в том, что Оскар бедствовал. Нет. Он испытывал какое-то странное удовольствие от такой жизни. До этого Юджин вполне нейтрально относился к подобным его чудачествам, но сейчас ему впервые в жизни захотелось накричать на друга, выкинуть отсюда весь хлам и устроить ремонт. Отчего-то ему показалось, что в этой мертвенной обстановке его и без того полусознательный приятель ещё быстрее сойдёт с ума. В точности как какой-нибудь персонаж Достоевского.

Пока он осматривал комнату, Оскар не терял времени и достал из шкафа два бокала и начатую бутылку виски.

— Чтобы у тебя не было поводов сказать, что я тут спиваюсь в одиночестве, — хмыкнул он, жестом указывая, что второй стакан предназначен для Юджина.

— Ты знаешь, что я… — начал, было, он, но его прервали.

— Традиции. Чёртовы традиции, мистер Кэдоган. От них ты не отвертишься.

Оскар не без труда налил немного виски в каждый бокал и протянул один из них Юджину, что, стоя у окна, рассматривал улицу.

— Только не говори, что тебе нравится вид, — сказал он, осторожно подходя к нему.

— Не то чтобы, но что-то есть в этих улицах. Какая-то едва уловимая атмосфера мистики, загадочного. Знаешь, легко представить, как тут происходит что-то странное, необъяснимое. Ну, например, появляются люди из других веков…

— Пришельцы и толпа полусумасшедших, пытающаяся их изловить, — Оскар слегка улыбнулся. — Тебе бы поменьше смотреть телевизор, — неожиданно улыбка исчезла: тот точно заметил нечто, напомнившее ему, что сегодняшний день — день, когда произошло что-то крайне плохое. Юджин повернулся в том же направлении и заметил приклеенную скотчем к стене, крошечную фотографию Ниджелии — мутную, тёмную, но при этом обладающую каким-то непонятным, едва уловимым шармом, не позволяющим оторвать от неё взгляда. «Может, и сама Ниджелия была такой, только я этого не мог увидеть?» — пронеслось у него в голове.

Оскар уже занял место на диване и недовольно посмотрел на Юджина, когда тот решил сесть в кресло. Тот, не говоря ни слова, сел рядом, машинально поставив свой бокал на тумбочку.

— Не говори ничего, — его взгляд снова потускнел. Он прикрыл глаза и тут же залпом осушил бокала. — К чёрту всё это, — пробормотал он, уже, скорее, сам себе. — Ты дверь закрыл?

Юджин на мгновение задумался и тут же стрелой выскочил в коридор. Его не оставляла паранойя: казалось, стоит ему выйти, и Оскар обязательно сделает какую-нибудь глупость. Он потратил пару лишних, как ему показалось, секунд на то, чтобы найти нужный ключ, и уже отчаянно спешил вернуться.