— Скажи, почему ты уходишь? — Лухан смотрела глазами полными слез. Блас бежал от нее, от ответственности за свои поступки, слова.

— Тебе-то какое дело? Деньги ты будешь получать так же как и раньше, ежемесячно. А меня оставь в покое!

— Я не за себя волнуюсь, а за тебя.

— Какая забота!

— А твою тайну я никогда никому не открою — честное слово! — Мысли девушки в хаотичном порядке летали в голове. Она не верила, что вот тот, кого она так долго искала, просто возьмет и бросит ее снова одну. Она привыкла к повышенному вниманию с его стороны, к его издевкам, к постоянным отработкам за любые, даже самые малые провинности. И сейчас, когда правда вскрылась, ей стало слишком больно в груди от грядущей и неминуемой потери.

— Я тебе не верю! Ты будешь меня шантажировать, ты будешь мне мстить!

— Ты правда так думаешь?

— Конечно! — Блас не моргнул даже глазом.

— Не буду я мстить!

— Не верю!

— И напрасно ты не веришь! Ты очень много для меня сделал! Больше, чем кто-либо! И я твоя должница!

— Тебе помог отец, а не я.

— Это ты обо мне заботился. За это я тебе благодарна. Честное слово.

— Хватит, Линарес. Все кончено. Ты не нужна мне, я больше не нужен тебе. Ты без моего опекунства справишься.

— Ты нужен мне, Блас, нужен.

— Я ненавижу тебя. — Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Минута оцепенения взяла свой отчет. Лухан смотрела на опекуна, широко раскрыв глаза. А в голове крутился один вопрос: «За что?». Ребенок, взращенный улицей, одинокий, покинутый всеми. Она всю жизнь искала того, кому будет нужна, и вот он, стоит перед ней, в помятой футболке и с взъерошенными волосами. Чудовище, измывавшееся над ней не один год. Чудовище. Но другим он быть не умел или не хотел. Не столь важно. Куда значимее то, что прячась под маской презрения, он заботился и помогал ей. Всегда.

Блас чувствовал, что проиграл в их извечной схватке, где он по определению был фаворитом. По телу мужчины пробежался холодок. Внутри себя он метался подобно психбольному в мягкой комнате. Внешне же всем видом изображал раздражение и неприязнь к этой уличной девке, которая пришла к нему довеском с миллионным состоянием отца.

Тишина, все замерло вокруг. Немая, наполненная болью, сцена, которая могла продолжаться бесконечно, если бы ее не нарушил Маркус, бывший парень Лухан, коршуном подлетевший к девушке:

— Лухан, все в порядке?

Блас хотел было что-то по привычке возразить этому наглому юноше, бесцеремонно вмешавшемуся в их диалог, но не успел. Лухан одарила мужчину взглядом полным боли и, оттолкнув Маркуса, рванула с места. Куда она бежала, вряд ли кто-то мог объяснить, да и она сама не понимала. Нужно было просто исчезнуть, раствориться, скрыться ото всех. Водоворот мыслей нес ее, не разбирая дороги, и куда бы он ее принес — неизвестно, если бы не громкий звук сигнала автомобиля, заставивший девушку совершить роковую ошибку — остановиться. Дальше случилось все по инерции: скрип тормозов, наезд, пара кульбитов в воздухе и вот она, Лухан Линарес, ученица колледжа «Элитный путь», тряпичной куклой лежит на асфальте.

— Нет, не-е-т — завопил побледневший Маркус, бросившись к безжизненному телу девушки.

А Блас… Он стоял ровно на том же месте, где проходил их последний диалог. Руки онемели, а ноги налились свинцом. Внутри все опустело, мир рухнул в один момент. Он всю жизнь мечтал ее раздавить, уничтожить, отомстить, и вот она, лежит с неестественно выгнутой ногой, из головы сочится кровь, юбка порвана, а ботинки разлетелись в разные стороны. Казалось бы, радуйся, друг, ты достиг своей цели, но что-то грозовой тучей разлилось по черной как смоль душе. Смысл жизни медленно таял в его голубых глазах.

Лухан увезли на скорой с многочисленными переломами, открытой черепно-мозговой травмой и множеством ушибов. Еле живую, без сознания. Несколько часов с переменным успехом над ней трудились врачи. Организм девушки сильный, но травмы в стократ сильнее. Врачами было принято единственное правильное решение — ввести пострадавшую в состояние искусственной комы, дать измотанному организму передышку. Взять жизненно необходимый тайм-аут.

Первый день комы, второй, третий… двадцать пятый. Дни тянулись заунылой вереницей. На первых порах Маркус навещал девушку, пытался с ней разговаривать, вел монологи, разбавленные несмешными шутками. Со временем он стал приходить не один, компанию ему составляли то Фер, то Лаура. В конечном итоге, что не было удивительным, слишком бурная личная жизнь не оставила времени на больницу. Совсем. Так бывает, когда ты не любил.

И вот уже месяц комы, тридцать первый ее день. Несколько раз Лухан выводили из искусственного сна, но показатели резко падали, и девушку возвращали обратно. Понимание того, что у нее осталось совсем мало времени, прежде чем начнутся необратимые процессы в ее организме, довлело над врачами. А принятие решения о целесообразности дальнейшего ее пребывания здесь витало свинцовыми искрами в воздухе.

Дневная суета вокруг девушки всегда сменялась ночной тишиной. Глухой. Всепоглощающей. Взбалмошные, громкие посетители в лице Мариссы, Мии, Сони сменялись одним, немым ночным стражем покоя Лухан. Он приходил после последнего посетителя и уходил перед первой процедурой. Каждый вечер.Тридцать один день.

Нет, он не умолял Лухан проснуться, не держал ее за руки и не клал голову на грудь, как делали ее друзья, в надежде на то, что она в тот момент их услышит. Он просто был рядом. Рядом с той, кто заставляла его жить все эти годы. Иметь цель. Двигаться. Обладая огромными богатствами, связями и влиянием, мужчина был одинок, беспросветно. Его одиночество было болезнью всего тела, личным проклятием. Он ненавидел жизнь, ненавидел своего отца, который дал ему ее, определив его место в выстроенной им системе. Прожив большую часть жизни изгоем, он воспринял это как должное, он подстроился, озлобился, принял правила игры. Но, стоит признать, что жизнь сполна отплатила ему за всю боль детства, унижения, обиды. Душевную утрату себя она компенсировала властью, контролем над другими, влиянием. Только не смогла она исправить одного — его волчьей натуры. Мальчик — волчонок, загнанный людьми, гонимый голой ненавистью, превратился в битого жизнью волка, которому были чужды любые людские правила. Они зудящей мухой сидели в подкорке его сознания. Ему навязали жертву извне и, как хищник, он следил за ней, вел по дороге ее жалкой жизни, непроизвольно поставив глупую сиротку в центр своей звериной сущности.

Отдаваясь там, в колледже для деток богачей и прочей шелупони, долгим наблюдениям за ней, он невольно стал изучать ее повадки, ее волчьи повадки. Восторженность силой девушки, самоотверженностью, сменялась гневом. Он не терпел себе равных, а она была не просто равна, Лухан была лучше. Она не была загнанной, она была свободной ото всех оков, цепей, от рамок и чужого мнения. Над ней не довлели авторитеты, законы. Но важно ли это сейчас, когда ее хрупкое тело лежало безвольным пластом с трубками, датчиками и мониторами?

В этой чертовой, пропахшей медикаментами, палате он не проронил ни слова. Просто был рядом, инстинктивно. Все его деньги, все связи были ничтожны сейчас и уже не решали ничего. По сравнению со смертью, они лишь жалкий мусор под ногами таких же жалких людей.

Оберегать Лухан от смерти, от этой грязной бабы, немытой веками, каждую ночь. Кто, если не он? Стоять на страже ее жизни. Так велел отец, черт бы его побрал. Или же все-таки он сам?

***

В коридоре появился врач, растрепанный, измученный, но в весьма приподнятом настроении. Под гвалт криков, он собрал вокруг себя толпу из неугомонных подростков и сообщил им довольно громко:”Лухан Линарес вышла из комы, состояние оценивается как стабильное, ее жизни ничего не угрожает. Навещать по два человека, и не забывайте, что сеньорита Линарес еще очень слаба. Старайтесь ограничивать свое время в палате! “

Палата же была завалена цветами, игрушками, шарами и сменяющими друг друга гостями. На этот раз ею была Марисса, она много и долго рассказывала, как Фели готовится к рождению мальчика, Мия долго не могла выбрать между Мануэлем и Франциско, а в итоге осталась одна, но ее это нисколько не смущает, так как все мысли заняты предстоящей свадьбой Сони и Франко. Вико с отцом создали свою рок-группу. Маркос бросил Лауру, потом изменил Фер, вследствие чего он скоро станет папой, хотя свою невесту он всячески скрывает, на всякий случай.