Это была первая его женщина. Ранее он целовался не раз, но такого сладостного состояния доселе не испытывал. Он целовал ее глаза, волосы, щеки, плечи, шею, грудь. Он чувствовал, как жарки и нежны ее ответные поцелуи, ее объятия. Мелькнула мысль: "Что же это я с закрытыми глазами, она же так красива". Он открыл глаза: она лежала с сияющим счастливым лицом и... тоже с закрытыми глазами.
Успокоились только под утро.
Проснувшись, Володя высвободил затекшую руку из-под головы возлюбленной. За окном рассвело. Резкий порывистый ветер энергично раскачивал прикрепленный к верху столба металлический ржавый колпак от электрической лампочки, который нудно и досадливо скрипел. На душе было муторно. Хотелось пить. И есть. Он посмотрел на спящую подругу. Она мерно посапывала. Лицо ее было спокойно-безмятежным, волосы раскинулись черной шалью на обоих подушках. А все-таки она чертовски хороша! Даже спящая.
Его размышления были прерваны ввалившимися без стука соседями: Мишкой, Володей и Колей. У каждого в руках было по полбатона и по большой кружке молока. Бойцов вручил тезке свой кусок и кружку с молоком:
- Смена караула! Пост сдал, пост принял.
- Смены не будет. Караул остается бессменным, парировал Володя.
Хозяйка проснулась. Она слегка улыбнулась, оглядев всех: - Вы,
ребята, ешьте там, на столе... Огурчики, картошка... Ничего, что холодная. Потом я лапши сварю.
Ребята упрашивать себя не заставили. С шутками и прибаутками они попеременно подходили к столу, хватали пищу, жевали ее и, продолжая балагурить, снова возвращались к лежащей под одеялом хозяйке. Они все выглядели посетителями в больничной палате, у постели больной. Бойцов
не отлипал:
- А вот мы у самого объекта спросим, нужна ли смена караула. Ответь нам, милая, нужна?..
Хозяйка засмеялась. Володе стало обидно, что она так реагирует на бойцовские шутки, казавшиеся Володе ничуть не смешными. А ей, видно, нравился его юмор. Она смеялась, Как будто и не помнит, с кем она была этой ночью. От этих мыслей, а может быть от бессонной ночи, а скорее всего от выпитого молока и съеденных огурцов с картошкой у Володи вдруг схватило живот. "Этого еще не хватало", - подумал он с горечью.
Потом заговорили о прошедшем концерте. Коля сказал:
- Вов, расскажи, как ты бабочку отогрел.
- Нет, нет, нет, - запротестовала хозяйка. - Вовочка, никому ничего не смей рассказывать. Об этом должны знать и помнить только мы с тобой.
Все рассмеялись. Она не знала про случай с бабочкой на клубной сцене и все приняла на свой счет.
А Володя Бойцов, наш весельчак Аркаша Кукушкин, смеялся-смеялся, вдруг как-то посерьезнел, сосредоточился и к двери. "Вперед меня прихватило", - догадался Володя, а Коля крикнул:
- Куда же ты? А смена караула?..
Но Бойцова уже и след простыл.
Минут через пять за Бойцовым побежал Шахов, за ним Михин. Володя выдержал дольше всех. Очень неприятно бежать без верхней одежды под метелью к деревянной уборной, что в двухстах метрах от дома. Но ничего не поделаешь. Надо. По пути встретился облегченный Коля.
- Пост сдал, - крикнул он при встрече.
Володя только рукой махнул.
Потом снова побежал Бойцов, затем - Шахов и так далее. Смена караула все же происходила, правда, у другого объекта.
А через час всех подняли по тревоге. Оказывается, брачная ночь была не только у Володи. Удивительного в этом не было, тем более, что ночевавшие в малом клубе и годами были постарше его. Многие отслужили в армии. Некоторые, как и Володя, были согреты сердечной лаской. Самогон же согревал всех.
Разоблачив все это, комиссар расстроился, заволновался. Предполагалось устроить вечер отдыха в отоплявшемся целых четыре часа клубе, а на утро двинуться в путь. Командир ничего страшного в происшедшем не видел. Но комиссар есть комиссар. Он видел намного вперед. А когда он узнал, что в Изварах недавно размещалась женская колония и что освобождающиеся зечки оседали по месту отбытия наказания, он стал настаивать на "снятии с якоря". Сведения о "смене караула" у поселковой уборной окончательно убедили комиссара в его правоте. Командир вынужден был уступить.
Еще засветло были уже в следующем населенном пункте в пятидесяти километрах от Извар.
Прямо на лыжах подошли к дверям местного медпункта. Две молоденькие медички (врач и медсестра) широко открытыми глазами смотрели на лыжников, внезапно откуда-то появившихся при затихающей метели. Кто в свитере, кто в куртке, кто во фланелевке, надетой поверх тельняшки - они походили на небольшой партизанский отряд времен войны.
- Необходимо произвести осмотр хлопцев, - сказал Верисоцкий в медпункте. Будут больные - придется изолировать.
Девушки помялись. Должны ли они это делать? Потом согласились. Ребята
уж больно хороши на вид. К тому же, обещали вечером дать концерт, а после - танцы.
Больных выявлено не было. Очень сипел Володя Бойцов, но ему дали полную горсть таблеток и сказали, как лечить горло. А он сипел:
- А спирта у вас не найдется?
Девушки поняли его юмор.
- Ну, на нет и суда нет, - сказал Бойцов уже нормальным чистым голосом.
Ребята не обманули. Вечером был концерт. Были и танцы под курсантскую музыку. Играли все, что вспоминалось. Даже популярную в курсантской среде песенку "Мариманы". Под нее танцевалось весело. Иногда оркестранты пели. Все курсанты подхватывали лихой припев:
- Мы - мариманы, веселый народ.
Все пароходство пляшет и поет...
Быстрые мелодии сменялись медленными, грустными, и пары, естественно, переставали прыгать, а интимно кружились по просторному залу поселкового клуба.
- Но однажды на берег спустился,
Каждому того не миновать.
Встретился, влюбился и женился,
И малютку в люльке стал качать.
Ребятам это было очень близко. Без пяти минут моряки торгового флота. Скоро пароходы и теплоходы станут их домами, их работой, местом их отдыха. На судах они будут проводить большую часть своей жизни, а дома - только в отпусках, отгулах, на пенсии. Ребятам заранее уже было грустновато. Они песней как бы приобщались к вечной истине: "Я живу на берегу жить без моря не могу, а на море истерика - не могу без берега". Все они побывали уже в море на парусниках: кто на "Сириусе", кто на "Кропоткине", - и знали, что так просто с морем им будет не расстаться.
