– Мне тут встреча назначена… Товарищ должен прийти…

– Да-да, конечно, пожалуйте сюда.

Служитель, подхватив Владимира под руку, подвел его к уединенному ковру, расположившемуся в промежутке между двумя ширмами и тут же исчез. Владимир огляделся.

Он находился в обширном зале, с довольно высоким потолком; стены его были увешаны коврами и гобеленами, прекрасной работы. С потолка тут и там свисали очень красивые китайские фонарики и гирлянды, изящные светильники на высоких ножках посылали в пространство не только лучи света, но и приятные, ненавязчивые ароматы курений. Виднелось несколько отдельных «кабинетов», отгороженных ширмами, подобно тому, который занимал сейчас Владимир. Там, где не было ковров, вытянулись полуколонны из слоновой кости и ценных пород дерева. Несмотря на обилие ковров и отсутствие окон (не помещение – а мечта пожарной инспекции), в зале было довольно свежо. Посетители, – их было довольно много, человек под сорок-пятьдесят, – вели чинные беседы, восседая прямо на полу, на мягких расшитых подушках, вокруг уставленных яствами дастарханов; прямо напротив Владимира, шагах в двадцати, виднелось возвышение, на котором примостились, сидя, как и прочие посетители, по-турецки, три певца. Они выводили, под музыку расположившихся по обе стороны от них музыкантов, весьма задушевно:

Идиллия несколько нарушалась тем, что их знания песни ограничивались единственно первым куплетом, поэтому, закончив его и сделав небольшую паузу, они начинали сызнова, раскладывая на разные голоса, отчего исполнение вовсе не казалось надоедливым. После каждого третьего первого куплета они делали паузу побольше, во время которой кто-нибудь из посетителей, хлюпая и утирая мокрые от слез глаза, вставал с места и подносил им несколько мелких монет. Затем все повторялось.

Появился служитель. Ничего не говоря, он ловко поставил перед Владимиром две пиалы и расписной чайник черного фарфора с золотыми драконами.

– Лучший в Багдаде чай, молодой господин, цейлонский, три слона! – И снова исчез.

Полумрак, мягкое освещение, приятная музыка, ненавязчивый сервис – и при этом ни единой монеты в кармане плюс весьма туманные перспективы, за исключением одной – скандала на весь Восток.

В соседнем с ним «кабинете» разговаривали двое, и Владимир, отягощенный неприятными размышлениями попеременно с напряженным взглядом на дверь, в ожидании появления Бахира, поначалу не обращал на них внимания, тем более что слова трудно было разобрать. Но потом… Потом узнал голоса своих утренних знакомцев и невольно навострил уши.

– …Говорю тебе, он сахир, – довольно громким шепотом жаловался Бахир. – Два раза я вытаскивал у него из-за пояса кошелек, и оба раза кошелек не давался мне в руки. Я никак не мог его удержать; он скользил в складках моего халата, подобно змее, пока не падал на землю и не удирал под ближайший прилавок. Ты и сам это видел…

– Видел, – вздохнул Хасан. – Но поначалу подумал, что виной тому осы, постоянно вьющиеся вокруг моих сладостей… Ты сказал: два раза. А второй?

– То же самое случилось около лавки Насира. Нам нельзя его упускать. Это очень богатый молодой господин. Он ищет лампу из китайского черного нефрита. А когда понял, что нечаянно сказал лишнего, начал плести что-то о джиннах… Я назначил ему здесь встречу и сказал принести много денег… Да ты и без меня знаешь, сколько может стоить такая лампа…

Больше Владимиру ничего расслышать не удалось, впрочем, и уже услышанного было более чем достаточно. Он машинально провел рукой по поясу и ощутил что-то твердое. Пошарив, он извлек красивый кошелек белого атласа, развязал его и заглянул внутрь. Там лежала золотая монета и кусочек бересты, на котором было написано: «неразменный динар». Стало понятно, почему Бахиру не удалось его похитить. Проблема денег, таким образом, разрешилась. Как поступить в сложившейся ситуации – оставалось непонятным.

Во-первых, наверное, следовало подкрепиться. И, словно прочитав его мысли, бесшумно возник служитель с подносом. Поклонившись, он поставил поднос перед Владимиром, и снял с него крышку. Открылось блюдо с умопомрачительно ароматным бешбармаком.

– Это вам вот от того дастархана, – прошептал он и кивнул.

Владимир глянул в указанном направлении и заметил сидящую неподалеку от певцов прелюбопытную фигуру. Она была вся в темном, и почти совершенно незаметна на фоне бордового ковра. Сделав совершенно справедливый вывод о том, что она замечена, фигура поднялась, приблизилась неспешно к «кабинету» Владимира, и опустилась на подушку. Служитель опять исчез совершенно незаметно.

Еще пока странный посетитель приближался, Владимир отметил его поразительное сходство с поэтом Ивановым, когда-то ведущим программы «Вокруг смеха». Такой же высокий и тощий, с острыми чертами лица… Впрочем, кто хочет представить себе незнакомца во всех подробностях, пусть найдут выступление поэта-пародиста (заодно, надеемся, получат удовольствие от его пародий).

Незнакомец, чуть склонив голову набок, умильно смотрел на Владимира. Последний почувствовал некоторую неловкость.

– Вырос-то как, – очень добрым голосом произнес он. – Сразу ведь и не узнать. А я ведь помню тебя еще младенцем, кидавшим колючками в верблюдов, проходивших мимо калитки вашего дома. Как возмужал, о Аладдин, сын Али аль Маруфа…

– Но я вовсе не Аладдин… – начал было Владимир, но незнакомец, ничуть не смутившись, прежним голосом осведомился:

– Не Аладдин?.. Но как же звать тебя, молодой господин?

– Меня зовут Владимир…

– Ну, конечно же, Владимир, – аккуратно хлопнул себя по чалме незнакомец. – Как я мог спутать? Должно быть, жаркое солнце напекло мне голову, о Владимир, сын Али аль Маруфа…

– И отца моего зовут не Али аль Маруф… Вы чего-то путаете…

– А как зовут отца молодого господина?..

– Его зовут Алексей… А я – Владимир Алексеевич…

– Да, именно, Алексей, – как-то мечтательно протянул незнакомец. – Так вот я и говорю, о Владимир, сын Алексея аль Маруфа…

Владимир открыл было рот, чтобы возразить в очередной раз, но наткнулся на выразительный взгляд незнакомца, весьма недвусмысленно говоривший: послушай, мол, ну какая разница?.. Человек пришел по делу, а ты тут ономастикой занимаешься.

– …как будто это было вчера, – продолжал незнакомец тем временем. – Мы сидим во дворе вашего дома, ты счастливо смеешься у меня на коленях и теребишь мою бороду, в руках у тебя лепешка, ты отламываешь кусочки и бросаешь их павлинам, которые гуляют вокруг нас, и золотым рыбам, плавающим в бассейне у наших ног…

Что-либо говорить было бесполезно, и Владимир обреченно слушал.

– А потом я впал в немилость у халифа, был вынужден бежать и две тысячи лет скитаться по странам Магриба, не находя себе крова и пищи, пока, наконец, не попал в учение к великим магам. Две тысяч лет постигал я тайные науки и достиг в них совершенства, когда узнал, наконец, что халиф сменил гнев на милость, и я могу вернуться, не опасаясь быть брошенным в зиндан. Стоит ли говорить, что я, оставив все, поспешил в Багдад. Я шел, не останавливаясь, забывая об отдыхе, так стремился я поскорее увидеть родные места и прижать к груди близких мне людей. И вот, не более чем в десяти фарсангах от города, силы оставили меня. С трудом добрался я до ближайшего оазиса и сразу же уснул, едва сделав несколько глотков живительной влаги из чистейшего колодца, ибо моя тыква, в которой я нес воду, опустела несколько дней назад, как ни старался я беречь каждую каплю. Во сне же увидел я пери, спустившуюся с неба, поистине неземной красоты, которая сказала: «Взгляни на небосвод повнимательнее, о ты, которому отныне открыты все тайны и проницательный взгляд которого проникает вещи до самой их глубинной сути». Сказав так, она исчезла, а я проснулся и долго лежал, вспоминая ее легкие движения, ее гибкий стан и прекрасный лик. А потом я взглянул на небо и увидел, что звезды Минтака, Алнилам и Алнитак выстроились в прямую линию, и к ним приблизилась Саиф аль Яббар, предвещая удачу и суля погибель тем, кто вознамерится нам помешать…