Том перехватил взгляд Дженни и ответил кривоватой улыбкой. Дженни впервые увидела ее три с лишним года назад на прощальной вечеринке, которую сослуживица устроила в забегаловке Алфавитного города, где Том работал до сих пор. В тот раз она впервые осталась в баре не до четырех утра, а куда дольше. Той ночью губы Тома показались ей восхитительно сладкими.
Повстречавшись с Дженни лишь год, Том сделал ей предложение – к ее восторгу и ужасу, преклонив перед ней колено в ресторане. Он говорил чудеснейшие вещи, именно те, что она мечтала услышать от мужчины. Казалось, он прекрасно ее понимает. Тогда в ресторане Дженни скользнула к Тому на пол, шепнула «Да» и обняла со страстью, удивившей даже ее саму. Другие посетители зааплодировали, кто-то прислал им на столик бутылку шампанского. Кто именно, они так и не выяснили.
– Эй! – тихо позвал Том.
– Что «эй»? – с фальшивой серьезностью спросила Дженни.
– Я тебя люблю, – шепнул он.
– Я тоже тебя люблю, малыш.
* * *
Утро понедельника получилось чуть легче.
Как всегда по будням, Дженни встала рано и ушла на работу прежде, чем Том проснулся. Вот досада! Том обожал наблюдать, как она собирается. Как проскальзывает в спальню после душа в шесть утра, как надевает белье. Как, якобы не подозревая о его подглядывании, собирает длинные русые волосы в хвост, надевает дизайнерский спортивный костюм с дурацким корпоративным лого. Такие костюмы уродуют, а Дженни в нем – огонь!
Том частенько пытался заманить ее обратно в постель, но почти всегда безуспешно. Дженни слишком дорожила своим местом в клубе, чтобы рисковать им ради утреннего экспресс-секса, даже суперклассного. Том не понимал такую одержимость работой с девяти до пяти, но уважал ее. Поэтому довольствовался тем, что наблюдал, как Дженни надевает костюм и отправляется проводить персоналки говнюкам-инвестбанкирам.
В тот понедельник Том проснулся в половине десятого, а Дженни уже больше часа проработала в модном спортклубе на цокольном этаже Швейцарского инвестиционного банка. Мало того что пропустил утренние сборы Дженни, его еще и похмелье не отпускало.
«Черт, да я, похоже, старею», – подумал Том, когда, выбравшись из постели, направился в ванную.
Впереди почти целый день, этой ночью он не работает, значит, можно заняться рисованием. В старших классах Том получил премию за свою работу, поэтому мечтал перебраться в Нью-Йорк и покорить мир искусства. Учителя твердили, что он обречен на успех, и Том им верил.
«Дурачина!» – частенько думал он в последнее время.
Дженни просила его не сдаваться. Она любила его работы. Она в него верила. Теперь Том рисовал больше для нее, чем для себя. Впрочем, он по-прежнему мечтал разбогатеть за счет своего искусства. Мечтал подарить Дженни жизнь, которую она заслуживала.
Ради нее он все сделает, от чего угодно откажется.
* * *
Дженни знала, что старый козел разглядывает ее задницу.
В спортзал он спускался почти ежедневно, но по-настоящему не работал. Дженни подозревала, что спортзал лишь предлог поглазеть на нее, пока она сама следит за его растяжками и вялыми потугами на силовые упражнения. Однако этот хлыщ – первый зампред по слиянию и поглощению. Если он ловит кайф от того, что каждое утро пару минут таращится ей на попу, значит, быть по сему. Главное, чтобы свои морщинистые руки не распускал, а Дженни еженедельно перечисляли скромные деньги по чекам.
Старый извращенец закончил свою «тренировку» и заковылял в раздевалку, а Дженни направилась в приемную. Шон, ее менеджер, строчил что-то на компьютере. Рыжий коротышка, для своего роста здорово накачанный; как правило, он вел себя прилично, хотя порой прикидывался, будто спасает жизни, а не ублажает группу надутых богачей.
– Привет, Шон! – Дженни растянула губы в улыбке, ведь менеджер постоянно заставлял ее улыбаться. – Я закончила с мистером…
– Секунду! – буркнул Шон, бешено стуча по клавишам. Он обновлял клиентскую базу данных. Шон обожал это занятие и ежедневно посвящал ему несколько часов. Дженни натужно улыбалась и по возможности не смотрела на уродливые выпуклые вены у Шона на предплечьях.
– Т-так… В чем дело, Дженнифер? – рассеянно спросил менеджер и глянул на нее, буквально на мгновение оторвавшись от монитора.
Дженнифер… Так звали Дженни покойный дед и вот теперь Шон. Ей это жутко не нравилось, но «Дженнифер» приходилось терпеть, как и масленые взгляды похотливого банкира.
– С мистером Шрамом мы закончили чуть раньше. Вы дадите мне задание или отправите на перерыв?
– Н-ну… Если вымоешь пол в женской раздевалке, будет очень здорово. Похоже, у миссис Гриффин там «беда». По крайней мере, так мне сказали. Подробности выяснять не хочу! – Шон засмеялся над собственной шуткой, и Дженни сквозь зубы засмеялась вместе с ним. Уборка не ее работа (клуб обслуживает клининговая бригада), только она была в хорошем настроении, потому проглотила и это. Вымыть пол в раздевалке – ну что в этом страшного?
* * *
Изостудия у Тома была отстойная.
По сути, никакой студии не было. Просто от случая к случаю он вытаскивал из домашних мусоросборников стопку газет, раскладывал их на полу кухоньки, ставил мольберт, смотрел на чистый холст и ждал вдохновения. И в столовой, и в гостиной, и даже в маленькой спальне места было больше, но Тому нравилось, как свет падает в оконце над раковиной. Вообще-то оно выходило на стену соседнего дома, но отражение солнца в вечно закрытое жалюзи соседское окно поражало красотой и вдохновляло.
А вот сегодня особо не вдохновляло.
У Тома до сих пор стучало в висках после субботней попойки. Чуть дрожащей рукой он держал кисть, но не мог решить ни с чего начать, ни какую цветовую гамму выбрать. Если честно, ему хотелось только спать. Но если по возвращении домой Дженни застанет его в постели, она разочаруется, хоть и не скажет ни слова. Черт, да он и сам разочаруется.
Может, если открыть бутылку пива…
От рева сотового Том вздрогнул и уронил кисть на устланный газетами пол. «Надо же, какой дерганый», – подумал он, смеясь над собой, а потом буркнул: «Черт!» Телефон разрывался на диване, где Том отключился на целый час, наконец выползши из постели. Он схватил сотовый и принял вызов на последнем гудке.
– В чем дело, Кев? – спросил Том, глянув на дисплей, и направился к французскому окну гостиной, которое вело к пожарной лестнице, и остро необходимой сигарете.
Кевина Дженкинса Том считал лучшим другом. Познакомились они еще в начальной школе, в крошечном пенсильванском городишке. Молодые люди поддерживали связь и после окончания школы, какое бы расстояние их ни разделяло. Сейчас, впрочем, они встречались и болтали куда реже, чем раньше. Сраная должность менеджера по продажам (над такими они прежде зубоскалили) означала постоянную занятость – тем паче недавно Кевин получил повышение.
– Ничего себе, ты уже на ногах! – воскликнул Кевин, судя по небольшому эху, говоривший через гарнитуру, над которой Том также стебался.
– Конечно, на ногах! – отозвался Том. – Кстати, который час?
Кевин засмеялся, а Том оторвал трубку от уха и глянул на дисплей. 11.42. Ну, хоть за полдень еще не перевалило.
– Так когда тусить пойдем? – осведомился Кевин. На заднем плане Том слышал щелканье компьютерных клавиш. Приятель звонит ему, не отрываясь от работы, – Тома бесило и это.
«Черт, настроение у меня швах», – подумал он. Открыв французское окно, протиснулся к пожарной лестнице и сел на ржавую ступеньку. Свежий от пролившегося дождя ветерок ерошил волосы. Из мятой пачки Том выудил последнюю сигарету, сжал в руке и щелкнул зажигалкой. Потом аккуратно, прямо в приоткрытое окно, бросил «Зиппо» и опустевшую пачку на диван гостиной.
Четырьмя этажами ниже суетились жители Нью-Йорка, таксисты переругивались словами и гневными гудками. Улицы сверкали от медленно сохнущей дождевой влаги. А вот и прилив вдохновения; Том понял, в каком цвете начнет рисовать: серый – вариант беспроигрышный.