И она согласилась на это.
Раиса работала в букинистическом отделе книжного магазина неподалеку от площади Карла Маркса, там и познакомилась этой весной с лектором ЦК КПСС Владимиром Омельченко.
Выступая с лекциями во многих городах, Омельченко обожал заходить в книжные магазины, рыться в букинистических отделах, где время от времени попадались такие книги, которые в Москве днем с огнем не найдешь. А ещё там попадались красивые женщины, которые теряли головы, услышав предложение отужинать вместе с ним в ресторане гостиницы. Удивительно им было слышать простые и естественные слова о том, что важному чиновнику (ЦК КПСС!) скучно вечером в чужом городе и он будет весьма признателен прекрасной незнакомке, ежели она поможет ему скоротать этот ве чер в ресторане. Только в ресторане, только посидеть и погово рить. И - ничего больше! Отчего ж не согласиться, если человеку скучно и он ни на что больше не претендует? О том, что лектор удивительный собеседник, знающий такие тайны из жизни сильных мира сего, что дух захватывает, когда слушаешь, что от рестора на до гостиничного номера, где он только и может поведать оче редную увлекательную историю, (здесь говорить опасно, КГБ может прослушивать их столик!) очень близко, они не думали. Да и по том, возвращаясь домой, не жалели о том, что как-то неожиданно оказались в постели невысокого, полного златоуста. Ведь столько невероятных историй узнали, к такой жизни прикоснулись - до конца дней своих вспоминать можно.
Надо отдать должное Омельченко, был он не только хорошим лектором (в ЦК КПСС плохих не держали), но и отменным психоло гом, когда выбирал книги и женщин.
Раиса недолго раздумывала над его предложением провести вечер в ресторане гостиницы "Ростов", где остановился лектор. Несколько пикантных историй из жизни членов Политбюро, расска занных на ушко аппетитной зеленоглазой блондинке, сделали свое дело. Однако, потом наотрез отказалась подниматься в его номер. Владимир Васильевич поначалу не слишком огорчился, удовольство вавшись другой блондинкой, которую предложила бойкая дежурная по этажу, но очень скоро пожалел о том, что зеленоглазая так легко ускользнула от него.
Она не удивилась, увидев его на следующий день в книжном магазине, как и вчера, легко согласилась пойти в ресторан. Там, в отдельном кабинете, за шикарно сервированным столом наговори ла комплиментов раскрасневшемуся от усердия лектору и... ушла. Захмелевшая, с игривым взглядом прекрасных глаз, близкая и не доступная, она ошеломила Омельченко. В эту ночь он решительно отказался от услуг дежурной по этажу.
С другими мужчинами Раиса была не столь строга, она и прежде изменяла мужу, но Омельченко был не просто мужчина, это был шанс выбраться из серого, тоскливого болота, которым предс тавлялась ей жизнь рядом с Григорием. Выбраться, вырваться - к свету, к новой, такой прекрасной издалека, столичной жизни! Из грязи - в князи. В княгини! И ничего унизительного в этом она не чувствовала. Только из грязи и стремятся в князи, из князей в князья никто не рвется.
Если бы тогда она знала, что платой за это станет расста вание с дочерью - поднялась бы с Омельченко в номер, по-женски отблагодарила бы столичного дон-жуана за приятный вечер и ду мать не стала бы о продолжении знакомства.
Если бы он знал, что случайная встреча в книжном магазине принесет ему столько мучений, и знакомиться с неприступной блондинкой не рискнул бы.
Но все получилось иначе. Несколько раз наведавшись за свой счет в Ростов и не добившись желаемого, Омельченко, уже в сен тябре, предложил Раисе провести отпуск вместе с ним в Сочи. Но Раиса хотела посмотреть Москву, побывать в музеях, и на выстав ках. Если бы он помог ей получить номер в гостинице, это было бы замечательно! Забронировать номер даже в "Метрополе" Влади мир Васильевич мог, однако сомневался, в том, что она будет ждать его вечерами в этом номере. А вот если пригласить её к себе, в двухкомнатную холостяцкую квартиру в Безбожном переул ке, где жили писатели, журналисты и чиновники из Отдела пропа ганды ЦК - можно рассчитывать на то, что зеленоглазая крепость наконец-то вывесит белый флаг.
Именно это и нужно было Раисе.
Действительность превзошла все её ожидания. Противно было даже думать о том, что придется возвращаться в Ростов, в ма ленький домик со скромной мебелью, скрипучей железной кроватью и туалетом в огороде, до которого в холодное время не всегда и добежать можно. Где ждет её дочь, похожая на отца, и недоте па-муж...
И для Омельченко действительность превзошла все ожидания, когда Раиса появилась у него дома. Тогда-то он и предложил ей развестись с мужем стать хозяйкой вот этой московской квартиры. Все, что здесь есть - её, но с одним условием: дочь пусть оста нется с отцом в Ростове. Он пять лет назад развелся с женой по тому, что не может иметь детей. Своих не может, а чужие ему не нужны.
Раиса два месяца думала, прежде, чем сказать"да". После того, что она видела в Москве, жить в Ростове было невыносимо, но столь же невыносимой была мысль о том, что придется оставить Юлю с Григорием... Пожалуй, это были два самых трудных месяца в её жизни. В Ростове ничего не менялось и не могло измениться, тогда как Володя умолял её переехать в Москву, и можно было на деяться, что пройдет несколько месяцев, полгода, год, и он из менит свое мнение о детях, согласится, чтобы Юлька переехала в Москву... Уже зимой можно будет привезти девочку на каникулы, они познакомятся, подружатся...
Сырой, холодный ветер гудел в троллейбусных проводах, на силовал голые деревья, которые беспомощно трепыхали влажными ветвями. Крупные, редкие капли дождя лениво стучали по ветрово му стеклу. Холодный, серый город, холодный, серый день...
"Москвич" остановился на привокзальной площади. Раиса дала водителю пять рублей и, закусив губу, торопливым шагом направи лась в здание вокзала. Она обманула Григория: Володя не в Моск ве, он ждет её с билетами в двухместное купе международного ва гона у кассы номер 3.
Двадцать минут оставалось до отправления поезда.
Уже стемнело, когда Юля закончила делать уроки, сложила в портфель тетрадки и учебники. За окном шелестел дождь, стучали в стекло темные ветви старой вишни. Юля заметила, что огонь в печи гаснет, надела пальто, принесла из сарайчика рядом с домом детское ведерко угля, засыпала в печь, аккуратно задвинула кон форки. Не раздеваясь, присела на скрипучую железную кровать, отодвинув в сторону пиджак отца.
В доме было тоскливо и неуютно. Долго она сидела без дви жения, пытаясь понять, как это мама взяла и уехала от них. Уез жать ведь можно только в командировку или в отпуск. В команди ровки мама не ездила, а в отпуске уже была в сентябре. Два от пуска в один год не бывают же. Куда она уехала, зачем? Даже не спросила, что Юля сегодня получила в школе. Две "пятерки", но мама об этом так и не знает...
Ничего непонятно.
Юля спрыгнула с кровати, сунула ноги в старые галоши и пошла в кухню.
Отец сидел за кухонным столом и размазывал кулаками слезы по лицу. Перед ним стояла пустая бутылка водки, только на до нышке чуть-чуть осталось. Юля испугалась. Такой большой, силь ный, а сидит в холодной кухне и плачет. И водку пьет один, ког да никаких гостей у них нет.
Никогда прежде не видела она такого.
- Папка, пошли в хату, - захныкала Юля, дергая отца за ру кав рубашки. - Здесь холодно, ты простудишься, а там пусто и страшно мне одной, ну пошли, пошли...
- Пошли, доча, пошли, - Малюков подхватил девочку на руки и, осторожно ступая, направился в дом.
- А почему ты плачешь, папка? - спросила Юля, когда он уса дил её на кровать, а сам присел за стол, где она делала уроки.
- Я не плачу, это дождь... я на улицу выходил, вот меня дождик и намочил. Ты не грусти, Юля, включи телевизор, может, мультик показывают для детей. Или поиграй во что-нибудь...
- Не хочу.
- Ты уроки с-сделала? А кушать не хочешь?
- Сделала. И угля в печку подсыпала. А кушать не хочу.
