* * *

Взрослая Татьяна Котова, дипломированный врач, замужняя женщина, сохранила детское упрямство и, вопреки доводам разума, не собиралась от него отказываться. «Не буду ему звонить, – думала она, ворочаясь в постели. – Захочет – сам позвонит. Вернётся, как миленький. Ничего с ним не случится. Бандиты по улицам с ножами не бегают. Спит мой Максик у кого-нибудь из приятелей, а я тут пропадай одна! Сам дурак! – обида снова показала нос. – Ишь. Вещи побросал и смылся! Мяса он хочет, а я, значит, пробка и пустышка. Ну и фиг с ним. Пусть спит теперь, где хочет. Не буду звонить. Не буду беспокоиться, и вообще думать о нём не буду!». Покрутившись с бока на бок минут сорок, Татьяна всё-таки уснула, так и не решив, стоит ли уже волноваться и разыскивать мужа или можно ещё потерпеть.

* * *

На следующий день всё пошло вразрез с «правильными установками». Покинутая жена проснулась не в настроении. Вместо сбалансированного завтрака из тостов и нежирного сыра она сварила себе крепчайший кофе, бухнула в него три ложки сахара, намазала жирным слоем на толстый кусок белого хлеба сливочное масло и употребила вредную пищу, испытывая злорадное удовольствие. Откуда взялось злорадство, и на кого оно было направлено, Татьяна разбираться не стала. Перемещаясь по кухне, она старательно обходила «следы вчерашнего побоища». Насытившись, она ещё раз взглянула на упомянутые следы, но время поджимало, и начавшим попахивать остаткам ужина пришлось дожидаться вечера на полу.

Рабочий день обошёлся без эксцессов. Пациенты, все, как один, оказались нормальными, с обычными жалобами. До обеда Люся периодически бросала заинтересованные взгляды на слегка припухшие веки доктора, но удовлетворить любопытство не рискнула. Татьяна не любила обсуждать личные дела с коллегами. Правда, в этот день её так и подмывало с кем-нибудь поделиться, но она держалась, а про себя вела бесконечный спор то ли с Максимом, то ли с собой. Впрочем, это не мешало ей выполнять профессиональные обязанности. Вслух она произносила:

– Здравствуйте. На что жалуетесь?

А мысленно восклицала: «Ушёл – скатертью дорога! Ну и пожалуйста!».

– Температура?.. Так-так. Кашель. Откройте, пожалуйста, рот. Посмотрим. Так.

«И очень хорошо! Не очень-то он мне и нужен!».

– Поднимите рубашку. Дышите. Не дышите…

«Я не умею готовить! Да ничего подобного! Ещё как умею. Не хуже его мамочки!».

– Прилягте на кушетку. Здесь не больно? А здесь?

«И зачем я наелась? Сама себе противна. А вот захотела и наелась! И никакой Максик здесь ни при чём!».

И в том же духе – все восемь часов. Она так увлеклась, что к вечеру почувствовала раздвоение личности: врач и женщина разделились и зажили каждая своей жизнью. Ощущение было настолько сильным, что Татьяна решила наведаться к другу Арсению – как-никак психоневролог. Окончив приём, она оставила Люсю гадать, что же происходит с докторицей, и поспешила скрыться в соседнем кабинете.

– У меня диссоциативное расстройство идентичности, – начала она, пропустив приветствие.

– Что-что? – Арсений скептически взглянул на подругу.

– Что слышал. Помоги. Сама не справлюсь.

– Пойдём, лучше, выпьем, – предложил Арсений, но тут же осёкся под гневным взглядом коллеги. – Ну, хотя бы кофе.

– Кофе потом. Сначала скажи, я, выражаясь бытовым языком, совсем спятила или ещё нет.

– С виду, вроде бы, нет… Впрочем… – Арсений подошёл к Татьяне и стал нарочито внимательно вглядываться в её лицо, качая головой и цокая языком. – Да-да-да, идентичность, определённо, нарушена. Определённо. Итак, больная… – он попытался погладить Татьяну по голове.

– Кончай издеваться, – Татьяна сердито оттолкнула его руку. – Я чувствую, что я не одна, а меня две. Параллельно. То есть, я думаю параллельно, ну, одновременно о совершенно разных вещах. И у меня два настроения. Тоже параллельно. И одно другому не мешает. Всё гармонично так, что жуть берёт.

– Если гармонично, то почему тебя жуть берёт? И что тебе вообще не нравится, если ничто ничему не мешает?

– Говорю, перестань издеваться, – Татьяне не понравился тон Арсения. – Одна моя половина не мешает другой работать, а та, другая, не мешает второй думать о себе! А я третья смотрю на них со стороны. И это мне уже мешает!

– Танька, ты лучше сядь и расскажи, что у тебя происходит. Никакого диссоциативного расстройства у тебя нет. Давай, выкорчёвывай корень проблемы. И расслабься, наконец.

– Слушай, не знаю, как начать… Короче, мы поругались, и он ушёл.

– Кто мы и кто ушёл?

– Не притворяйся, что не понимаешь! Мы – я и Макс. Ушёл Макс! У нас случились принципиальные разногласия.

– Не вы первые, не вы последние с принципиальными разногласиями, – философски заметил Арсений. – Мы с Инкой тоже ругаемся. Без этого семейной жизни не бывает.

– Но мы первый раз так поругались! – Татьяна сделала ударение на слове «так».

– Помиритесь. Ты, небось, весь день с ним спорила. Мысленно, конечно.

– Спорила. Прозорливый ты мой.

– А ты ему позвони.

– Не буду! Сам пусть звонит! – заявление прозвучало так категорично, что Арсений возражать не стал.

– Не хочешь – не звони. Но отвлечься тебе надо. Это точно. Позволь себе что-нибудь приятное.

– Я уже позволила… – грустно ответила Татьяна. – Кофе с сахаром, хлеб с маслом. И в обед… с Люсей… булочку с повидлом… – она вздохнула. – Теперь себя ругаю.

– Вот и молодец. И не надо себя ругать. Ещё что-нибудь сделай. Не знаю… Купи себе что-нибудь. В парикмахерскую сходи. Сделай то, чего тебе давно хотелось!

– Думаешь, поможет? От всего сразу?

– От всего сразу вряд ли, а настроение улучшить может, – улыбнулся Арсений.

– Я знаю, что я себе позволю. И гори всё ясным пламенем! – глаза Татьяны приняли мечтательное выражение.

– Вот и молодец. Иди-ка ты домой. Вдруг там уже Макс сидит и голову пеплом посыпает.

– Ты думаешь?

– Думаю. Давай. Иди.

– Спасибо, Сеничка! Инке привет! – последние слова она выкрикнула уже из-за двери.

* * *

«Кутить, так кутить. Раз я сегодня уже вышла за рамки, то могу позволить себе ещё немного удовольствия. Вдруг Макс вернулся. Вот удивится», – думала Татьяна, входя в булочную напротив своего дома на Загородном. В булочной её повлекло в сторону самых наивреднейших кондитерских изделий. Нарушительница режима решительно выбрала большой торт с большими кремовыми цветами неизвестного вида. Она уже открыла рот, чтобы озвучить свой выбор продавщице, но вдруг услышала странный звук, похожий на комариное зудение. Татьяна прислушалась. Откуда здесь комары? Прислушавшись внимательнее, она различила звуки, очень похожие на человеческую речь. Мелькнула мысль: «Напрасно я так быстро ушла от Сенички». Зудение стало громче, и Татьяна явственно различила слова:

– Не стыдно? Не стыдно, спрашиваю, предавать науку? Проваливать эксперимент?

– Ты кто? – Татьяна посмотрела по сторонам, но никого, кроме продавщицы рядом не было.

– А! Так ты меня всё-таки слышишь? Я уж думала, всё. Думала, потеряла ты меня.

– Да кто ты такая, чтобы меня укорять? – Татьяна начала сердиться – какая-то неизвестно кто смеет ей указывать.

Продавщица, видя, что женщина замерла около прилавка со странным недоумённо-испуганным выражением лица, решила поторопить события:

– Девушка, что для вас?

– А? – вслух произнесла Татьяна, а сама в это время подумала: «Глупость какая! Почему «для вас»? И кто решил, что это знак вежливости? Звучит хуже, чем «чего изволите». Ещё «с» надо было бы добавить. Что-с для вас-с». Однако обращение «девушка» ей понравилось. Она уже хотела показать милой женщине, какой торт она выбрала, но снова услышала голос:

– Нет. Ты всё-таки собираешься попрать собственные принципы.

– Собираюсь. А тебе какое дело?

– Самое непосредственное.

– С чего это вдруг? – Татьяна ещё раз осмотрелась. Антураж не изменился. В непосредственной близости находилась только продавщица. «Чревовещательница она, что ли? – подумала Татьяна. – Ерунда. Откуда она может знать о моей работе».