– Представь, каково это, когда есть два ребенка, один получает все, а второй – хрен с маслом. У Леши появлялось все, о чем он просил: игрушки, сладости. Внимание и поддержка, в конце концов. А для меня всегда находили убедительные и педагогически обоснованные нравоучения. А я старался, рвал жопу, чтобы заслужить похвалу от отца.

Они остановились возле светофора, ожидая разрешающего сигнала. Лана, чуть повернув голову, украдкой посмотрела на Дениса. Красный свет светофора падал на кожу, придавая лицу зловещий вид. На секунду Лана представила, что это отблески адского пламени, в котором отбывают свой бессрочный срок грешники. Ей стало не по себе от этой картины, и она с облегчением выдохнула, когда красный свет погас, уступив место зеленому.

– Пойдем, – проговорила она, и Денис двинулся вперед, даже не посмотрев на светофор.

В который раз Лана удивилась, насколько быстро люди подчиняются ее воле. Но почему-то этот дар больше походил на проклятие. Ей так хотелось сбросить с себя сейчас весь этот груз и просто стать слабой. Чтобы за нее разобрались с этой бесовщиной: с Анку, с письмами, с жертвами. Но чуда не происходило, а это значило, что разгребать дерьмо в этих авгиевых конюшнях придется именно ей.

«Господи, помоги мне», – мысленно произнесла она короткую молитву, а Денис тем временем продолжил:

– Леша был на восемь лет меня младше. Он был засранец, но, наверное, все младшие братья засранцы. Так получалось, что я всегда оказывался крайним. И за это я ненавидел его. Очень сильно ненавидел. Однажды он уронил «видик». Отцу его одолжил какой-то знакомец. Естественно, я оказался виноватым, потому что родители застали меня, когда я пытался его отремонтировать. В общем… в общем, выходит, что я пытался сделать как лучше, а получалось, как всегда. И таких случаев было предостаточно. Такое ощущение, что родителям и в голову не приходило, что мой брательник может быть в чем-то виноват. Прямо святая корова.

Денис невесело хмыкнул и замолчал.

Еще несколько минут они провели в тишине. Вдали Лана увидела девятиэтажную «свечку», в которой она с подругой снимала квартиру.

Она прервала молчание:

– И что произошло?

Ответ ее ужаснул. Она ждала чего угодно, но только не этих трех простых слов.

– Я убил его, – тяжело проговорил Денис. Слова прозвучали глухо, словно его рот был забит ватой.

Лана остановилась и посмотрела в глаза Денису. Она всего ожидала, что эти три слова каким-то чудом окажутся ошибкой или шуткой. Крайне глупой и неуместной шуткой.

Денис не посмотрел на нее. Потом повторил отчетливее, зло и в то же время как-то беспомощно:

– Я убил его.

Он двинулся вперед, и она поспешила за ним.

– Как-то родители пошли в гости, а мне сказали присматривать за Лешей. Естественно, я этого не делал. Я сидел у себя в комнате. Вдруг Леша закричал. Я прибежал на кухню. Он стоял возле окна, а занавеска в нескольких сантиметрах от него пылала. Видимо, он баловался спичками, а серная головка отлетела и попала на занавеску. Или еще какая хрень произошла, не знаю. Я потом много чего передумал. Времени было достаточно.

Он хмыкнул.

– И вот он стоял и смотрел на огонь, не шевелясь. Я помню свою первую мысль: «Оставь его. Беги». И я… я…

– Побежал?

Денис кивнул.

– Я выскочил в подъезд. Босой, в трусах и в майке. Тут же очухался и решил вернуться, но сраная дверь… она захлопнулась.

Лана представила картину себе так ярко, что мороз пошел по коже. Она увидела полуголого мальчика, который пытается открыть захлопнувшуюся дверь. Раз за разом дергает, не понимая, почему же ручка не поддается, а из квартиры доносится крик.

– Он стал кричать все громче и громче, и тогда я побежал. Я не хотел слышать его. На первом этаже я столкнулся с соседкой. Она выглядывала из-за двери – видимо, услышала Лешин крик. А быть может, и мой. Она-то и вызвала пожарных.

Денис стал говорить тише и быстрее, и Лане пришлось напрячь слух, чтобы услышать его.

– Я ведь намеренно это сделал. Я желал его смерти. Я много раз, после очередной взбучки от родаков, мысленно желал, чтобы он умер. Лежал в кровати и представлял, как родители будут меня любить после его смерти. Как они поймут, что напрасно не любили такого чудесного паренька. Как у них не останется других вариантов, и я, в конце концов, стану любимым сыном. Я ненавидел брательника, а получилось, что не того ненавидел. Его вины здесь не было. Он еще ничего не понимал, он же маленький… был.

Последнее слово упало, словно камень в глубокий колодец. Денис пнул валявшуюся на асфальте пластиковую бутылку и замолчал.

Лана, пораженная, не произнесла ни слова. Она была готова к тому, что история Дениса не имеет хеппи-энда, но все еще надеялась на какое-то чудо. Теперь же мысль о чуде тихо и скоропостижно скончалась.

– Оказалось, что я очень круто «накололся». Расположения родителей я так и не получил. Думаю, им в голову не раз приходила мысль, что сгореть должен был я, а не Леша. Нет, не думаю – уверен. Лично меня эта мысль посещает постоянно.

Денис остановился и, наконец, поднял глаза. Поймав взгляд Ланы, он проговорил:

– Ты единственная, кому я рассказал это. Я когда-то себе поклялся, что этот эпизодец останется между мной и братом. И даже если ты после этого решишь не тратить на меня время, я рад, что это сделал. По крайней мере, я теперь смогу с этим жить… даже если осталось недолго.

Лана сказала, изобразив злость, которой не чувствовала:

– Не говори ерунду, дорогой. Времени у меня достаточно.

И добавила:

– У тебя тоже.

И поняла, что сделала все правильно. Увидев облегчение в глазах Дениса, она поспешила сменить тему разговора.

– Пришли. Если хочешь, можешь остаться у меня.

– А как же твоя соседка?

Лана улыбнулась.

– Да к черту соседку, потерпит.

Денис покачал головой:

– Пожалуй, все же откажусь. Денек сегодня тот еще. Надо отдохнуть, а то после вчерашнего дождя меня все еще колотит. Закинусь таблеточкой и посплю.

Он слабо улыбнулся слегка подрагивающими губами и тут же сделал странное движение – постучал себя ладонью по заднице. Лана поняла смысл жеста и сделала то же самое по карману, в котором лежала записка от Дениса. Она помнила. Денис не просто так отказывался зайти к ней. Он давал ей возможность прочитать то, что написал в записке, ведь вместе с ним к ней в дом зашел бы и Анку.

Она поцеловала его в губы, быстро, но нежно. Ее порадовало, что из глаз Дениса пропала та отстраненность, что напугала ее два часа назад.

– Ну тогда беги. А то уже поздно… или, наоборот, рано.

Денис взглянул на часы:

– Уж если ты права…

– …то я права.

«Комсом. – кольц., 1 вагон в стор. Курск. сегодня, 10.32, не опазд. Ко мне не подходи, но в вагон заходи за мной». Лана с трудом понимала корявый почерк Дениса: буквы прыгали и разбегались в разные стороны, словно он писал на ходу, но все же расшифровала послание.

Комсомольская – кольцевая, первый вагон в сторону станции Курской. Не опаздывай.

Лана поспала всего два часа, с шести до восьми, но чувствовала себя вполне бодро. От вчерашней безысходности не осталось и следа. Начинало что-то происходить, а это значило, что еще не все потеряно. О возможном трагическом исходе старалась не думать – не время.

Она тихо оделась и прошмыгнула на кухню, стараясь не разбудить свою подругу, которая, судя по всему, вовсе не собиралась ехать в институт. Аккуратно прикрыв дверь, щелкнула выключателем электрочайника. Заглянула в холодильник, но тут же закрыла дверцу. Есть совершенно не хотелось. Все внутренности гудели, словно потревоженный пчелиный улей, кровь билась в висках, во рту пересохло. Когда закипел чайник, дверь приоткрылась, и показалось слегка припухшее после сна лицо Лены. На ее щеке виднелся красный отпечаток от волос. Подруга выглядела настолько привычно домашней, своей, что Лане на мгновение показалось, что вся прошедшая неделя – не что иное, как сон. Местами приятный, по большей части страшный и, несомненно, весьма реалистичный сон. Но нет, в руке она держала ту самую записку от Дениса, которую он ей передал несколько часов назад.