Однако они всё равно продолжали обсуждать отели, море, аниматоров, вспоминали детские площадки, которые были в отеле и прочее. Оказалось, что девочки помнят их последний отдых, ещё когда они ездили вместе с папой.

– А помнишь, когда мы ездили с папой, – начала Катя и осеклась. Видимо, она забыла, что мама много не помнит, и вспомнила, когда уже стала говорить.

Мама Светланы рассказывала ей, как она пыталась объяснить девочкам, что из-за аварии их мама многого не помнит. Оля поняла, хоть и не сразу. Вспомнила какой-то фильм, который видела по телевизору. Надо сказать, что фильм был совсем не для детей, но как-то не уследили, и Оля посмотрела тогда довольно взрослый фильм. Каким-то детским чутьём она поняла, что задавать вопросы про фильм не стоит. А вот когда бабушка стала говорить об амнезии матери, забыла и спросила, как в том кино, где женщина ничего не помнила и каждый вечер записывала то, что произошло за день на телефон. Бабушка кино не смотрела, поэтому отделалась коротким «Да». Оле этого оказалось достаточно. Катя же долго не могла понять, как это мама ничего не помнит. В её детской головке не укладывалось, как мама может не помнить её и папу, и ещё какие-то важные, с точки зрения ребёнка, вещи. Наверно, она так и не поняла этого до конца. Поэтому с ней пришлось договариваться – не напоминать матери о том, что было раньше, не напоминать о папе. После бабушки старшая сестра пыталась ей объяснить, как это не помнить. Она даже пересказала Кате тот фильм, который не должна была видеть. Катя внимательно выслушала, пожалуй, даже с интересом, однако это не прибавило ей понимания, почему мама что-то не помнит. Возможно, именно поэтому иногда она забывалась и пыталась напомнить матери то, что было раньше. Вот как сейчас, это же так естественно что-то помнить, а если человек не помнит, то надо сказать ему, и он вспомнит… Поэтому Катя начинала что-то говорить, чтобы напомнить, и только потом сама вспоминала, что у неё был договор с бабушкой не напоминать маме о прошлом, особенно о папе.

Мама и сама старалась не говорить со Светланой о прошлом. Хотя и у неё порой проскальзывало: «А помнишь…» и тут же она осекалась. Про мужа же Светланы мама ни разу не заговорила. Было похоже, что она винит в аварии и том, что произошло с её дочерью именно его.

Однако Светлана как-то странно, смутно, будто через пелену увидела пляж, море, ту самую гальку, что так не хотела Катя, девочек, значительно младше, чем сейчас и загорелого мужчину. Вся картина была как-то размыта. И если девочек она узнала, потому что их образы были для неё знакомы и узнаваемы. То мужчина… Она поняла, что это её муж. Но это было скорее знание, чем узнавание. И даже лица его она толком не видела. Чётко обнажённый торс, довольно красивый, накаченный, кубики пресса. А вот лицо размыто, как сквозь мокрое стекло, когда ничего не разберёшь. Хорошо видно длинную густую чёлку, а когда она захотела опустить взгляд ниже, чтобы увидеть его глаза, нос, губы, непроизвольно взгляд ушёл в сторону, она лишь успела увидеть размытое пятно лица на мгновение, и вот уже она видит вдалеке горы в дымке. Она силой воли заставила взгляд вернуться к лицу мужчины, но на этот раз она увидела только белозубую улыбку более-менее резко, но тут же мужчина отвернулся от неё. Она так и не увидела его лица. Затылок, а потом фигуру целиком, он удаляется от неё, идёт к морю, а впереди бегут, смешно подскакивая, девочки.

Никаких чувств и эмоций Светлана не испытала. Если, вспомнив вдруг девочек маленькими, она чуть не расплакалась, комок подступил к горлу, накрыло волной радости. То пытаясь вспомнить мужчину, она не испытывала ничего. Скорее даже ощутила вдруг какой-то холодок в груди. Так бывает, когда зимой в морозный день выходишь из тепла на улицу и не ожидаешь холода. Вчера ещё были комфортные минус десять, а сегодня вдруг с утра минус двадцать пять. Не ожидаешь такого холода. Выходишь из дома на улицу и от резкой смены тепла на холод даже дыхание перехватывает. Невольно появляется желание поглубже укутаться шарфом и дышать сквозь него.

Также сейчас было и со Светланой. Захотелось отодвинуться от этого воспоминания, слишком холодным оно было. Странно, а ведь вспоминала лето.

– Что ты хотела, чтобы я вспомнила? – спросила Светлана Катю.

Получив одобрение матери, Катя продолжила:

– Вы тогда с папой жили в одной комнате, а мы в другой, сейчас тоже так будет?

– Вряд ли, скорее мы все втроём будет жить в одной комнате.

– А ещё там пляж был с такими камушками, об которые я всё время ноги царапала и ходить было больно, – добавила Катя и уточнила, – пальчики на ногах об камни отшибала. Ушибала, – она никак не могла подобрать правильного слова, – Ходить по ним неудобно, я падала. Лучше песочек.

– Да, солнышко моё, мне тоже больше нравится песочек, будем искать пляж с песочком.

Удовлетворённая ответом матери, Катя побежала догонять сестру, которая уже убежала вперёд. Светлана тоже прибавила шагу, чтобы не терять девочек из виду.

Дома, как и обещала, она ещё раз с ними обсудила, как они хотят отдыхать и записала их пожелания. Это была своего рода игра. Светлана сидела с блокнотом и ручкой, а девочки наперебой говорили, что они хотят и чего не хотят. Они себя чувствовали эдакими взрослыми дамами, с которыми советуются, выбирая отдых.

У Светланы была знакомая, которая подбирала для неё отель. Удивительно. Вот мужа она не помнит, а девушку, что на протяжении семи лет отправляла их отдыхать помнит. Более того, даже помнит, что уже семь лет ездит отдыхать через её агентство.

Поручив своей знакомой подобрать для них с девочками отель, согласно детским запросам, Светлана со спокойной душой расслабилась и даже забыла от этом. И только когда приятельница, которую звали Людмила, а для близких и знакомых – Мила, скинула сообщение, что подобрала варианты надо определяться и подавать документы на визу, Светлана вдруг задумалась, а где же её загранпаспорт. То, что он у неё был, она знала точно, в конце концов два года тому назад они же как-то ездили отдыхать, значит он точно есть, а вот где он сейчас – она не помнила. Более того, она не знала были ли девочки вписаны в её паспорт или у них были свои паспорта. А вдруг они вписаны в паспорт отца, в не в её? А вдруг срок годности паспорта истёк, может же и такое быть. Хотя эта мысль, как появилась, так и уплыла, откуда-то взялась уверенность, что паспорт ещё действителен. Только надо его найти. Светлану вдруг накрыло волной страха. Откуда этот страх, из-за чего она не могла понять. Пришлось позвонить Миле, чтоб предупредить, что будет искать паспорт, но, к сожалению, не помнит, где он и даже не представляет, где искать, будет перерывать всю квартиру. Мила успокоила Светлану, что времени ещё достаточно – можно сделать новый. Предложила отвести два-три дня на поиски, если же не увенчаются успехом, то займутся оформлением нового. На том и договорились, что как только найдёт паспорт или через пару дней Светлана должна перезвонить.

Разговор с Милой происходил днём, когда Светлана была на работе. Заняться поисками паспорта она могла только вечером. Мысленно она пыталась вспомнить, куда она могла положить паспорт? Было ли где-то в квартире отведено какое-то место для документов? Вспомнить не получалось, однако перед глазами стояла картинка их квартиры, вернее дверь в кабинет мужа. Светлана вдруг вспомнила, что эта комната отводилась под кабинет-библиотеку, которые должны были быть общими. Но потом уже позже, когда они поселились в квартире, закончили ремонт и стали обживаться, комната сама собой стала кабинетом мужа. Светлана туда почти не заходила, разве что для того, чтобы навести в ней порядок. А после аварии не заходила туда и вовсе, даже для того, чтобы хоть пыль вытереть. Максимум что она делала, открывала дверь для робота-пылесоса, чтобы впустить его туда, а потом закрывала, когда видела, что пылесос вернулся на базу заряжаться. Хотя даже это она делала далеко не каждый день, и даже не каждую неделю.