Но вот воспоминания О Любви и О Людях помечались по‐разному. Примерно на половине была этикетка «Забыть», а на половине – «Помнить». Некоторые из воспоминаний были поистине драгоценными – и такие стоило беречь. Некоторые – убийственными, и с ними следовало распрощаться. Только на этих банках Ли иногда приходилось менять этикетки, в случае если пациенты возвращались и умоляли забрать у них память о бывших друзьях, которую они прежде хотели сохранить, или, напротив, просили вернуть им воспоминания о возлюбленных, от которых они когда‐то отказались.

Если же банки с надписью «Забыть» целый год простаивали нетронутыми, Ли снимал их с полок и утилизировал. Эту работу он любил меньше всего. Нужно было отправиться в самую чащу Тополиного Леса, к маленькому и чистому пруду. Опустить каждую банку в воду и медленно открыть крышку, высвобождая воспоминания.

Это место, которое Ли окрестил Прудом Забвения, было поистине волшебным. Пруд появился давным-давно благодаря чарам госпожи Память, и его воды уносили любые воспоминания. Ли чувствовал себя там неуютно. Пруд будто говорил с ним мрачным шёпотом, и Ли вечно казалось, что если он когда‐нибудь случайно упадёт в эту воду, то потеряет все свои воспоминания и попросту исчезнет. Он заключил, что в пруду обитают недобрые силы, и старался приходить сюда как можно реже. Банки с воспоминаниями, которые нужно было уничтожить, он обычно отставлял в сторонку и приходил в лесную чащу от силы пару раз в год. Мама с госпожой Память, кажется, не возражали. Пока банки обклеивались правильными этикетками и расставлялись по правильным полкам, в западной части дома царило благополучие. А госпожа Память тем временем тщательно документировала все приёмы – записывала, у каких пациентов изъяты какие воспоминания и в каком количестве. Здесь требовались аккуратность и дисциплина, как и в работе Ли.

Закончив рассматривать полки, он выключил свет, закрыл дверь в кладовку и тщательно её запер. Позади он услышал шум, напоминающий хруст пальцев. Ли уловил его левым ухом, нечувствительным к остальным звукам. Это была госпожа Память.

Она стояла в коридоре, но заговаривать с Ли не стала. А только прошла мимо, как всегда невидимая, напевая какую‐то печальную песню. Задняя дверь со скрипом распахнулась, и Ли ощутил дуновение ветерка – удивительно тёплого для ноября. А потом она со стуком захлопнулась, и негромкая песнь стихла.

Ли заглянул в приёмную. Миссис Дерри уже ушла, и Джудит в одиночестве сидела в плетёном кресле и разглядывала свой изумрудно-жемчужный браслет. Ли уже с десяток раз слышал историю этого украшения, но она ещё не успела ему надоесть.

Когда отец Ли и Феликса ещё только начинал прислуживать господину Смерть, он нашёл этот браслет под большим камнем у водопада Бун-Фоллс, как раз в том месте, куда прозрачная вода бьёт сильнее всего. Браслет выскользнул из расщелины и упал прямо в вытянутую ладонь Винса Викери. Он тут же потерял равновесие и рухнул в воду, сильно ударившись головой о каменистое дно. Вскоре его плащ зацепился за кусты ежевики, растущие вдоль самого берега, где его вскоре и нашла Джудит Бердвисл – помощница госпожи Память. Винс лежал в беспамятстве. Джудит вытащила его из воды и прильнула к его губам, вдыхая воздух ему в лёгкие. Когда Винс пришёл в себя, он подарил спасительнице свою находку – браслет, который он сперва хотел обменять на запасы продуктов на зиму, – а ещё принёс Джудит клятву в вечной верности.

Это случилось на Хеллоуин – в день, когда у господина Смерть был выходной, а госпожа Память была чем‐то занята. И потому за этой встречей наблюдала лишь Третья Тень – госпожа Страсть. Именно благодаря ей Джудит и Винс, чьи хозяева откровенно соперничали, влюбились друг в друга с первого взгляда, и господин Смерть с госпожой Память не успели им помешать. Только позже они смогли вмешаться в ход событий – так и появился Договор.

– С работой покончено? – спросил Ли у мамы. Та подняла на него взгляд:

– Недавно ушла последняя пациентка.

– Ну и воспоминания у неё… Просто жуть.

– Да. – Джудит кивнула с совершенно бесцветным лицом – оно всегда становилось таким после приёмов. – Ты их хорошо закрыл?

Ли начал закрывать банки с воспоминаниями, когда ему исполнилось десять, и с тех пор не прошло ни единого дня, когда Джудит не задавала бы ему этот вопрос. Если банка разобьётся или крышка ослабнет, содержимое выплеснется наружу. Такое воспоминание перестанет принадлежать пациенту, у которого его изъяли. Его новым хозяином станет тот, кто окажется ближе всего к прохудившейся банке. А если в тот момент поблизости никого не будет, воспоминание попросту рассеется, исчезнет навсегда.

И хотя Ли прекрасно знал обо всех этих рисках, в кладовке он проявлял непозволительную беспечность. Нередко бывало такое, что он по ошибке повязывал оранжевыми ленточками банки, которые следовало украсить зелёными, или ставил воспоминания О Людях рядом с воспоминаниями О Любви, из‐за чего пациенты, явившись к Джудит на повторный приём, рассказывали, например, что ни с того ни с сего воспылали любовью к продавцу из ближайшей бакалейной лавочки. Но это ещё полбеды. В прошлом месяце Ли плохо закрыл банку с Мелочами, и все воспоминания, которые в неё поместили, испарились за одну ночь.

Госпожу Память это совсем не обрадовало. И хотя самому Ли она ничего не сказала, он слышал, как она поздним вечером шумно о чём‐то пререкалась с мамой, а на следующий день что‐то недовольно пела ему на ухо, пока он закрывал и расставлял новые банки. Впоследствии она несколько недель не отходила от него, чтобы удостовериться, что он всё делает правильно.

– Лучше некуда, – подтвердил Ли. – Пойду на крыльцо выйду.

– Ужин будет через полчаса, – предупредила мама.

Она знала, что Ли выходит на крыльцо, чтобы встретиться с Феликсом, сыном, которого сама она никогда не узнает. Когда Ли глубоко задумывался об этом, ему становилось невыносимо грустно. Поэтому в тот день он решил вообще об этом не думать. Он вышел на крыльцо и уселся на самой верхней ступеньке. А потом всмотрелся в мрак Тополиного Леса, сосредоточенно прислушиваясь к шагам Феликса.

Феликс положил последние веточки морщинистого посконника в мешок. Пальцы уже болели от постоянного выкапывания и срывания растений. Правда, Феликсу всё равно очень нравились дни сбора трав, нравилось быть в лесу, вдали от холода, царившего дома, от господина Смерть, от зловония, которое источали красные свечи, горевшие в подвале.

Феликс понимал, что это последний погожий осенний денёк. Вот-вот грянет настоящий ноябрь. Именно поэтому он так трудился весь день, собирая все травы, перечисленные в списке, составленном отцом. Когда же мешок наполнился до краёв и заметно отяжелел, Феликс направился домой, неся за плечом пахучий ворох самых разных растений.

У западного входа в Тополиный Дом кто‐то зажёг фонарь. Ли. Феликс хорошо помнил не столь далёкие времена, когда брат дожидался его, вперив жадный взор в книгу. В те дни Ли искренне верил в то, что существует способ уничтожить Договор.

Он перечитал десятки книг вроде «Практических вопросов магии» или «Искусства снятия чар» из библиотеки Бун-Риджа. Тогда Ли был полон надежд, убеждён в том, что уже очень скоро сможет послушать отцовские рассказы, сидя в смотровой в восточной части дома, а Феликс начнёт готовить вместе с мамой на западной кухне. Но всё это прошло. Прошло после того, как Феликса заперли в подвале, а Ли отправили посреди ночи к Пруду Забвения – опустошать банки с людскими воспоминаниями до самого рассвета. По словам госпожи Память и господина Смерть, они ещё легко отделались за свою попытку одурачить Тени.

Феликс приблизился к крыльцу, и тут Ли наконец‐то его заметил и жестом подозвал к себе.

– Как тебя долго не было! Я уж было решил, что тебя сумеречные гоблины слопали.

– Ну что, готов бежать? – спросил Феликс.